Указав проводником в сторону, откуда донесся звук, выкрикнул заклинание. Всполох магии осветил лес, заклинание с хрустом расщепила ствол акации. Том никого небыло. Тогда Малиновский вскрикнул снова, но уже от страха.

Его колотило от адреналина, который был непривычным для его старого тела. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Когда он выбрался из леса, как пловец, раздвинул густые кусты и увидел, перед собой речной пляж, то похолодел.

* * *

— Верни книгу, — проговорил я, когда Малиновский выбрался из чащи.

Он замер передо мной. Желтоватая старческая кожа была сейчас бледной. В свете месяца и звезд, это было видно особенно отчетливо.

— Меня заставили, — сглотнул он, — если бы я этого не сделал, Сновидец убил бы меня. Я боролся за свою жизнь.

— Это нормально, — я извлек проводник, и Малиновский вздрогнул, — все мы боремся за жизнь. Я борюсь за жизнь. Ты борешься за жизнь. Моя невеста, Екатерина боролась за жизнь, когда твое братство убивало ее.

— Давай договоримся, Павел, — глубоко дыша и пятясь, проговорил Малиновский, — я верну тебе книгу, а ты сохранишь мне жизнь, — его губы тряслись, — ты больше никогда меня не увидишь. Больше никогда обо мне не услышишь. Я сбегу из ордена, перестанут докучать тебе!

— Как лихо ты цепляешь за собственную жизнь, старик, — ответил я.

Я заметил, что Малиновский завел правую руку за спину, левой сжимая книгу, однако ничего не стал говорить ему по этому поводу.

— Скорее, — пошамкал он губами, — я боюсь смерти. Ну? Мы договорились? — с надеждой в голосе спросил он, — опусти проводник, прошу…

— Александр Сергеевич Замятин, — начал я, — родоначальник дома Замятиных, всегда говорил, что прощение — главная добродетель боярина. Врагов нужно прощать. В этом честь.

— Твой предок был очень умным человеком, Павел, — пятясь, Малиновский споткнулся, чуть было не упал, но удержал равновесие, — прошу, прислушайся к его словам!

— Да, — согласился я, — он был очень великодушным и всепрощающим. Вот только я — не он.

Малиновский, строивший до этого очень жалкое лицо, тут же изменился. Его рожу исказило злобное выражение, он выбросил руку с проводником в мою сторону. Я указал своим на него.

— Умри и возродись без маны! — крикнул он слова заклинания.

Острие его ножа полыхнуло голубым.

Глава 6

— Твоя магия — моя, — проговорил я холодно.

Голубоватый сгусток света, который вырвался из острия проводника Малиновского, осветил все вокруг странным светом. Со свистом полетел в меня и тут же был поглощен моим проводником.

Пройдя через все ореолы, подаренные Катей, оно сделало меня сильнее, быстрее, дало понимание о ранге и силе Малиновского. В конце концов, это заклинание отпечаталось в черном ореоле, заняло там предпоследнее место. Я нахмурился. Это была запретная магия. И я тут же обратил заклинание обратно в старика.

Снова вспыхнуло синим. Малиновский заорал, когда сгусток маны ударил в его грудь и волной разошелся по всему телу мага. Не удержав равновесие, старик упал.

— Мана! — крикнул он, отползая, — я не чувствую ее! Как? Как ты это сделал⁈ Как обратил мое же заклинание против меня⁈

— Запретная техника, — холодным тоном проговорил я, — любые заклинания, связанные с лишением мага доступа к магии — запрещены кодексом. Запрещены конвенцией. Их нельзя использовать против граждан Империи. Нельзя изучать без разрешения.

— У… у меня было разрешение! — Растерялся он, — мой дом, дом Малиновских, основывался на антимагии! Мы первые, кто придумал эту технику! Первые, кто на основе нее вывел антимагический ген для женщин!

— Антимагический ген? — Строго спросил я.

— Расскажу подробнее, если обещаешь не убивать!

— Не в твоем положении ставить мне условия, старик, — мой проводник раскалился, — мне достаточно того, что ты уже сказал.

