Кто-то пытался перестукиваться через стену, — но Филиппо Меччио думал, что это — казенный шпион, и ничего не ответил. Долго и настойчиво стучался назойливый сосед, — и наконец затих.

Филиппо Меччио сидел, погруженный в свои думы. Не очень верил он в переданное ему еще на воле Лансеолем, мальчишкою контрабандистом, обещание королевы, но не боялся и смерти. Тягостно было думать о крушении дела, о гибели многих товарищей.

Приходил к Филиппу Меччио следователь, хитрый, злой старик. Старался лукавыми вопросами и лживыми сообщениями об уже сделанных признаниях выведать что-нибудь о сообщниках, еще не обнаруженных. Филиппо Меччио был с ним очень вежлив, но не говорил ни о ком.

— Могу рассказать только о себе, — не раз решительно заявлял он. Каждый пусть говорит за себя.

Пускали к нему только трех лиц, кроме следователя. Прежде всех пустили врача, который лечил его рану. Потом Афру. Милы были ему беседы с нею и утешительны. Ведь и сильные люди нуждаются в утешении, как маленькие и слабые. Потом стали допускать и адвоката.

Предварительное следствие длилось недолго. Недолог был и суд, военный. Председатель суда, седой, суровый генерал с наружностью замаринованного Дон-Кихота, вел допрос слишком по-военному, обрывал бесцеремонно и свидетелей, и адвокатов, и словно торопился куда-то. Его усердной солдатской душе казалось, что дело уже предрешено, и много разговаривать не к чему.

Во время допроса свидетелей Филиппо Меччио сказал несколько презрительных слов о предателе.

— Это к делу не относится, — резко прервал его председатель.

Филиппо Меччио был холодно вежлив с судьями, и очень спокоен.

— Храбрый человек, — сказал про него в совещательной комнате председатель.

Без долгих дум, — суд совещался семь минут, — Филиппо Меччио был приговорен к смертной казни через расстреляние. Но суд постановил просить королеву о смягчении участи осужденного, и о замене казни пожизненным заключением в крепости.

Филиппо Меччио рассеянно слушал монотонное чтение приговора, и улыбался.

Пока еще не было известно, что ответит королева Ортруда на ходатайство суда, и эти немногие часы были наполнены страстною борьбою из-за судьбы Филиппа Меччио. Принц Танкред, ликовавший при известии о поимке Филиппа Меччио, был возмущен просьбою суда о помиловании его.

— Нет, этого не будет! — гневно восклицал он. — Министерство не должно допустить такого безумного поступка.

Чтобы уничтожить впечатление этого неуместного, по мнению принца Танкреда, ходатайства, он требовал кассации приговора и передачи дела в другой состав суда, более надежный. Генерала же, председательствовавшего в суде, — говорил принц Танкред, — необходимо немедленно уволить в отставку.

Принц Танкред долго разговаривал об этом с Виктором Лорена. Убеждал его требовать от королевы, во имя высших интересов отечества, и во имя блага народного, чтобы она отклонила ходатайство суда. Первый министр отвечал неопределенно. Принц Танкред стал сердиться и угрожать, намекая на близость переворота. Но Виктор Лорена не смутился. Он не верил в успех придворного заговора.

— Помилование — прерогатива короны, — спокойно ответил он принцу. Королева выслушает совет министра, но что бы затем ни было, примет ли ее величество этот совет, отвергнет ли его, во всяком случае министерство поступит неправильно, если уйдет в отставку из-за вопроса о личной судьбе одного из осужденных судом.

Принц Танкред досадливо и нетерпеливо говорил:

— Неужели вы не сумеете внушить королеве, что помилование этого разбойника только поощрит анархистов к покушениям? Несомненно, что это помилование подвергнет опасности ее собственную жизнь. Еще не забыто покушение на нее. Только твердость правительства спасет от повторения таких злодейств.

