– Ну так что вам мешает?.. – Тут он как-то странно принюхался, будто давно уже знал, как эта кость пахнет. – Поразительно! От кости не несёт тлением! Любопытно? – И он нагнул мою голову к кости. Я чуть не уткнулся в неё носом и явственно почувствовал чуть заметный запах сырого мяса. Поморщился и отстранился. Палеонтолог ехидно засмеялся, заметив это, но сообщил, что в полевых условиях консервацию биообъектов качественно совершить невозможно. А тут, в его отделе, это быстро доделают как надо. И тогда кости не грозит разрушение. И естественные запахи пропадут.

– Отыскивать такое интереснее, чем таскать посылки по Дереву, – на свою беду пробормотал я.

В это самое неподходящее время заверещал в ухо главный оператор: что понаехали тут; что только устроился на работу и уже; что если заказчик пожалуется, то; что нужно ехать ещё и туда…

На меня эта работа свалилась, как те самые инсталляционные кокосы. Ещё вчера Наибольший лист нашего РоКуста вызвал меня из леса и приказал уезжать немедленно, элевоз меня уже ждал у Мэрии. Я не успел даже попрощаться с родными и девушкой. На мои вопросы Наибольший отказался отвечать. К вечеру я был уже в Дереве, меня приняли на работу и поселили в общежитии у склада. А утром я уже развозил посылки. Неужели так листов и продвигают по служебной лестнице? Но в РоКусте у меня была замечательная работа, а здесь…

Начальник отдела палеонтологии с любопытством смотрел на меня, пока я выслушивал выговор оператора. А я стал салатовым от чувства неловкости. Получилось, что меня отчитали при постороннем. Стыдно.

– Не волнуйтесь, мой юный друг! В следующий раз приходите в Музей специально. И тогда спокойно полюбуетесь на наших незадачливых предков. Кстати, обратно вы можете пройти через зал с нашим замечательным скелетом. Вы помните? Дверь по коридору направо…

Хотя и отказывать на такую настойчивую учтивость было неудобно, я неблагодарно буркнул, что мне нужно спешить, и выбежал из кабинета. В коридоре я побежал я мимо разгоревшейся линии, которая вела к «замечательному» скелету, и свернул к выходу, минуя экспозицию.

3. Дерево. Лампы

Элекат вёз меня в спешке, едва не втыкаясь в элебили, деревья и другие каты, в бегущих вереницей муравьёв. Конечным в списке навигатора стоял Солярий. Времени оставалось в обрез, это была последняя треть всего расстояния по маршруту. Я честно старался нагнать потерянные минуты, даже пытался оптимизировать до секунды и так оптимизированный маршрут. Всё – для скорейшего удовлетворения заказчиков. Обидно, что тут виноват только я со своей нерасторопностью.

Но в график движения я так и не уложился.

Я ехал по дорожке, и вдруг заметил, что слева разверзлась глубокая яма, наполнявшаяся водой. Элекат двигался по самому краю! Испугаться я не успел: яму быстро затянули ряска и листья лотосов9, она быстро превратилась из болота во вполне твёрдый ухоженный газон.

Я остановился. В Дереве инсталляции – одно из развлечений. Кстати, любой может создать свою. Большинство листьев проходят мимо, не обращая внимания на эти чудные картины. Однако тут же вспомнил, что некоторые инсталляции вызывают интерес, и тогда на представление собирается толпа. А некоторые несут ещё и религиозный смысл.

В этой – превращение ямы в газон – муравьи не участвовали. Это не входило в планы художника?

Муравьи считались священными животными, им поклонялись. Им в сакральных текстах Белой и Чёрной Коры в равной степени отводилось место как созидателей, так и разрушителей. В РоКусте они построили муравейник, огромный, рациональный, безобразный и прекрасный в своей естественности.

Муравейники были так же пристанищами монахов.

А ещё муравьи приносили священные грибы, которые использовали для богослужений.

