Таким образом, получается, что 50-й дан, повествовательная часть которого содержит всего несколько слов, обретает прочную тематическую связь с соседними эпизодами, и не за счет того, что содержится в самом этом эпизоде, а посредством его связанности с 27-м даном, довольно далеко отстоящим. Эта связь к тому же отчасти помогает восстановить элементы фабулы, опущенные автором.
Все эти соображения также могут послужить подтверждением нашей гипотезы, т. е. что прозаическая часть 50-го дана, безусловно, включена в общую повествовательную линию Ямато-моногатари и в данном случае мыслится в связи с прозаической частью 27-го дана. Стало быть, на жанровую природу эпизода оказывают влияние различные элементы всего памятника и прозаическая часть дана с помощью контекста приобретает особое значение.
Так же происходит выравнивание повествовательного и на протяжении всего текста.
Например, в 34-м дане говорится:
«В дом Укё-но ками — его возлюбленная:
Иро дзо то ва
Омохоэдзу томо
Коно хана-ни
Токи-ни цукэцуцу
Омохиидэнаму
Хоть и не думаешь ты
О цвете,
Но если б об этом цветке
Хоть изредка
Ты вспоминал!»
Опустим сейчас метафору и омонимию данной танка, обратим внимание лишь на прозаическую часть эпизода.
Укё-но ками в этом эпизоде только имя, о нем ничего не известно. Однако он же является персонажем 32, 31 и 30-го данов, причем в 30-м дане, где он появляется впервые, сказано:
«Покойный Мунэюки-но кими, бывший в чине укё-но ками, однажды ждал повышения в должности, но узнал, что повышения не будет. В то время у императора Тэйдзи все слагали стихи на тему водорослей, обвивавших камень, присланный из провинции Ки.
Укё-но ками сложил:
Окицу кадзэ
Фукэи-но ура-ни
Тацу нами-но
Нагори-ни саэ я
Вага ва сидзумаму
Ветер в море,
В бухте Фукэй.
После вздымающихся волн
Легкое волнение вод, — в них,
Что ли, мне погрузиться?»
Здесь также представлена краткая история жизни, отрывок биографии, вполне законченная миниатюра — ведь автор сравнивает себя с водорослями на камне, погружающимися в волны, хотя бури уже нет (т. е. монаршая милость обходит его). Мы уже знаем об этом человеке достаточно, когда доходим до 34-го дана: о его должности, о том, что однажды он временно оказался в опале, о его стихотворениях, сложенных и посланных Гэму-но мёбу и императору Тэйдзи (31-й и 32-й даны). Для читателя — современника автора Ямато-моногатари Укё-но ками — личность еще более понятная и близкая, это знаменитый Минамото Мунэюки, умерший в 939 г., один из «Тридцати Шести Бессмертных» поэтов эпохи Хэйан, известный и по домашнему поэтическому сборнику Мунэюкисю. Тем не менее самая нераспространенная прозаическая часть имеется лишь в последнем из группы эпизодов, следующих друг за другом и связанных этим персонажем. С одной стороны, этого требует логика развития повествования, с другой — развертывание материала таким образом опять-таки способствует выравниванию повествовательных частей и равномерному распределению тяжести и значимости прозы в рамках более крупного блока композиции, чем один дан, — группы данов.
Рассмотрим еще такой пример (116-й дан):
«Написано, когда умерла дочь Кимухира:
Нагакэку мо
Таномэкэру кана
Ё-но нака-во
Содэ-ни намида-но
Какару ми-во мотэ
Хоть немного еще проживет, —
Надеялись мы…
О этот мир!
Слезы на рукаве
Показывают, каков он…»
Обращаясь к 111-му дану, читаем:
«Дочери Дайдзэн-но ками Кимухира жили в месте под названием Агата-но идо. Старшая служила при особе императрицы в звании сёсё-но го. А та, что была третьей, в то время, когда Санэакира, наместник Бинго, был еще юн, выбрала его своим первым возлюбленным. Когда же он оставил ее, она сложила и послала ему:
Коно ё-ни ва
Какутэ мо ямину
Вакарэдзи-но
Футисэ-во тарэ-ни
Тохитэ ватаран
Что ж, в этом мире
Я тобою брошена,
Но на путях той разлуки
По пучинам и мелководьям кого же
Попрошу меня проводить?»
(Содержание стиха связано с поверьем, что после смерти человеку предстоит переправиться через реку из трех рукавов и тот, кто был первым возлюбленным женщины, должен подать ей руку, чтобы помочь переправиться.)
111-й и 116-й даны находятся внутри большой группы эпизодов, объединенных темой любви. Однако содержание танка 116-го дана, безусловно, созвучнее той группе эпизодов, что связана с темой «сожаления о бренности земного» («О, этот мир! Слезы на рукаве показывают, каков он!» — говорится в ней). Видимо, 116-й дан занял место в группе «любовь» именно потому, что речь идет о дочери Кимухира, героине 111-го и 112-го данов.
Но дело не только в этом. Невольно обращает на себя внимание то обстоятельство, что, хотя танка и ситуация 111-го дана в основном связаны с любовью, в стихе уже звучит тема смерти — в виде размышлений о загробном мире. Не так существенно, которую из дочерей оплакивает Кимухира в танка 116-го дана, об этом нет никаких конкретных указаний. Важно, что этим снова как бы замыкается группа эпизодов, блок композиции.
Смерть дочери Кимухира означает завершение этой группы, тем самым регрессивно отмечается и ее начало. Начало это ознаменовано не только введением новых персонажей — Кимухира и его дочерей, но и звучанием темы смерти. Содержание 112, 113 и 114-го данов связано только с любовью и составлено из переписки влюбленных. 115-й дан, непосредственно предшествующий 116-му, повествующему о танка, сложенной по случаю смерти дочери Кимухира, тоже трактует тему любви, но примечательно, что первая танка 115-го дана гласит:
Аки-но ё-во
Матэ то таномэси
Кото-но ха-ни
Има мо какарэру
Цую-но хаканаса
До ночи осенней
Подожди, [тогда встретимся] — эти внушавшие надежду
Слова,
Подобно ныне падающей росе,
Преходящи.
Речь идет о неверности в любви, но в этом стихотворении есть слово, чаще всего употребляемое именно в сфере поэзии об эфемерности и бренности земного — хаканаки — «преходящий».
В танка 116-го дана, выражающей скорбь в связи со смертью дочери Кимухира, мы встречаем ту же идею бренности земного с тем же глаголом какару — «падать», «приставать» (о росе, которая часто сравнивается со слезами).
Таким образом, появление 116-го дана не только мотивировано рассказом в 111-м эпизоде о героине этого дана, но тематика его — смерть дамы — подготовлена содержанием танка 111-го дана и отчасти лексикой 115-го.
Мы видим, таким образом, что, в сущности, нельзя говорить о независимости и обособленности данов, где выступает один и тот же персонаж; пусть даже эти даны далеко отстоят друг от друга, на многих уровнях может быть прослежена соотнесенность между ними и установлено единство повествовательного в Ямато-моногатари.