К тому времени ослабли связи Тухачевского в партийно-политических кругах. Еще в январе 35-го от инфаркта умер В. В. Куйбышев. В феврале 37-го застрелился вступивший в острый конфликт со Сталиным Г. К. Орджоникидзе. Защищать Тухачевского наверху было некому. К тому же Сталин мог вспомнить, что когда-то Тухачевский предлагал оказавшегося "смутьяном" Серго на пост главы военного ведомства, и это воспоминание могло только укрепить его решимость расправиться с маршалом.
Г. К. Жуков не зря отпустил столько комплиментов в адрес Тухачевского. Георгий Константинович чувствовал, что в конечном счете занял в армии то место и сыграл в войне ту роль, которые, не будь ареста и процесса в июне 37-го, предназначались бы самому молодому и талантливому из советских маршалов. Правда, писателю Константину Симонову говорил, что не ниже Тухачевского ставит Уборевича:
"Тухачевский был более эрудирован в вопросах стратегии, но я бы не отдал ему предпочтение перед Уборевичем. И по общему характеру своего мышления, и по своему военному опыту Тухачевский был эрудирован в вопросах стратегии. Он много занимался ими, думал над ними и писал о них. У него был глубокий, спокойный, аналитический ум.
Уборевич больше занимался вопросами оперативного искусства и тактикой. Он был большим знатоком и того, и другого и непревзойденным воспитателем войск. В этом смысле он, на мой взгляд, был на три головы выше Тухачевского, которому была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой повседневной работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание".
Тут у Георгия Константиновича, как кажется, возобладала "классовая солидарность". Уборевич, как и он сам, был выходцем из бедной крестьянской семьи и, вольно или невольно, противопоставлялся Жуковым столбовому дворянину Тухачевскому. Под командой Иеронима Петровича Георгий Константинович долго служил в Белорусском военном округе и питал к нему самые теплые чувства. Но ведь сам же Жуков в мемуарах привел эпизод, как Тухачевский лично правил представленный им вместе с несколькими, другими кавалерийскими командирами проект боевого устава конницы и как они были "обезоружены вескими и логичными возражениями М. Н. Тухачевского" и "благодарны ему за те блестящие положения, которыми он обогатил проекты... уставов". Как видим, вполне черновая работа. И, добавлю, Жуков признается, что последний раз видел Михаила Николаевича в 1931 году, за шесть лет до гибели, и, следовательно, не может судить о последних, самых важных годах работы Тухачевского на посту заместителя наркома. К тому же, как мы уже убедились, "красный маршал" был совсем не плохим воспитателем бойцов и командиров, почти шесть лет командовал такими крупными округами, как Западный и Ленинградский, что такое повседневное руководство войсками, знал на практике очень хорошо. И крупные маневры проводил лично, и делал по их поводу весьма толковые замечания.
Полагаю, что Жуков сознавал, что Тухачевский образованнее и талантливее его. И решал в своих воспоминаниях сложную задачу. С одной стороны, воздать должное предшественнику, чтобы показать, сколь значительную фигуру он сам фактически должен был заменить в годы Великой Отечественной. С другой стороны, требовалось убедить читателей и собеседников, что и кроме. Тухачевского были в Красной Армии полководцы ничем не хуже, а в каком-то отношении и лучше. Поэтому нет ничего удивительного, мол, что он, Жуков, успешно справился со своей задачей, успешнее, чем это смог бы сделать расстрелянный в 37-м маршал. А попробуем-ка задать себе этот вопрос мы: кто бы, в самом деле, воевал успешнее в 41-м - Тухачевский, Уборевич, Путна или Жуков, Рокоссовский и другие советские генералы? Каждый волен ответить на него по-своему, но мне почему-то кажется, что Тухачевский, при всех его недостатках как полководца, не стал бы бросать дивизии в атаку в конном строю на заранее подготовленную оборону и без артподготовки, как это делал Рокоссовский под Москвой в ноябре 1941 года. И другой маршал, А. И. Еременко, никогда бы не написал в своем дневнике о Тухачевском того, что он написал о Жукове в феврале 43-го:
"Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это превосходство в силах в 5 - 6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру".
Подозреваю, что Тухачевский добился бы более благоприятного соотношения потерь, хотя они все равно остались бы в пользу вермахта. Ведь органических пороков советской системы, проявившихся и в Красной Армии, Михаил Николаевич устранить всё равно не мог. Но воевал бы наверняка пограмотнее Жукова. И, наверное, оказался бы в большей мере на своем месте в роли начальника Генштаба или командующего одним из основных фронтов. Если мысленно поставить во главе Красной Армии Манштейна или Эйзенхауэра, они бы, скорее всего, натворили там много бед, или пытались бы руководить советскими войсками с мерками, применимыми к опыту западных армий. А Тухачевский служил в Красной Армии с самого ее рождения, знал все ее особенности, пороки и достоинства...
Быть может, судьба Жукова сложилась удачнее, чем у Тухачевского (хотя отнюдь не безоблачно), потому, в частности, что он был не столь блестящ и талантлив. Сам Георгий Константинович цитирует слова начальника связи РККА Р. В. Лонгва о Тухачевском:
"Не подхалим, он не будет восхвалять Сталина..."
Жукова трудно обвинить в подхалимстве, но нельзя не признать, что если он и спорил со Сталиным, то лишь по конкретным оперативным вопросам, а не по проблемам большой стратегии или организации вооруженных сил в целом. В разговоре с Константином Симоновым Жуков вспомнил эпизод, как Тухачевский не побоялся в резкой форме возразить Ворошилову, когда докладывал проекты уставов:
"При всем своем спокойствии Тухачевский умел проявлять твердость и давать отпор, когда считал это необходимым... Ворошилов по какому-то из пунктов... стал высказывать недовольство и предлагать что-то не шедшее к делу. Тухачевский, выслушав его, сказал своим обычным, спокойным голосом: "Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок". - "Почему?" спросил Ворошилов. "Потому, что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком".