В Дереве я не заметил ни одного муравейника, только муравьиные норки; значит ли это, что муравьи только разрушали? Наверное, нет: в инсталляции на площади – той самой, с обрушением – муравьи восстанавливали здание. Для меня – слишком вольная трактовка религиозного текста! И тут я вспомнил монахов, собравшихся на зрелище инсталляции. Неужели храмы Дерева подземные?

Рассуждения рассуждениями, но я опаздывал. И в Солярий я ворвался ураганом. Дежурный на первом этаже, как только появился я со своим контейнером, сразу понял, что перед ним тот самый нерасторопный курьер, которого все ждут и клянут. Он сурово взглянул мимо меня и даже не стал ждать вопросов:

– Я не приму заказ. Вас давно ждут в восемьсот восьмом кабинете. Отдадите посылку лично. Лифт направо. Чётный.

«Давно» – это слишком круто сказано для десяти минут. Но, возможно, для них эти минуты критичны?

На восьмом этаже я, как это ни удивительно, сразу побежал в нужную сторону. Глаза самым краешком фиксировали за полупрозрачными стенами зелёные тела в креслах и на дыбах, массажистов, которые что-то проделывали с ними… Нежно пахло цветами. Из кабинетов доносилась приятная успокаивающая музыка.

Нет, мне бы услышать что-то резкое и подгоняющее!

Добежал. Нажал на сенсор восемьсот восьмого кабинета, и двери сразу распахнулись. По кабинету между кресел металась завёрнутая в лист алоказии халатной10 солярист. В наброшенной на плечи аллоказии рабочей11 обречённо застыл монтёр. Посередине кабинета стоял вскрытый аппарат с внутренностями наружу.

– Наконец-то! – заорала солярист, прекратив метания.

– Где лампы? – заорал монтёр и кинулся ко мне.

Они оба были бледно-зелёными от гнева.

– Вы опоздали на восемь минут! Клиент появится через десять минут!

– Давайте посылку! Нужно срочно заменить лампы! – монтёр уже тянул ко мне жилки.

Я вынул из контейнера коробку, которую монтёр сразу выхватил у меня, тут же с досадой оторвал кристалл получения, сжал и, не дожидаясь его покраснения, пульнул им в меня. Я еле поймал его в великолепном прыжке. Но некому было оценить мою ловкость. Монтёр подтащил коробку к аппарату, раскрыл её, пульнул в меня ещё и кристаллом инструкции (и его я поймал в воздухе), вынул длинную ленту, начал выковыривать пинцетом миниатюрные шарики ламп, наполненные люминесцентными бактериями, и вставлять их в пазы. Солярист ждала, склонилась надо пультом управления, в напряжении и готовности держала над прибором жилки.

– Так, теперь настройка!

Они начали программировать аппарат, добиваясь точной и синхронной работы ламп. Спецы ещё колдовали над пультом, как после приятного колокольчикового «блям-блям» дверь распахнулась и в кабинет шагнула худющая, как усохший апорокактус12, дамочка. Явно её будут откармливать.

Клиентка удивлённо остановилась на пороге, не понимая, куда попала: она уткнулась в меня, стоящего у двери с открытым ртом и контейнером у корней. Вокруг меня разбросаны упаковочные листья. Сбоку стояла коробка с лампами. Дамочку явно никто не ждал: солярист её встретила спиной, уткнувшись в аппарат.

– Как! – пришла в себя дамочка. – Мне назначено…

– Присядьте, вы пришли чуть раньше указанного времени, – повернулась к ней солярист. – Мы настраиваем прибор для вашего организма. Это тонкие настройки, они индивидуальны, учитывая ваш диагноз. – При этом солярист ухитрилась испепелить взглядом меня. Хорошо, что в клиентку, стоящую рядом, этот взгляд не попал. Иначе это было бы фатально для неё.

Но сотрудники Солярия уже действительно завершили работу. Монтёр быстро собирал упаковку в особый мешок. Посылку с лампами подхватил и сунул под мышку. А потом тараном двинулся прямо на меня, выталкивая из кабинета. Я еле успел подхватить контейнер. За дверью он снял с меня кепку, постучал меня по голове, надел кепку и сказал:

– Если клиент поднимет шум, вашей фирме несдобровать.

– Ничего ведь не случилось!