Царевна бросила на меня неодобрительный взгляд, но сразу опустила веки. Если бы я не смотрела на неё так внимательно, то скорее всего ничего бы и не заметила. «Материнский инстинкт взыграл? - проворчала я про себя. - Маленькую-миленькую Златочку обижать зась?»

Несвойственная мне раздражительность удивила даже меня саму. Я замерла у изголовья широкой кровати, в первый момент даже не взглянув на больного. Злата раздражала меня уже одним фактом своего присутствия. Маленькая, хрупкая, беззащитная, она всем своим видом вызывала желание согреть, защитить, приласкать. На этом фоне ведьма-любовница, в роли которой я невольно выступила, смотрелась ещё более непрезентабельно. В результате я одновременно испытала такой спектр эмоций, что закружилась голова.

«Да я же ревную!» - осенило меня, и я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства. На уединённой лесной поляне, где ничто или почти ничто не напоминало о моей неудачной попытке зажить семейной жизнью, я почти поверила в то, что сумела отгородиться от своих чувств. Но тут… Да ещё в присутствии счастливой соперницы… Вся муть, собравшаяся на дне души, вдруг взметнулась и завертелась, словно кто-то поковырялся в ней здоровенной корявой палкой. Мне казалось, что Злата смотрит недобро, что она наверняка не желает мне ничего хорошего и вообще держит камень за пазухой.

«На какие, однако, выверты идёт подсознание человека, чтобы выгородить себя любимого, - подумала я, усилием воли разогнав бредовые мысли. - Что угодно выдумаем, лишь бы казаться лучше, чем мы есть на самом деле. А в действительности всё просто. Она хорошая девушка, а я - завистливая и неудачливая любовница!»

Я скрипнула зубами и склонилась над молодым русоволосым мужчиной, лежащим передо мной. Красивое, хоть и слишком худое, на мой взгляд, лицо. Русые волосы и борода, которую явно аккуратно подстригали. Запавшие глаза, очерченные тёмными тенями. И неестественная неподвижность, сразу навевавшая мысли о ненормальности такого сна.

У нормального спящего может сбиться ритм дыхания, дрогнуть веки, пошевелиться пальцы, не говоря уже о том, что во сне мы порой переворачиваемся с боку на бок. А царевича можно было бы перепутать с восковой куклой, если бы не едва заметно вздымающаяся грудь.

Я обошла кровать и взяла спящего за лежащую поверх тонкого одеяла руку. Разумеется, никакого отклика не последовало. Но я уже и без того поняла, что всё очень и очень нехорошо. А уж когда прикрыла глаза, стараясь сосредоточится на магических потоках, как учила когда-то Ядвига, мне и вовсе поплохело.

Молодой мужчина был словно опутан не видимой обычным зрением паутиной. Тонкие нити грязно-зелёного цвета пронизывали его тело насквозь, обвивались вокруг сердца и уходили прочь, растворяясь в окружающем пространстве. А по этим паутинкам медленно, но неотвратимо из царевича утекала сама жизнь.

Я осторожно попыталась зацепить одну такую паутинку своей собственной силой и разорвать. Но едва она натянулась под моим давлением, как царевич застонал и выгнулся дугой, словно мои действия причинили ему боль.

Закусив губу, я потянула сильнее. Мужчина вскрикнул, и носом у него вдруг хлынула кровь. Но при этом глаза так и остались закрытыми. Я каким-то шестым чувством поняла, что если продолжу в том же духе, то скорее убью его, чем разбужу, и медленно отпустила зелёную нить. Ответом мне послужил долгий облегчённый выдох, и всё снова вернулось к первоначальной неподвижности. Только Мира, глотая слёзы, хлопотала вокруг мужа, утирая замаравшую исхудалое лицо кровь.

«Ну что, ведьма всемогущая, - спросила я себя, отступая, чтобы не мешаться у царевны под ногами, - что делать будешь?»

- Что делать прикажешь, матушка? - озвучила мои мысли Мира, поднимая на меня какой-то больной взгляд.

- Пока не знаю, - честно ответила я.

- У тебя хоть что-то случилось, - с долей разочарования опустила голову она.

- Вели отвезти меня обратно в лес. Думать буду, - буркнула я.

- Когда за ответом прийти прикажешь?

- Когда, когда… - едва слышно проворчала я себе под нос. - Если бы я сама знала…

- Прости, матушка, не дослышала я, - подошла ближе Мира.