— Нет, стой! — он переполз на колени, примирительно поднял руки, — антимагический ген прививали молодым девушкам! Я сам отдал Сновидцу свою двоюродную племянницу, носившую этот ген! Я не знаю зачем! Но отдал! Он приказал, я не мог ему отказать! Как сейчас с книгой! — Он жалостливо смотрел на меня, отрицательно мотая головой, — я лишь исполнял приказы…

— Как звали ее? — Сквозь зубы процедил я, — как звали, твою двоюродную племянницу⁈

Он сглотнул, помешкав. Узловатые пальцы старика дрожали.

— Ее… ее звали, — лишился было он, но тут же выпучил глаза.

Согнувшись, Малиновский упал на четвереньки. Его бурно вырвало черной жижей.

А! Сука! — приблизился я и схватил старика за одежду, поднял, — говори! Говори, пока не умер, ну!

Я понял, что это было какие-то смертельные чары. Убивающие чары, похожие на те, что использовал один из близнецов фон Миллеровых.

— Говори!

Малиновский не смотрел на меня. Его глаза затянуло черной пеленой. Бледное лицо быстро покрывалось черными пятнами. Он выплюнул жижу, обляпал ей свою грудь и умер.

— Черная спора, — процедил я и отпустил его.

Тело Малиновского беспомощно упало на землю.

— Они все погибли, — проговорил командир гвардии Фоминых — высокий и худощавый, но широкоплечий мужчина.

Овальный бритый череп чернел точками отрастающих волос. Короткая бородка обрамляла подбородок. Он стоял, рассматривая, как его гвардейцы складывают тела в черном.

— Не хотели сдаваться в плен, — сказал я.

— Да нет, граф, — отрицательно покачал головой командир, — хотели. Но что-то пошло не так.

Он указал туда, где в шеренгу лежали несколько тел в неестественных позах. Присмотревшись, я понял, что это были пленники. По связанным рукам, и тому, как они лежали, было понятно, что пока солдаты были живы, стояли на коленях.

— Они просто начали умирать, — догадался я.

— Да. Но до этого их рвало какой-то черной мерзостью.

— Погибли все, — приблизился Виктор.

Я бросил на него взгляд. Дядя выглядел потрепанным и грязным. Однако ранений в бою он не получил.

— Сколько у вас потерь? — спросил я командира гвардии Фоминых.

— Пятеро мертвыми, — поджал губы он, — раненных ни одного. Эта странная черная магия не оставляет ранений, — командир сузил глаза, — только убивает.

— Это черная спора, — кивнул Виктор, — магия, созданная только для убийства.

Командир посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Нет раненых? — я нахмурился, — а Мира? Ее тоже ранили черной спорой.

— Мира? О чем вы? — состроил дурачка командир.

— Не прикидывайтесь глупцом, — напрягся я, — я говорю о Леди Миртабракке, драконе, что принесла вас сюда. Где она? Ее тоже поразила спора. Пустите меня к ней.

Я было двинулся вперед, но командир и еще двое гвардейцев преградили мне путь. Я заглянул ему в глаза.

— Леди Миртабракке, — проговорил он, и в голосе не было удивления тому, что я знаю про дракона, — важнейший член дома Фоминых. Извините граф, мы не пустим вас к ней. При всем уважении, но это невозможно.

— Мы вызвали отряд эвакуации, — вмешался второй, — нас скоро заберут.

— С дороги, — проговорил я.

— Личный указ князя. Леди Миртабракке под нашей защитой. Посторонние не имеют права к ней прикасаться.

— Если ты не уйдешь сам, командир, — я смотрел на него исподлобья, — то я подвину тебя силой.

— Не советую… — начал было он, но тут же замолчал.

— Командир! — Прибежал другой гвардеец, — леди все хуже! Она желает…

— Что желает? — обернулся он.

— Желает видеть меня, — оттолкнул я его с дороги, и тут же услышал, как заскрипели проводники, вытягиваемые из ножен.

— Это большая ошибка, граф! — Прозвучал голос бритоголового за спиной, — одумайтесь!

Я не отреагировал на его слова, пошел к драконице.

— Это правда, командир! — крикнул подошедший гвардеец, — леди желает видеть графа Орловского!

Я не видел его реакции. Однако твердо решил преподать урок командиру гвардейцев, когда все закончится. Такая дерзость в моем доме — непростительная вещь.