Конвои на север России отправлялись из исландского Хваль-фьорда или с побережья Шотландии, из Лох-Ю. Хваль-фьорд отделяло от Мурманска около 2775 км, и при оптимальных условиях плавание занимало восемь дней. Расстояние до Архангельска составляло 3460 км, и корабли шли десять дней. Маршрут конвоя из Хваль-фьорда сначала пролегал на север, а затем на восток через Датский пролив, неспокойные воды которого разделяли Исландию и Гренландию. Выйдя из пролива, конвой направлялся на восток по Норвежскому морю, проходил 950 км по краю полярных льдов до Ян-Майена, одинокого заснеженного базальтового острова, знаменитого самым северным действующим вулканом в мире. Миновав Ян-Майен, нужно было еще 950 км идти на восток до скалистого острова Медвежий, откуда начинался самый опасный отрезок маршрута: когда конвои оказывались к востоку от него, они попадали в радиус действия немецких бомбардировщиков, из которого не выходили весь остаток пути в СССР.
Оставив позади остров, конвой шел на восток, а затем спускался на 650 км южнее, по Баренцеву морю к Мурманскому берегу, куда выходит устье длинного фьорда, называемого Кольским заливом. На берегу залива, в десяти километрах от устья, и стоит Мурманск. Корабли, идущие в Архангельск, миновали залив и преодолевали еще более 650 км на юго-восток по огромному Белому морю, со всех сторон окруженному сушей. Архангельск находится в широкой илистой дельте Северной Двины.
Баренцево море круглый год открыто для судоходства, поскольку в нем заканчивается теплое течение Гольфстрим. Но тепло делает его одним из самых неприятных морей в мире. Над Баренцевым теплый воздух, переносимый Гольфстримом, постоянно сталкивается с холодным воздухом с Северного полюса, а затем под действием вращения Земли закручивается в огромные циклоны: они вызывают штормы, во время которых поднимаются высокие крутые волны. Корабли взмывают на эти волны, шатко зависают на гребнях, пока винты крутятся в воздухе, а затем соскальзывают в глубокие ложбины, видя следующие волны впереди. Пассажир торгового судна так описал арктический шторм:
Сначала по нам просто били серые толщи воды, но через час стало казаться, что наша дорога загибается и обрушивается на нас. Конвой рассеялся. Приказа не было: [суда] просто разметало. Гигантские водяные стены ограничивали нашу видимость от силы сотней метров, а бурлящая пена с гребней волн наполняла воздух влагой, словно шел дождь со снегом.
Моряк, впервые оказавшийся в Баренцевом море, сказал, что ветер завывал, «как женщина, визжащая от ужаса, пока ее насилуют или убивают», и это продолжалось часами. Корабельным офицерам приходилось выкрикивать приказы прямо в уши матросам или использовать язык жестов. Средняя температура воздуха колебалась в районе –17 ℃, но могла быстро упасть до –40 ℃. При такой температуре больно было даже дышать, бороды смерзались в удушающие ледяные маски, ресницы выпадали, а волоски в носу превращались в острые иголки. Прикоснувшись к металлу голыми руками, человек обжигался, а порой оставлял на нем куски примерзшей кожи.
Брызги воды застывали в воздухе, и суда становились похожи на ледяные скульптуры. Орудия и иллюминаторы замерзали наглухо. На верхних палубах лед скапливался так быстро, что матросам приходилось постоянно рубить его топорами и молотами, чтобы не возник опасный перевес. Команда одного американского транспорта утверждала, что за время плавания члены экипажа очистили судно от 150 тонн льда. Британский корабль эскорта, потеряв от накопившегося льда устойчивость, перевернулся и затонул. Спастись не удалось никому.
