Нет, конечно, не всё. Кто умер - тот умер. Что сгорело - то сгорело. Кто бунтовал - тех усмиряли войска. Но самоотверженная игра актёров решила главное. Умерли - не все. Сгорело - не всё. И не все бунтовали. И остались верные войска. Чтобы подавить тех, кто бунтовал. Было, естественно, много несправедливостей. Но Мир уцелел. Вот такая легенда.

   - Вы хотите... - прошептала Йованка.

   - А что нам остаётся? - ещё тише ответил человек в короне.

   Крыть было нечем. Другого плана спасения Йованка тоже не знала. И, судя по всему, его не знал никто. Кроме того, сыграть в "Ведьминой жертве"? Хоть последнюю разносчицу из толпы. Венец карьеры. Венец жизни. Потом - на адской сковородке или в райских кущах - вспоминать это целую вечность. Или... Или хоть осознать это в последнюю секунду перед тьмой.

   - Ты будешь играть ведьму, - сказал человек в короне.

   - Я? - спросила Йованка. - Это поразило её больше, чем даже грядущий конец света.

   Разумеется, пьесу знали все студенты. Финальная сцена жертвы всегда была выигрышной темой на экзамене. Очень искренне. Очень просто. И придраться трудно. Можно плакать. Можно хохотать. Можно даже быть равнодушной. Хотя, конечно, равнодушие сыграть труднее всего...

   - Но я... Я и финал-то уже наизусть не помню... Надо повторить, порепетировать...

   - Некогда. Там будет суфлёр. Всё подскажет.

   - Но...

   - Нет у нас другой ведьмы! Теперь - нет!

   - А что...

   - Ушла. Вляпалась в пятно. Поняла, что она не та. Двадцать три раза...

   - А я...

   - У нас нет другой ведьмы.

   - Мне на улицу? - спросил Марко. - Или переодеваться?

   - Переодевайся, - сообщил человек в короне. - Ты - её сын. Инквизитор.

   - Но я...

   - Там будет суфлёр. Всё подскажет.

   - А Сречко?

   - Ушёл в буфет. За бутербродами. Два часа назад.

   - Два часа...

   - Вот именно. Два часа. Наверное, буфета уже нет...

   - Но... Двадцать три спектакля. Трое суток. И...

   - У меня есть! У меня есть бутерброды, - закричала Йованка, потроша свою сумку. Если...

   Человек в короне и Марко посмотрели тоскливо. Грянул звонок. Он был, судя по всему, уже третьим. Человек в короне выскочил на сцену. Марко, отвёл Йованку в одну из гримёрок, достал откуда-то чёрное одеяние. Бросил на стул. Вышел. Йованка сбросила с себя одежду. Кое-как, путаясь в завязках, надела чёрное платье. Причесалась. Подкрасилась. Гримироваться не было времени, да и непонятно - как?

   Марко ждал у дверей. Подхватил её. Повёл. Вытолкнул на сцену.

   Сцену освещал прожектор. Зал тонул во мраке. Зал был сплошным чёрным пятном. Но надо было играть.

   - Ты! - провозгласил человек в короне. Король, надо думать.

   - Я невиновна!

   - Весь твой ведьмин род!

   - Никто из нас! Мы можем, но другое.

   - А я велю тебя казнить. И мрак...

   - А мрак от казни не погаснет. А только разгорится с новой силой. Чем больше крови, тем сильнее мрак.

   - Есть способы бескровные. Сожжение...

   - Мрак не вампир из глупой сказки, он души пьёт, страданья, а не кровь...

   - Я знаю это, Мрак тебя возьми! Сто раз пытались. И сто раз напрасно. Есть способ Мрак преодолеть? Скажи. Я волен миловать и обретать на пытки. И ты... Ведь ты родилась здесь. Позволишь Мраку наступить на веки?

   - Король, могу я попытаться...

   Далее следовала сцена за столом. Марко уже вышел. Он играл Ангелара, сына ведьмы и главного инквизитора королевства. Играл не так уж плохо. Разрывался между сыновними чувствами и служебным долгом. Не верил ведьмам - даже своей матери. Как может ведьма, рождённая во тьме, бороться с наступающим мраком? Как может пчела не жалить?

   С другой стороны, останавливать мрак - его профессия. Опасно, да. Но он мужчина, он инквизитор. Но он не знает, что делать. И должен согласиться, чтобы жертву принесла женщина, его мать. И... Ведь никто не знает, выйдет ли из этого хоть что-то. А вдруг станет хуже? Хотя... Куда уж хуже... А на самом деле всё уже решено. Решил король, Решила ведьма, его мать. Да и сам он понимал, что это последний шанс.

   И в этот драматический момент на сцену выходит важный дворецкий и двое слуг. Каждый слуга тащит по огромному подносу. На подносах тарелки, чашки, блюда, бутылки и разноцветные графинчики. В бутылках и графинчиках что-то заманчиво плещется, на блюдах и тарелках - горы бутафорской еды. Жареные поросята, всевозможная дичь, истекающие жиром куропатки, изысканнейшие салаты, всевозможные паштеты, фрукты в меду... Всё это мгновенно расставляется на столе.

   Король и инквизитор прерывают беседу. Печально смотрят на всё это фальшивое великолепие. Горькая улыбка понимания застывает на их лицах. Мир гибнет, ничего настоящего уже не осталось, надежды... Нет! Надежда умирает последней! Дворецкий торжественно поднимает тяжёлую крышку огромной супницы. Там... Там сиротливой кучкой лежат шесть бутербродов - те, что принесла Йованка. Глаза актёров вспыхивают надеждой, лица чуть разглаживаются. Ещё не конец. Жизнь ещё продолжается.