Виктор Лорена тонко улыбнулся. Сказал:

— Наша всемилостливейшая государыня наследовала доблестный дух своих предков. Опасности, грозящие ее жизни, не остановят ее от исполнения того, что она сочтет своим долгом. Я надеюсь, что Бог оградит королеву oт второго покушения на ее драгоценную жизнь. Благородный характер государыни побуждает ее верить заявлениям революционных партий, что преступник послан не ими. Я даже боюсь, что государыня таит в себе такие мысли об этом деле, которые ей слишком горько было бы поверить кому-нибудь. Проницательность и мудрость королевы не избавляют ее иногда от ошибок суждения.

Друзья принца Танкреда интриговали всячески против помилования Филиппа Меччио. Но их бессильные попытки запугать королеву Ортруду только презрение рождали в душе ее. А буржуазия требовала помилования Филиппа Меччио, чтобы не обострять положения. Побежденный, он казался не страшным.

Виктор Лорена принес королеве Ортруде приговор военного суда. Она вопросительно посмотрела на министра. Он молчал. Она решительно надписала на приговоре:

«Дарую полное помилование доктору Филиппу Меччио.

Ортруда».

Так же молча Виктор Лорена взял из рук королевы Ортруды этот, столь обыкновенный с виду, лист бумаги, скрепил его своею подписью, и положил его на боковой столик, куда откладывались бумаги после доклада их королеве.

Когда Виктор Лорена встал, чтобы откланяться королеве Ортруде, она сказала ему:

— Дорогой господин Лорена, я хочу увидеть доктора Филиппа Меччио, и поговорить с ним. Мне кажется, что я могу услышать от него много интересного. Надеюсь, вы не будете возражать?

Виктор Лорена сказал:

— Простите, ваше величество, я боюсь, что свидание королевы с только что помилованным государственным преступником произведет на общество недолжное впечатление.

Королева Ортруда решительно сказала:

— Я непременно хочу его увидеть. Если вы боитесь недолжного впечатления, то мы устроим это втайне.

— Да, государыня, если вам так будет угодно, — сказал Виктор Лорена. — В этом случае вашему величеству особенно удобно будет обойтись даже и без содействия господина Карла Реймерса, так что беседа, которою вам угодно будет осчастливитъ доктора Филиппа Меччио, будет иметь исключительно-частный характер. Госпожи Афра Монигетти — невеста доктора Филиппа Меччио. Она может, конечно, передать господину Меччио частное приглашение вашего величества.

— Я так и сделаю, — сказала королева Ортруда.

В тот же день Афра передала Филиппу Меччио, что королева Ортруда хочет видеть его, что королеве интересно побеседовать с ним, и что королева будет рада, если он найдет время для совершенно частной беседы с нею. Содержание же этой беседы, каково бы оно ни было, не должно подлежать оглашению.

Филиппо Меччио внимательно выслушал Афру. Это приглашение его не удивило. Он был достаточно опытный политик для того, чтобы уже ничему не удивляться, и всем, по возможности, пользоваться. Но он задумался. Нахмурился. В уме складывались доводы за и против, а чувство гордого пролетария настойчиво говорило:

«Не надо. Не ходи. Будь непримирим».

Афра спросила его:

— О чем же вы думаете, милый Филиппо? Ведь это свидание вас ни к чему не может обязать.

Филиппо Меччио улыбнулся, и сказал:

— Я стараюсь понять, зачем это понадобилось королеве Ортруде.

— Да, ей надо видеть вас, милый Филиппо, — тихо сказала Афра.

— А мне это не надо, — сказал Филиппо Меччио. — О чем я буду говорить с главою враждебной нам власти? Пользы это не принесет, а на партию произведет дурное впечатление.

Афра возразила:

— Партии нет дела до ваших частных встреч. И можете ли вы вперед сказать, что не извлечете никакой пользы из этого свидания?

— Правда, Афра, не могу, — сказал Филиппо Меччио. — Положим, это аргумент довольно слабый. Но я подумаю. Я вижу, что вам это будет приятно. И я рад буду сделать вам приятное, если это в моих силах и не против интересов моего дела.

Филиппо Меччио раздумывал недолго. Он ничего не сказал своим друзьям, взял решение на свою ответственность. На другой же день Афра получила от него ответ. Филиппо Меччио выразил согласие явиться к королеве, когда ей это будет угодно.