«Вот только стоящей над душой царевны мне для решения этой мерзкой загадки и не хватало! - обозлилась я, не зная ни как отказать ей, ни как дать знать, если действительно что-нибудь сумею придумать.

- Голубя дай почтового, - наконец додумалась я. - В клетке. И с зерном или чем их тут кормят. Будут новости - пришлю.

Она закивала и бросилась вон из комнаты, словно от скорости, с какой она сможет исполнить мою просьбу, действительно зависела жизнь её мужа. Я почувствовала себя ещё гаже. Дала надежду, оснований для которой не было никаких.

Когда слегка запыхавшаяся царевна вернулась за мной, я молча пошла следом. «Вот так и возникают мифы о злых нелюдимых ведьмах, - мелькнула в голове бредовая мысль, - а мы не злые, мы задумчивые…»

Хотя я в тот момент была именно злой. Что толку с того, что я такая вся из себя одарённая, если сделать ничего не могу. Вот оно, чёрное колдовство. Чернее не бывает, хоть и зелёное, зараза. А я кручусь рядом в полном бессилии. Даже проследить, что за тварь присосалась к бедолаге, и то не могу. Нити словно растворялись в пространстве, теряясь из виду. Я понимала, что где-то они соткутся вновь и сплетутся в лапах у той нечисти, которая всё это устроила. Но где? У кого? Этого я не знала, и как узнать, не понимала, сколько ни ломала голову.

Конечно, существовала мизерная вероятность, что эти нити так нигде и не сходятся, просто рассеивая жизненную силу царевича в окружающем пространстве.

Но такой вариант я всерьёз не рассматривала. Слишком ювелирное колдовство для того чтобы просто так убить. Смысл? В любых детективах всегда рефреном звучало «ищи, кому выгодно». Но как я ни крутила, смерти царевичей были невыгодны никому. Ну, разве что Илье, который, как я поняла, пока не болел. Но чтобы мой бывший жених позарился на корону и ради этого принялся с помощью какой-то нечисти уничтожать братьев… В такое я была не способна поверить, даже если бы и захотела. Да, трусливый врун и неверный муж. Но не убийца.

Однако на всякий случай, уже забираясь в карету, я спросила Миру:

- Скажи, царевна, а коли муж твой помрёт, кто царём станет?

Та поджала кубы, но всё же ответила:

- Никто не станет. Есть у нас царь. Он-то помирать не собирается.

- А после него?

- Илья после него, - недобро сверкнув глазами, отозвалась она. - Вижу я, куда ведёшь, ведьма, да только не там смотришь. Илья царствовать никогда не желал. И сейчас не желает. Да он и царевичем-то быть не хочет. Вон чего давеча учудил. Взял да…

- А племянники какие-нибудь, дядья? - поспешно перебила я, не имея ни малейшего желания в очередной раз выслушивать взгляд с другой стороны на собственную печальную историю.

- Нет никого, - развела руками царевна. Едва я прекратила пусть и не впрямую, но всё-таки обвинять её родственников, она вновь превратилась в обычную грустную и испуганную женщину, единственная надежда которой как раз усаживается в карету. - Случись что такое - вече решать будет. А что уж решит - никто не ведает.

- Понятно, - кивнула я, принимая у подбежавшего мальчишки большую клетку с тремя голубями.

- Корм на задки привязали, - отрапортовал он, явно не испытывая никакого пиита перед страшной ведьмой.

- Я постараюсь помочь, - проговорила я, заметив, как Мира с тенью улыбки проводила пацана добрым взглядом.

- Сын, - пояснила она то, о чём я и сама догадалась. - Он всего не знает. Бережём…

Я невольно скользнула взглядом о большому трёхэтажному терему, где наверняка жила уйма народу, включая слуг, работников, воинов и ещё боги знают кого. И никто при этом не растрепал пацану, что в действительности происходит с его отцом? Для меня это было удивительно. Ещё по той прошлой жизни я выучила, что всегда найдётся «добрая душа», считающая своим долгом облагодетельствовать кого-нибудь горькой правдой, а за неимением оной хотя бы обычной брехнёй. Но здесь царили другие отношения. И я мысленно поклялась себе, что сделаю всё от меня зависящее, лишь бы вихрастый пацан с ясными глазами так никогда и не узнал, как близко от Г рани прошёл его отец.