РОДЫ
Роды являются важнейшим событием в жизни семьи. В настоящее время существуют различные, зачастую диаметрально разные представления на то, где, кем и как именно должно оказываться родовспоможение. К сожалению, некоторые психологи, особенно те, кто не имеет медицинского образования, излишне настойчиво подталкивают своих клиенток, беременных женщин, к альтернативным родовспомогательным практикам. Иногда это приводит к трагедии: достаточно вспомнить пресловутую петербургскую «Колыбельку», владелица которой после множества смертей младенцев была приговорена к лишению свободы. Однако миф о «злых врачах в роддомах» удивительно живуч. Рассмотрим его подробнее.
Интересное исследование провела Е.А. Белоусова. В своей работе «Современный родильный обряд» исследовательница убедительно показала, что практика родовспоможения как сакральный ритуал инициации жива до сих пор. Выводы Белоусовой подтверждают выдвинутое нами в предыдущих работах предположение, что Традиция в эпоху Модерна оживает, в виде, казалось бы, профанических неосознанных действий участников различных процессов – «всевозможные инновации и модификации, как правило, затрагивают лишь поверхностные уровни ритуала (относящиеся к плану выражения), в то время, как глубинные, содержательные схемы отличаются поразительной устойчивостью и единообразием» (Байбурин А.К., 1993). В то же время можно констатировать, что современные люди вследствие изменения культуральной парадигмы во многом утратили понимание традиционных обрядов. Поэтому зачастую проявления Традиции воспринимаются сторонними наблюдателями как нарушение принятых норм поведения, и вызывают нарекание инициируемых. Именно этими особенностями восприятия объясняется устойчивость и распространенность страшилок о роддомах.
В 90х годах ХХ столетия в американской «антропологии рождения» (anthropology of birth) современные роды и родовспоможение уже описывались в терминах традиционной культуры в контексте обряда перехода (DavisFloyd, 1992; DavisFloyd, 1994). Однако если Дэвис Флойд преимущественно рассматривает символические значения рутинных процедур, связанных с родами и родовспоможением, то Белоусова делает акцент на анализе вербальной составляющей. По мнению российской исследовательницы, такой ракурс обусловлен глубоким различием между американским и русским способами коммуникации между участниками ритуала. В американской культуре обряд кодируется преимущественно телесными приемами родовспоможения, тогда как в русской культуре основным каналом для передачи символических сообщений, составляющих смысл ритуала, оказывается не использование техники, а вербальная коммуникация.
Исходя из культуральных особенностей, Белоусова во главу угла ставит анализ текстов двух важнейших участников современного родильного обряда – женщины (беременной, роженицы, матери) и помощника в родах, медицинского работника (врача, акушерки, нянечки). Cовокупность действий и высказываний участников родов позволяет охарактеризовать это событие как модифицированной переходный обряд, который поныне сохраняет за собой важнейшие функции традиционного ритуала и является важнейшим механизмом коллективной памяти и средством поддержания социального порядка.
Современные роды в родильном доме укладываются в предложенную А. ван Геннепом трехчастную схему традиционной инициации: ритуальное выделение индивида из коллектива – пограничный период (фаза ритуальной смерти или бесстатустность) – реинкорпорация в коллектив, но уже в новом качестве. Эта информация представлена в ритуале в виде многочисленных символов, зачастую дублирующих друг друга: одни и те же сообщения могут быть закодированы поразному и передаваться по разным каналам (например, лишение роженицы ее прежнего статуса в социуме в вербальном коде может быть представлено в виде инвективы, в акциональном – в виде лишения ее по казателей статуса – одежды и драгоценностей, в пространственном – в виде изоляции от социума и т.п.).
Поведение медицинских работников и роженицы в роддоме подчинено их роли в ритуале и во многом диктуется принятыми в данной ситуации стерео типами поведения. Если роженица и новорожденный выступают в роли инициантов, то врачи выступают в роли посвятителей: они являются единственными носителями, монополистами «истинного» знания.
Представления акушеров-гинекологов далеко выходят за рамки концепции официальной медицины и обильно черпаются из сокровищницы народного опыта. Так, многие из используемых ими приемов и техник (например, пугание роженицы с целью вызвать роды) являются традиционными народными приемами.
Поскольку в пределах ритуала не существует спонтанной речи, всякое высказывание становится формулой. Таким образом, речь как медицинских работников, так и рожениц предстает в виде различных клише, а используемые ими речевые жанры переходят в разряд малых фольклорных жанров. Их задача – описать всамделишную реальность ритуала.
В первой фазе ритуала происходит лишение иницианта его статуса. В современном родильном доме ритуальное унижение женщины имеет четко выраженную временную локализацию: основная часть действий сотрудников роддома, имеющая своей целью унижение, происходит при поступлении роженицы в приемный покой, при санитарной обработке и «подготовке к родам». Временная локализация унижения является важным отличием родильного дома от любых других медицинских учреждений.
Белоусова пишет: «В «обычной» жизни беременная женщина обладает достаточно высоким социальным статусом, она уже в большой мере «состоялась»: как правило, она уже вышла замуж, овладела профессией, достигла некоторого материального благополучия, и главное – она уже практически мать. Но в ритуале ее статус «волшебным образом» невероятно снижается. Ей предписывается пассивность и беспрекословное послушание, покорное принятие нападок, ругани и оскорблений. Все это полностью соответствует традиционному поведению инициантов в описании Тэрнера: «Их поведение обычно пассивное или униженное; они должны беспрекословно подчиняться своим наставникам и принимать без жалоб несправедливое наказание» [Тэрнер 1983: 169]. И это обстоятельство нисколько не мешает тому, чтобы быть одним из главных действующих лиц ритуала: это специфика роли. Главный герой в ритуале играет пассивную роль: обряд совершается над ним, ему жестко предписывается недеяние [Байбурин 1993: 198]. По наблюдению Т.Ю. Власкиной, описывающей родильный обряд в донской казачьей традиции, «будучи не столько субъектом, сколько объектом ритуальных манипуляций, роженица, согласно традиционным нормам, как правило, бессловесна <…> Женщина в родах становится бес словесным пассивным телом…» [Власкина 1998: 4, 6]».
Очень важным представляется, что роженица должна самостоятельно на строиться на правильную волну и интуитивно услышать голос Традиции, диктующий линию ее поведения в ритуале (родах). Эта ситуация находит полную аналогию в мистериях античного времени, например, в обрядах Элевсина, когда у мистов (инициантов) в ходе обряда открывались «мистические органы», чему способствовало поведение жрецов.
Современные роды являются традиционным ритуалом, а не ритуализованным игровым поведением. «Он не разыгрывается, эти события происходят «на самом деле» в особой ритуальной реальности. Поэтому унижение иницианта должно быть настоящим, ритуал должен нести инициантам именно это сообщение и достигать цели – действительно унижать. Таким образом, роженица не может загородиться восприятием происходящего как игры, принять унижение «понарошку». И инициант, и посвятитель убеждены в серьезности происходящего. Однако на каком-то уровне и тот и другой осознают высокий статус матери и значительность таинства рождения, понимают, что осквернение священного возможно только здесь и только сейчас» (Белоусова Е.А.).
Здесь же следует упомянуть очень древний прием – ритуальный испуг. Считается, что задача этого приема – вызвать роды, однако мы можем обнаружить этот прием в структуре самых разных традиционных инициаций. Думается, что на сакральном уровне испуг должен не только индуцировать особое состояние сознания миста, но и «открыть двери» между мирами. Кроме того, испуг ознаменует начало второй фазы ритуала – стадию символической социальной смерти или бесстатусности роженицы.
