Несмотря на безобидный облик старичка, обитатели Никольского рынка трепетали перед ним. По полицейской картотеке Семен Пантелеевич Обухов проходил под кличкой Сенька Обух. Он был известен как воровской старшина, который держал под собой всех воров Казанской части столицы и весь промысел нищих. Калеки, убогие, уродцы, инвалиды и прочие несчастные, включая детей, что просили милостыню у церквей и питейных заведений, были наемными работниками, приносившими прибыль Обуху. Невидимая фабрика работала без забастовок и выходных. Нищих гоняли городовые, но копеечки милостыни сливались в рубли, рубли в тысячи. Никто не знал, насколько богат Обух, но слушались беспрекословно. За непослушание или сокрытие денег Обух карал быстро: провинившиеся догнивали под полом лавки и всплывали в каналах.

– Вам был передан человек под ваш присмотр, – сказала девушка, отлично зная, кто перед ней, смело глядя ему в глаза.

– Истинно так.

– Вам было заплачено за хлопоты.

Обух промолчал, незаметным движением головы согласился.

– Был уговор: о нем никто не должен узнать, – продолжила она.

– Наше слово крепче купеческого, милая…

– Неужели? – Она подняла руку и приложила браунинг к платку. – А прислуга шепчется, что в Никольском появился чудо-доктор, который лечит бесплатно от всех болезней. Трое торговцев на рынке указали мне, где найти чудесного Корпия, как его окрестила воровская братия. Это так держите слово?

– Укажите тех, кто болтал, мы языки-то укоротим.

– Всему рынку языки отрежете? Всем вашим людям в Казанской части?

Отвечать было нечего. Обух понял, что попал в трудную ситуацию, которая может дорого обойтись. Подвела его гордость. В его налаженном хозяйстве не хватало только одного: знаменитости. Вот, к примеру, в Пономаревском ночлежном приюте, что на 7-й Роте[20], имеется чудесный писарь, бывший письмоводитель. Умеет писать такие жалобные прошения, с которыми просители получают щедрые подаяния «ввиду своего бедственного положения». Ничего такого выдающегося у Обуха не было. Когда взял на сохранение человечка, не знал, какое сокровище получил. С виду мужчина не от мира сего: на вопросы не отвечал, сидел в углу и смотрел в потолок. Ел кое-как. В общем, убогий. Как-то раз один из воров вывихнул руку. Сидел и стонал. Тут блаженный подходит к нему, хватает и вправляет сустав. Одним движением. И опять к себе на кровать. Будто ничего и не было. Потом у другого заразу вылечил, рецепт записал для аптеки, не глядя на бумажку. Потом нарыв вырезал. Ну и пошло дело. Обух на блаженном зарабатывать не стал, слава важнее. Вскоре мир воровской узнал, что у Обуха есть кудесник по кличке Корпий. Приходи, лечись, мир воровской, у кого за душой ни копейки. Обух угощает…

– Не стоит беспокоиться, про него никто не знает. У него кличка. Я сам не знаю, кто он такой, – ответил Обух. Что еще тут скажешь.

Девица с браунингом благосклонно кивнула.

– Ну, тогда все разъяснилось, – сказала она и улыбнулась так, что Обух вжался в спинку стула. – Не подумали, что слух о чудесном знахаре может дойти до ушей тех, кому знать не надо?

– Мир воровской его не тронет.

– А если не ваши?

– Кто же тогда? – усомнился Обух.

– Например, полиция…

На это воровской старшина позволил себе ухмылку.

– Уж с ними мы договоримся.

– Вам ничего не говорит фамилия Ванзаров?

Судя по бегающим глазам, фамилия эта говорила Обуху многое.

– Если он вдруг пронюхает и заинтересуется? – продолжила она. – Если придет узнать, кто такой Корпий? Что будете делать?

Как справиться с таким несчастьем, Обух не знал. Потому что знал Ванзарова не понаслышке.

– За доставленную неприятность готов вернуть плату… в тройном размере, – только смог придумать он.

Девица усмехнулась с брезгливым превосходством.

– Не все решают деньги… Корпий должен исчезнуть.