Коротким арктическим летом штормы случались нечасто, но опасность сохранялась всегда. Обычно море оставалось спокойным, как пруд для уток, а в небе ослепительно сияло солнце. Арктика выглядела совершенно иначе, но людям в конвоях она вовсе не казалась гостеприимной. Даже на пике лета температура воды не превышала 4 ℃, а этого достаточно, чтобы обездвижить человека за 10 минут и убить за 20–30. Конвои шли вдоль кромки полярного скопления дрейфующего льда, которое было крайне нестабильным. Одни льдины раскалывались с оглушительным треском, другие с сокрушительной силой сталкивались. На маршрутах конвоев попадались недавно оторвавшиеся от гренландских ледников айсберги. В отличие от дрейфующего льда, они состояли из пресной воды, представляя, по сути своей, глубокие снега, затвердевшие под давлением. Крупный айсберг весит до 10 млн тонн и возвышается на 150 м, но основная его часть скрывается под водой. Не менее опасными, хоть и не такими впечатляющими были небольшие обломки айсбергов, глубже погруженные в воду, а потому плохо заметные впередсмотрящим. Обломки айсбергов размером с рояль ударялись о корпуса кораблей, царапая их, и напоминали морякам, что в арктических водах надо всегда быть начеку.
«Руководство для моряков» предупреждало: «При плавании во льдах не предназначенное для этого судно рискует получить следующие повреждения: деформация или поломка гребных валов, поломка лопастей или потеря винтов, деформация или поломка баллера руля или руля, повреждение рулевого механизма, повреждение кормы и листовой обшивки, сдавливание корпуса и поломка шпангоутов под давлением льда, деформация обшивки и выпадение заклепок». Чтобы подготовить «Трубадур» и другие суда к арктическому плаванию, союзники укрепили носы кораблей бетоном и заменили бронзовые винты более крепкими стальными.
Коварная Арктика не оставляла морякам права на ошибку. Когда холодные талые воды смешивались с теплыми водами Гольфстрима, в толще воды возникали термальные слои, которые сбивали с толку гидролокаторы, затрудняя обнаружение подводных лодок. Также при смешении холодной и теплой воды образовывались полосы густого клубящегося тумана, который не рассеивался по несколько дней кряду. Туман скрывал конвои от немцев, но также скрывал айсберги и другие опасности от впередсмотрящих, а солнце – от штурманов, которые пытались скорректировать местоположение корабля. Магнитные компасы штурманам в этих широтах не помогали. Кроме того, в Арктике наблюдались сложные миражи. Когда в атмосфере над поверхностью воды формируются несколько слоев разной температуры, солнечные лучи, проходя через них, сильно преломляются, и возникают странные эффекты. Объекты на горизонте казались морякам невозможно большими, искаженными и даже перевернутыми вверх ногами. Так, длинная пологая коса могла напоминать скалистый утес, нависающий над морем. Особенно жестоко арктические миражи обманывали полузамерзших жертв кораблекрушений, которые, сидя в шлюпках, силились разглядеть на горизонте сушу.
Но больше всего жизнь в Арктике осложняло отсутствие границы между днем и ночью. Из-за наклона земной оси весной и летом северные широты поворачиваются к солнцу, что делает длиннее дни, а зимой – от солнца, что удлиняет ночи. Границы Северного полярного круга не обязательно отражают реальную ситуацию. Одни регионы внутри Полярного круга отличаются относительно умеренным климатом, который объясняется локальными факторами, в то время как в других стоит ужасный холод. На большей части территории к северу от Северного полярного круга – воображаемой линии на 66° 33´ 44´´ северной широты – солнце в разгар лета не садится, а в разгар зимы не встает. Британский капитан торгового флота так описал меняющийся баланс света и тьмы в Баренцевом море:
С февраля начинает быстро светлеть. В конце января день продолжается четыре часа. В конце февраля – восемь, в конце апреля – 20, в июле и августе – почти 24, причем солнце светит круглосуточно, ходя вдоль горизонта.
Некоторые американцы так и не смогли к этому привыкнуть. «Солнце светило дьявольской зеленью, – свидетельствовал американский матрос Дональд Мерфи. – Так все его описывали, этот дьявольский зеленый свет. Ничего более странного я не видывал – казалось, ты в другом мире. И было тяжко. Вот хочется тебе подняться с постели и выпить чашку кофе. Встаешь в три часа ночи. Господи, нельзя даже понять, девять вечера сейчас или девять утра!»
