Много времени ушло на устранение недоделок, на регулирование работы станции, освоение драг. Не только работники электростанции и драг были заняты этим делом. Оно отнимало почти все время и силы и у нас, руководителей треста. Да и весь район чутко прислушивался к тому, что делается на станции — электрическом сердце Алдана.

В конце августа пошли затяжные дожди, необычные в это время года. Начало затапливать новый прииск - Средне-Серебровский. Водоотливных средств не хватало. Мне пришлось выехать на прииск. Четыре с лишним дня велись спасательные работы. Три дня непрерывной работы в воде и бессонные ночи подорвали здоровье, я заболел маньчжурским тифом. Меня отвезли в больницу.

Двадцать три дня я был без сознания.

Единственное, что сохранилось в угасающей памяти — клепка понтона пятой драги, которая собиралась перед окнами больницы. Пневматические молотки трещали, надоедливо шумела непрерывно бьющая в забой под напором семи атмосфер вода гидравлики.

Очнулся я, когда понтон драги уже был склепан. Врачи мне потом рассказывали, что больным я оказался крайне неспокойным. Часто вскакивал с постели, ругался, требовал, чтобы мне дали одежду, потому что вечером назначен мой доклад у Сталина об откачке воды из шахт. Санитарок пришлось заменить дюжими санитарами. Меня положили в отдельную палату.

Старший врач предупредил управляющего трестом, что надежд на спасение больного нет никаких. По Незаметному поползли слухи: «Умер Селиховкин»...

Меж тем, против всяких ожиданий, организм победил: я ожил. А на приисках уже знали... о моей смерти. Честно признаться, мне было очень приятно узнать, что слух о моей смерти принес многим огорчение».

Ну и в заключение – о наградах.

Вскоре после выздоровления, обманувшего смерть Селиховкина переводят с Алдана на Лену – тамошние прииски выдернули из-под концессии, поскольку британцы не выполнили условие о минимальном объеме золотодобычи. Новоиспеченный главный инженер ленских приисков уезжает с Алдана, точнее – тогда еще из Незаметного:

«Вечером 16 сентября я на автомобиле выехал из Незаметного. Путешествие до Б. Невера заняло двадцать часов.

А года три-четыре назад оно отнимало тридцать дней.

Двадцать часов или тридцать дней — вот как двинулся вперед наш советский Алдан!

В короткие пять лет Алдан прошел путь, который раньше потребовал бы много десятилетий. От примитивного быта, нетронутой тайги, архаических форм производства и хаотического хозяйства — к культурному, обжитому району, стремительно осваивающему высокую технику производства.

Там, где еще недавно были лишь допотопные ямы старателей, работают мощные электрические драги, их питает большая электрическая станция. Экскаваторы переворачивают миллионы кубометров породы.

Отличные дороги связали прииски с сибирской магистралью. Сотни автомобилей бегут к магистрали и обратно, перевозя людей и грузы. Все более благоустраиваемые поселки, светлые клубы, библиотеки, кинотеатры, по- человечески оборудованные дома, школы, лечебные заведения — все это выросло на пустом месте, все это дело наших советских рук.

Как можно не любить труд, совершающий такие чудеса, как можно не любить советскую страну, свою родину, партию, двигающую вперед наши силы, энергию, разум!»

Вот, наверное, и все, что я хотел сказать о советских инженерах – рабочих лошадках индустриализации. Гениальный поэт в те же примерно годы обошелся гораздо меньшим количеством слов:

В наших жилах —

                кровь, а не водица.

Мы идем

         сквозь револьверный лай,

чтобы,

       умирая,

                воплотиться

в пароходы,

            в строчки

                     и в другие долгие дела.

Действительно долгие – Алдан добывает золото до сих пор. И, в общем, неплохо себя чувствует.

Металлурги

А вот теперь, немного обрисовав специфику наступившего времени, я возвращаюсь к своим пятерым героям – Геологу, Писателю, Ядерщику, Металлургу и Управленцу. Пора уже узнать, как складывалась их жизнь в годы индустриализации.

И первым делом напомню, что трое из них – Ядерщик, Металлург и Управленец – пока что работают по специальности в сфере черной металлургии, почему я их и объединил вместе.

Но прежде чем рассказать об их судьбах, скажу пару слов о том, что же представляла собой советская индустриализация в области металлургии.

Вернее, не два, а три слова – поскольку суть советской индустриализации в сфере металлургии действительно укладывалась в три слова: «Урал против Юга».

Что такое «Урал против Юга»?

Это была самая большая проблема, которую предстояло решить руководству СССР. Чтобы запустить индустриализацию, нужен был металл. Чтобы выплавить металл, надо было построить новые заводы. Чтобы построить новые заводы, нужно было вложить не просто большую, а невероятно огромную сумму денег.

Оставался сущий пустяк – принять решение, куда ее вложить.

Большевики должны были сделать стратегический – да что там стратегический! - судьбоносный выбор: будут они реализовывать проект «маятника» - или нет.

Стоп! Без рук.

Я все понял, рассказываю по порядку.

Урал против Юга

Как вы уже в курсе, в стране было два больших региона, которые плавили сталь. Это созданные еще при Петре уральские заводы (условный Урал) и построенные на рубеже веков иностранцами заводы Украины и юга России (условный Юг).

При этом Юг быстро развивался, а Урал медленно «доходил». Причина простая – Уралу необходимо было решить проблему топлива.

Для того, чтобы выплавить сталь или чугун, необходимы две равноценные вещи – железная руда и каменный уголь. Подчеркиваю - равноценные. Одно без другого не работает. Практически все мощные металлургические центры на Земле возникли там, где рудные и угольные месторождения находились неподалеку друг от друга. Например, Рурский бассейн, крупнейший индустриальный регион Европы – это уголь Рура и железо Лотарингии.

Российский Юг – это уголь Донбасса и железо Кривого Рога. А вот на Урале было железо великолепного качества, но не было угля. Это при Петре Алексеевиче еще можно было вырубать леса и плавить железо на древесном угле, а индустриальные объемы начала 20 века смотрят на труд углежогов с жалостью и презрением. Поэтому, как считали многие, несмотря на славное промышленное прошлое, Урал был обречен.

И жизнь, в общем-то подтверждала эти прогнозы – после революции, несмотря на вкладываемые большевиками деньги, уральское металлургическое производство восстанавливалось очень медленно и плохо, особенно в сравнении с быстро растущим Югом.

Как следствие - в конце 20-х годов XX века почти три четверти производимого металла в СССР приходилось на Южный промышленный район.

Но с конца 19 века, когда в Западной Сибири было открыто и более-менее разведано Кузнецкое угольное месторождение (более известное как «Кузбасс»), у Урала появился шанс. Вот если бы к железу Урала приставить угли Кузбасса…

Идея заманчивая, поэтому еще до революции было создано Акционерное общество Кузнецких каменноугольных копей («Копикуз»), объединившее немецкий, бельгийский и французский капитал. «Копикуз» привлек лучших специалистов во главе с известнейшим металлургом-доменщиком М.К. Курако для разработки проекта металлургического завода американского типа, но все уперлось в нехватку средств.

Реализация уральско-кузбасского альянса – это масштаб государства, никак не меньше. Даже крупной корпорации не потянуть.

Наверное, поэтому следующий раз к этому проекту вернулись только после падения самодержавия. Весной и летом 1917 года по приглашению Временного правительства на Урале и в Западной Сибири работает специальная американская миссия. Вердикт американцев однозначен - комплексное использование железной руды Урала и углей Кузбасса невозможно из-за нерентабельности. После чего на проекте поставили жирный крест.