Это значит понимать так, что придется пачкать руки в крови невинного, который столько добра сделал? Нет уж, не по-людски это. Воры свое понимание имеют… Возражать Обух не стал, но придумал, как выкрутиться: Корпия вывезет из столицы, припрячет в деревне. А если потребуется, найдет, кому вместо него умереть.

– Как прикажете…

– Вы не поняли, господин Обух. Мы забираем Корпия. Сводите его в Усачевские бани, оденьте в новую одежду, – девица кивнула на тряпичный узел. – Сегодня ближе к вечеру заберу.

– Сделаем, не сомневайтесь.

– Слух пустите: исчез, куда делся, неизвестно.

– Это можно…

Она встала, браунинг придерживала у юбки.

– Утром господин растрепанного вида посылку вам оставлял?

– Не было такого, – твердо ответил Обух.

– Верю, – сказала она, помахав браунингом. – Не прощаюсь. Скоро свидимся.

Дверь захлопнулась. Из лавки слышалось, как постанывает раненый.

Обух задумался, что теперь делать: не исполнить приказ нельзя. И с Корпием расставаться жаль. Может, собрать ребяток да порешить дерзкую девицу? Нет, это не выход. Только хуже будет. Поразмышляв, Обух понял, что в этот раз попался накрепко. Держат его крепче тюремных замков. Не сбежать, не выбраться.

Пристав Хомейко так обрадовался, что Ванзаров освободит от своего присутствия, что предоставил полицейскую пролетку. Лебедеву тоже срочно понадобилось вернуться к себе. Кабинет и лаборатория его находились в Департаменте полиции. Аполлон Григорьевич втиснулся между Ванзаровым и свободным местом, устроил саквояж на коленях и приказал полицейскому, сидевшему вместо кучера, трогать. Пролетка неторопливо покатила по набережной реки Фонтанки, миновала здание Министерства внутренних дел, которому Лебедев отдал салют, и свернула по Чернышеву мосту на другой берег. До департамента было недалеко.

Ванзаров молчал, глядя в черную шинель сидевшего на козлах. Аполлон Григорьевич мучился желанием поболтать, но друг его, как нарочно, воды в рот набрал.

– Откуда знали, что извозчик сбежит? – наконец не выдержал он. – Первый случай в мировой истории, когда ванька отказался от денег. Чую очередное жульничество. Наверняка подговорили, друг мой?

– Страх сильнее жадности, – ответил Ванзаров, не повернув головы.

Лебедев не понял, к чему эта мудрая мысль, но признаться не захотел.

– Можно считать дело решенным, – сказал он, подпихнув Ванзарова плечом.

Чиновник сыска не дрогнул и покачивался вместе с пролеткой.

– Вы полагаете?

– Друг мой, вы наверняка уже догадались. Преступники очевидны.

– Вы полагаете? – повторил Ванзаров.

– Это вы полагаете, – с некоторой досадой вернул Лебедев. Когда Ванзаров впадал в состояние сонной апатии, это означало, что он бродит по тропинкам мысленных дебрей. Проникнуть в них или понять, о чем он думает, не было никакой возможности. Что сильно раздражало криминалиста. – Не смейте сказать, что не знаете подозреваемого.

– Как прикажете, – согласился Ванзаров и покорностью раззадорил окончательно.

– Конечно, знаете! Как там ваши простые вопросы: кто самый верный подозреваемый? Кто еще, как не вдовушка с глазками похотливой кошки. Устала от старика, заманила его в ловушку и разделалась.

– Простой вопрос: это она пришла в магазин ночью?

– Конечно, она!

– Она придержала руку Морозова, чтобы тот задохнулся?

– Женской силы хватит, – заявил Лебедев так, что сомневаться было грех. – Ловко придумала, шельма: предложила мужу пикантное развлечение не дома, а в лавке. Для повышения градуса. Дескать, давай, милый муженек, украсим скучную жизнь яркими эмоциями. Ты иди первым, приготовь все для утехи, я позже подойду. Вам в новинку, но я с такими шалунами встречался…

– Она разбила зеркало, но, обнаружив осколки, чуть не загрызла приказчика?

– Обман и притворство. Все врет, шалунья… Врет про зеркало, изображая невинность… Врет, что легла спать. Она была в магазине. Для нее Морозов оказался в неглиже…

– Несомненно, врет, – ответил Ванзаров.