И Вилли встряхивается, усмехается зло и криво, сгоняя с себя неуверенность, и подходит к стеблю.

Он избавится от Сона! Пусть даже сгинет вместе с ним и Джилл. Останется придумать, что делать со спасённой Карсоном девчонкой… Вдруг она уже всем рассказала о том, кем был её похититель?

Ну да ладно, в случае чего слова её некому будет подтвердить и Вилли уж как-нибудь очистит своё имя! Может быть, даже вернётся к первоначальному плану и убедит всех, что девчонка эта душевно больна. Или является ведьмой… С этим сейчас строго. А ему поверят.

Со временем, но поверят! Он… Да и ведь он не хотел её убивать. Остальных тоже. Сам не знает, зачем делала всё это… Ему просто… Просто хотелось и нравилось.

— Это не значит, что у меня нет чувств, — зачем-то произносит он вслух и заносит над стеблем топор.

И по округе разносится глухое и влажное: тук-тук, тук… Тук.

***

Спускаться назад отчего-то оказывается физически сложнее. Хотя почему «отчего-то»? Причин для этого хоть отбавляй! Взять даже скопившуюся за всё время усталость и стресс. К тому же Женя подозревает, что истощена ещё и магически.

Но — она бросает взгляд на чертыхающегося и плюющегося Джека в свадебном платье — зато результат налицо.

Бедному Карсону приходится тащить на себе все сокровища и временами помогать ей, поддерживать, следить, чтобы никто не упал.

В лицо дует ветер. Холодно. Хочется домой. Хотя бы в дом Джилл.

Как же всё-таки хорошо, что у Карсона есть такой огромный авторитет перед собаками. Вот только надолго ли хватит цербера? Им как можно скорее нужно спуститься и уничтожить стебель.

— Бобовый стебель, — говорит она с усталой улыбкой. — А великан — Боб. Символично, не так ли?

— Даже думать не хочу, — усмехается Сон, и всё вглядывается вниз. Ждёт, когда можно было бы сбросить сумку с золотом, не опасаясь, что оно разлетится на долгие мили вокруг и потеряется.

Как вдруг стебель начинает вибрировать.

— Чёрт, — настораживается Джек, хватаясь за ножку одного из гигантских листьев, — что это? Вы заметили?

Карсон собирается что-то ответить, как стебель начинает наклоняться в одну сторону, медленно, но неуклонно, затем выпрямляться и наклоняться в другую.

— Нехорошо… — шепчет Сон и приближается к Жене, чтобы в случае чего точно успеть её подстраховать. — Давайте быс…

Но его прерывает сотрясающий небеса крик великана:

— Я догоню вас и сброшу вниз!

И дикий лай пса вдогонку к этому.

— Надеюсь, он не сорвётся, попытавшись полезть следом…

Джек в ответ смотрит на Сона дикими, непонимающими глазами:

— Да уж лучше бы сорвался!

Но Сон отмахивается:

— Я ж не про великана!

Жене становится так жаль, что Сон не может оставить пса себе… Ей и вправду не хотелось бы, чтобы это страшилище упало. Да и великана это тоже касается.

— Если он полезет, стебель разве не согнётся? — со страхом спрашивает она. — Надо торопиться…

— Я надеюсь, — отзывается Сон, — что мы раскачиваемся лишь поэтому… Потому что в таком случае, нет, не думаю, что боб не выдержит Боба. Однако, ты права, надо спешить!

Только вот великан спускается куда быстрее их… И вот уже наверху видна сквозь пелену тумана его широкая спина и ноги.

— Моя жена! — кричит он. — Моя!

А Джека передёргивает, он невольно косится на своё платье.

— Надеюсь, он это не про меня…

Женя окидывает его наряд взглядом и шепчет:

— У нас во время войны из таких платьев делали парашюты… Я что-то такое слышала. Но едва ли мы сможем соорудить что-то подобное. Арфа, а у тебя нет идей?

Но она лишь звонко выкрикивает из сумки:

— Бежать! Бежать! Бежать! — и уже великану: — Пупсик, хочешь сыграю тебе напоследок что-нибудь успокаивающее?

Но великан на это ревёт и приближается к ним ещё стремительнее.

— Разорву тебя на части, повыдёргиваю струны, предательница!

И арфа замолкает.

Но когда великан уже почти спустился до них, стебель наклоняется в сторону ещё сильнее и уже не выпрямляется. А с земли доносится странные звуки.

Карсон прислушивается, отвлекаясь от Боба, и бледнеет.

