В итоге оставалось только тянуть веревку выпускного клапана. Иначе газ не выпустишь. Я-то рассчитывал, что можно будет сверху, со склона дотянуться до разрывного полотнища, но комбинация "муравьи плюс крапива" отбила у нас охоту сделать такую попытку. Поэтому мы взялись за строп выпускного клапана и долго его тянули. Наконец "Джамбо" стал ложиться на землю.
Освободившись от газа, оболочка простерлась на крутом косогоре; где-то внизу журчал незримый ручей. Мы срубили себе палки для борьбы с крапивой и кое-как свернули оболочку и сеть, причем нас нещадно колола и жалила окружающая флора. Ничего не скажешь - настоящий лес. Не видно ни одной звериной тропы, сюда даже буйволы не заходили. Не расчистив пути, шагу не шагнешь. На пропитанной водой почве откоса было трудно даже просто устоять. Словом, наши маневры в воздухе были ничто перед пируэтами, которые теперь пришлось совершать на земле. В конце концов удалось все уложить в гондолу, можно было начинать выбираться. Мы весьма смутно представляли себе, где находимся, знали только, что где-то наверху вдоль гребня проходит кольцевая дорога.
Зато мы, естественно, никак не могли знать, что происходило в это самое время в Карату. Один африканец, служащий финансового департамента, километров с двадцати видел, как мы снижались. Совершенно правильно он заключил, что у нас явно что-то не ладится. С его точки зрения, наша посадка больше смахивала на падение. Он поспешил в полицейский участок и рассказал там о виденном. Рассказал очень убедительно, однако излишне сгустил краски. Ладно, назвал нашу посадку падением, это еще куда ни шло, только специалист сумел бы провести грань между этими двумя понятиями, тем более что он стоял в двадцати с лишним километрах от нас. Но зачем же добавлять, что шар взорвался! Полиция мобилизовала все каналы связи и доложила в Арушу и в столицу: "Упал экспедиционный аэростат. При этом отмечен сильный грохот. По словам очевидца, шар взорвался. Судьба экипажа неизвестна".
Когда передавалось это сообщение, я только что оставил тщетные попытки дотянуться до клапана со склона, и муравьи, забравшиеся в мои штаны, беспокоили меня куда больше, чем интерпретация в прессе судьбы нашего экипажа. К тому времени, как мы свернули оболочку, к месту происшествия уже мчались три машины из полицейского управления. В Аруше приготовили в больнице палату на троих. Пилотам гражданской авиации было отдано распоряжение, пролетая над кратером, искать место крушения. Словом, сильно приукрашенная версия единственного очевидца была сообщена всем заинтересованным инстанциям. И многим другим. Что ни говори, "взрыв" - слово сильное.
Радиостанции помогли распространить новость, и она быстро стала всеобщим достоянием. Было, однако, три человека, которые об этом ничего не знали. Сражаясь с крапивой, колючками, лианами и кустами, они пробивались вверх по склону. Время от времени они останавливались, чтобы оценить обстановку, по-прежнему не подозревая, какая каша заварилась. Их мысли были всецело заняты совсем другим вопросом: куда же их все-таки занесло?
поиск
Опустошения, которые мы производили в растительном мире, срубая и растаптывая крапиву и прочую флору, не только позволяли нам продвигаться вперед - мы надеялись, что потом без труда отыщем шар. Метить наш путь зарубками на деревьях нет никакой надобности!.. Мы продолжали топтать и сечь крапиву, падали в нее, обжигались, кричали от боли и снова карабкались вверх. Со всех сторон нас стеной обступали заросли, только сзади тянулась извилистая дорожка.
Поднявшись, согласно альтиметру, метров на сто, мы встретили первые следы буйволов. Судя по их четкости и размерам, животные прошли совсем недавно, поэтому мы громко разговаривали и вообще старались побольше шуметь, чтобы исключить возможность встречи с ними. Местами тропы эти напоминали сумеречные туннели, и мы чувствовали себя, словно кроты в подземном ходе. Более открытые отрезки, расцвеченные солнечными бликами, смахивали на след землеройки на лугу. Иногда путь преграждало огромное дерево, и нам приходилось перешагивать через досковидные корни, которые подпирали ствол, будто контрфорсы. Наконец, одолев за три часа трехсотметровый подъем, мы неожиданно вышли на узкую кольцевую дорогу.
