– Разумеется, – обрадовался я, и разговор переключился на другие темы.

После того как мы вышли из «Холборна» и направились в госпиталь, Стэмфорд по дороге рассказал мне еще о некоторых особенностях джентльмена, с которым я вознамерился делить квартиру.

– Только, если вы с ним не поладите, меня не вините, – сказал он. – Я знаю о нем лишь то немногое, что смог понять во время случайных встреч в лаборатории. Поскольку вы сами решили с ним съехаться, вся ответственность ложится на вас.

– Если мы не поладим, можно ведь просто расстаться, – ответил я и добавил: – Но мне кажется, Стэмфорд, что вы умываете руки не без причины. Может быть, у этого человека чудовищный характер или что-то еще? Не бойтесь, скажите откровенно.

– Не так-то просто выразить невыразимое, – ответил он со смехом. – На мой вкус, Холмс чуточку излишне одержим наукой, а это граничит с бездушием. Я, например, вполне могу себе представить, как он дает другу щепотку новейшего растительного алкалоида – не по злобе, как вы понимаете, а просто из любви к научному эксперименту: чтобы точно зафиксировать проявления его воздействия. Но надо отдать ему должное, полагаю, что скорее и с той же готовностью он примет препарат сам. Судя по всему, у него страсть к точному и проверенному знанию.

– В этом нет ничего дурного.

– Конечно, но иногда он преступает границу. Когда дело доходит до избиения тростью трупов в прозекторской, это выглядит весьма эксцентрично.

– Избиения трупов?!

– Да, чтобы проверить, в течение какого времени после смерти на теле могут образовываться синяки. Я собственными глазами видел, как он это проделывает.

– И вы еще говорите, что он не изучает медицину?

– Нет. Одному Богу известно, каков предмет его научных поисков. Но вот мы и приехали, так что сейчас вы будете иметь возможность составить о нем собственное представление. – На этих его словах мы свернули в узкий проулок и вошли в маленькую боковую дверь, ведущую в одно из крыльев большого госпиталя. Здесь все было мне знакомо, и я не нуждался в проводнике, чтобы подняться по тускло освещенной каменной лестнице и пройти по длинному коридору с открывающейся перспективой беленых стен и выкрашенных серовато-коричневой краской дверей. Ближе к его концу низкая арка открывала проход в боковое ответвление, упирающееся в химическую лабораторию.

Это была комната с высоким потолком, заставленная где выстроившимися в ряд, где беспорядочно громоздившимися склянками. Широкие низкие столы были расставлены безо всякой системы, и на них теснились реторты, пробирки и маленькие бунзеновские горелки, над которыми колыхались мерцающие язычки синего пламени. В комнате находился только один исследователь. Поглощенный работой, он сидел, склонившись над дальним столом. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с радостным криком:

– Я его нашел! Нашел! – сообщил он моему сопровождающему, одновременно бросаясь к нам с пробиркой в руке. – Я нашел реагент, который осаждает только гемоглобин и больше ничего.

Найди он золотую жилу, большего восторга на его лице все равно быть не могло.

– Доктор Уотсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.

– Рад познакомиться, – сердечно произнес Холмс, сжав мою руку с силой, какой я в нем не ожидал. – Вижу, вы прибыли из Афганистана.

– Господи, как вы это узнали? – Я был потрясен.

– Неважно, – ответил он, усмехнувшись чему-то своему. – Сейчас главный вопрос в гемоглобине. Вы, конечно, понимаете значение этого моего открытия?

– С точки зрения химии это, безусловно, интересно, – ответил я. – Но что касается практической пользы…

– Помилуйте! Это самое полезное для судебной медицины открытие за все последние годы. Неужели вы не догадываетесь, что оно дает возможность проводить непогрешимо точный анализ следов крови? Идите же сюда! – Он нетерпеливо схватил меня за рукав и потянул к столу, за которым работал до нашего прихода. – Давайте-ка добудем немного свежей крови, – сказал он, вонзая себе в палец длинную иглу и всасывая показавшуюся каплю крови химической пипеткой. – Теперь я развожу это небольшое количество крови в литре воды. Вы видите, что раствор по-прежнему выглядит как совершенно чистая вода. Содержание крови в нем не превышает одной миллионной доли. И тем не менее я не сомневаюсь, что мы получим характерную реакцию.