— Кто-то рубит стебель.

Женя чувствует, как страх сдавливает горло и сковывает движения. Нет, нельзя этому поддаваться. Эмоцию нужно использовать себе во благо.

Она шепчет своё желание, и тёплая сила обволакивает всю троицу. И… срывает с бобового стебля, словно созревшие плоды.

Ветер успевает подхватить крик Джека: «Я не могу погибнуть, как девица в подвенечном платье!», и всё заглушает треск боба.

Стебель падает на землю, словно срубленное тяжёлое дерево, и крушит собой лес и сарайчик, чудом не задевая своими щупальцами-усами дом матери Джилл. Из которого как раз выбегает она и принимается причитать да плакать, уже будто бы не особо боясь Вилли.

— Там ведь моя дочь и её богатый жених! Мы бы так зажили, так зажили! Зачем, что ты натворил, идиот?! Как только посмел здесь топором махать, будто придурошный убийца?!

Она бы продолжала ещё долго, не замечая, как подходит он к ней, готовясь ударить тем самым топором, если бы…

Если бы с неба на Вилли не рухнул мужчина. Огромный, мускулистый… красивый.

Мать Джилл даже дышать забыла, как позабыла о всех недавних страхах и о том, что под этим мужчиной едва ли выжил её неудавшийся зять.

На удивление ведьминская сила страхует всех, они будто падают на матрас с высоты своего роста. Правда, сама Женя чувствует себя так, будто потеряла много крови. Подняться сложно, голова кружится, пальцы дрожат, холодно…

— Карсон, — находит она его взглядом, — он тут всех перебьёт… Там маленькая девочка. Надо… спасти.

Но он спешит взять её за плечи и мягко прижать к себе, словно в попытке согреть.

— Глупая ведьма, — выдыхает он в её волосы, — нельзя ведь так силой пользоваться… Но всё будет хорошо!

Он уже собирается подняться и шагнуть навстречу к Бобу, который замечает их и готовится подойти, как вдруг между ними возникает мать Джилл. Со скалкой в руках.

И со всей дури ударяет великана по колену — судя по всему, просто потому что только до него и смогла дотянуться.

— Не сарая теперь, не жениха, ничего! Ещё хочешь и другого жениха убить, тварина ты такая?!

Он замирает, ошалело глядя на зарёванную и разъярённую женщину. А она ещё и требует вдруг, потрясая в воздухе скалкой:

— Отвечай!

— Э-э… Я Боб.

— Вот это, — указывает она на срубленный стебель, из которого выливаются вёдра сока и с шипением впитываются в землю, — был боб, а ты тварь несуразная! Обидел меня, — всхлипывает она, что совсем не вяжется с её недавним поведением и тоном голоса.

— Обидел? — моргает Боб непонимающе. — Я?..

— А кто по-твоему?! Дурдом какой-то, — высмаркивается в грязный платок, и швыряет в великана скалку. — Дурдом! Как жить-то дальше?!

А затем отчего-то оба смотрят друг на друга, затаив дыхание.

Первым сбрасывает с себя оцепенение Боб:

— Это ты…

Мать Джилл воровато озирается и на всякий случай отступает от него на шаг.

— Что, я?

— Жена…

— Не замужем я, — теряется она пуще прежнего.

— А я?

Она окидывает его оценивающим взглядом:

— Ты тоже вряд ли замужем…

— Да нет, я тебе люб?

Она проглатывает подступивший к горлу ком.

— У тебя ж, как понимаю, даже клочка земли нет, ты вон с растения свалился… Но красив, ничего не скажешь, красив.

— Золото у меня и арфа волшебная.

Арфа, услышав это, тяжело и пугливо вздыхает.

— Золото? — начинает игриво улыбаться мать Джилл.

Женя закрывает себе рот, то ли чтобы не засмеяться, то ли чтобы не заплакать…

— Это моя мать! — подаёт она голос. — Ты что меня бросаешь ради моей матери?

— Ты меня бросила, выйдя за этого! — пальцем указывает в Карсона.

А мать Джилл всплёскивает руками.

— Ах, прямо замуж?! Ах! — и вдруг выкрикивает, обращаясь к «дочери» — А вот локти теперь кусай! Сразу вижу, у моего то золота много! Твой конечно тоже ничего, — и улыбается Карсону так заискивающе, что становится тошно, — но мой то, глянь, во всём больше! Фух, а я то уж подумала, что вообще всё рухнуло и жизнь кончилась! А вот, не оставили нас небеса, не оставили!