Естественно, кругом никого не было видно и не слышно ни звука. Наземную команду - два отряда африканцев, на этот раз без участия Джоун,- предупредили, что мы будем садиться на противоположной стороне кратера. Было условлено, что наш "джипси" и лендровер Джона поделят между собой зону намеченной посадки и будут искать каждый в своем районе. Наверное, они увидели с кратерной дороги, как нас вдруг понесло в обратную сторону. Но даже если наши помощники приметили, в каком месте мы коршуном упали на землю, вряд ли они полезут в заросли разыскивать нас. У них только один выход - опираясь на Уилкиз-Пойнт, ездить взад-вперед по кольцевой дороге и ответвлению, ведущему вниз, чтобы держать под надзором две стороны треугольника, в пределах которого мы сели. Таким образом, нас обнаружат, где бы мы ни вышли из леса.
Но когда они еще подоспеют - ведь расстояние изрядное. И так как наш временный лагерь у Салехской площадки сразу же был свернут, мы зашагали по дороге навстречу им, в сторону Уилкиз-Пойнт. По пути нам предстояло пройти мимо любимой лужи носорога. С великой осторожностью приближались мы к ней; ведь одно дело подвергнуться атаке, когда сидишь в машине и даже можно посмеяться, и совсем другое дело, когда шагаешь пешком,- тут уж не до смеха. Мы почувствовали себя несколько увереннее после того, как Джон увидел, что носорог стоит и фыркает чуть не в километре от дороги. Все обошлось благополучно. А за поворотом мы встретили лендровер, и начался столь типичный для Африки галдеж с веселой суматохой.
Смысл всего, что говорилось, можно выразить очень коротко: они никак не ожидали, что мы останемся живы. В ответ мы выразили свою признательность, что они, несмотря ни на что, продолжали патрулировать. Под несмолкающий гвалт, снова и снова описывая свое приключение, мы погрузились в лендровер и покатили разыскивать "джипси". С этой задачей управились быстро, но разговор так быстро не кончился, всем пассажирам одной машины не терпелось выложить свои новости второму отряду. Веселый гам поунялся лишь после того, как возле нас остановилась полицейская машина, следовавшая в Карату. В этой части света все машины - есть ли воздушный шары или нет - останавливаются при встрече, и трое полицейских услышали красочное описание событий дня. Они, естественно, не были информированы своим начальством относительно нас, да нам и не пришло в голову спросить их об этом. В заключение Джон попросил их передать своему дежурному офицеру, что полет завершен и команда цела.
Знай мы что-нибудь про выдумку о взрыве, знай мы вообще что-нибудь сверх того, что выпало на нашу долю, полицейские увезли бы с собой другие наставления. А так, вернувшись в Карату и попав под град вопросов, они ничего не могли сказать про взрыв - ведь мы им ничего не говорили. Они знали только, что мы живы-здоровы. И полиция передала в дополнение к первому сообщению следующее: "Экипаж спасен наземной командой. Никто не пострадал". После люди не могли взять в толк, как это возможно: взорвалось 750 кубометров водорода, и никто в гондоле не пострадал, но второе известие как будто подтверждало первое. И множество газет поместило сообщение, что английский аэростат, совершавший полет над местами скоплений крупной дичи в Африке, взорвался и упал, однако команда спасена, все уцелели. Такую телеграмму распространило агентство Рейтер. И полетела она по свету, а мы трое пребывали в блаженном неведении. В Нгоронгоро нет телефонов, а единственная радиостанция в Аруше включается только два раза - рано утром и во второй половине дня.
Поздно вечером (в это время полицейские машины еще пробивались к кратеру, а клерк из Карату скорее всего уже мирно спал) Джон откупорил бутылку красного вина, и мы все трое чокнулись, подводя итог примечательному дню. Ноги горели от крапивы, но терпкое вино быстро притупило наши чувства. Нам почему-то все меньше хотелось совершать шестисотметровый спуск по кратерной дороге, подвергая себя смертельному риску на каждом метре. В итоге три тела остались лежать там, где свалились. Видно, так уж действует на людей воздухоплавание: они всю ночь и немалую часть следующего утра пролежали без движения.