Продолжая говорить, он всыпал в сосуд несколько белых кристаллов и добавил две-три капли прозрачной жидкости. В следующий же миг содержимое сосуда приобрело тусклый красновато-коричневый цвет, и на дно выпал коричневый осадок.

– Ха-ха! – победно воскликнул Холмс, хлопая в ладоши и глядя восторженно, как ребенок, получивший новую игрушку. – Ну, что вы об этом думаете?

– Похоже, это очень тонкий анализ, – заметил я.

– Превосходно! Превосходно! Старый гваяколовый[7] анализ был чересчур сложным и неточным, как и исследование частиц крови под микроскопом. Последнее незаменимо, если кровяные пятна имеют давность не более нескольких часов. А мой новый анализ, похоже, вообще не зависит от того, свежие они или застарелые. Если бы эта методика существовала раньше, сотни людей, поныне топчущих землю, были бы давным-давно осуждены за свои преступления.

– В самом деле! – пробормотал я.

– Очень часто расследование упирается в эту одну-единственную загвоздку. Представьте себе: человека заподозрили в преступлении, совершенном, быть может, за несколько месяцев до того. Осмотрели его белье и одежду и нашли на них коричневатые пятна. Что они собой представляют: следы крови, или грязи, или ржавчины, а может быть, это следы фруктового сока или что-нибудь еще? Этот вопрос ставил в тупик многих экспертов. А почему? Потому что не существовало надежной методики анализа. Теперь есть анализ по Шерлоку Холмсу, и больше никаких трудностей не будет.

Его глаза сияли, и, прижав руку к сердцу, он поклонился воображаемой рукоплещущей толпе.

– Вас следует поздравить, – заметил я, весьма удивленный его безудержным энтузиазмом.

– В прошлом году во Франкфурте расследовали дело фон Бишхоффа. Если бы мой анализ был уже принят на вооружение, преступника непременно повесили бы. А еще было дело о доме Брэдфорда, делá пресловутого Мюллера, Лефевра из Монпелье, Сэмсона из Нового Орлеана. Я могу назвать десятки дел, в расследовании которых мой анализ сыграл бы решающую роль.

– Вы просто ходячая энциклопедия преступлений, – рассмеялся Стэмфорд. – Вам впору основать соответствующую газету. Назовите ее «Полицейские новости из прошлого».

– И уверяю вас, это было бы весьма увлекательное чтение, – заметил Шерлок Холмс, заклеивая прокол на пальце пластырем. – Нужно быть осторожным, – объяснил он, обернувшись ко мне с улыбкой, – я много вожусь с ядами. – Он вытянул руку, и я заметил, что она вся была покрыта кусочками пластыря и во многих местах обесцвечена сильными кислотами.

– А мы пришли по делу, – сказал Стэмфорд, усаживаясь на высокий трехногий стул и ступней подталкивая мне другой такой же. – Вот этот мой друг хочет снять берлогу, а поскольку вы жаловались, что не можете найти напарника, чтобы оплачивать квартиру пополам, я подумал, что неплохо бы свести вас вместе.

Шерлока Холмса, похоже, идея разделить со мной жилье восхитила.

– Я приглядел квартиру на Бейкер-стрит, – сказал он, – которая могла бы нам идеально подойти. Надеюсь, вы ничего не имеете против запаха крепкого табака?

– Я сам всегда курил матросскую махорку, – ответил я.

– Прекрасно. Еще у меня повсюду стоят химикаты, и я время от времени провожу опыты. Это не будет вам мешать?

– Ни в коей мере.

– Так, дайте подумать – какие еще у меня есть недостатки. Порой на меня нападает хандра, и я могу неделями не открывать рта. Когда такое случается, вы не должны думать, что я дуюсь. Просто оставьте меня в покое, и я скоро приду в норму. А вам есть в чем признаться? Если двое мужчин собираются жить вместе, худшее друг о друге им лучше знать заранее.