Особенно интересное письмо прислал мне старый железнодорожник, ныне пенсионер из города Вильнюса Д. И. Бурый. В нем он подробно излагает то, что когда-то рассказывал ему его сослуживец, ныне работник Вильнюсского отделения Литовской железной дороги Михаил Сухорукое, человек, по словам тов. Бурого, солидный и вполне заслуживающий доверия.
Это было примерно 25 сентября 1925 года, когда Михаил Сухорукое служил на пограничной с Польшей советской станции Негорелое. Стало известно, что из Варшавы прибывает поездом русский солдат, пробывший девять лет под землей, которого поляки будут передавать в Негорелом советским властям.
Курьерский поезд из Варшавы прибыл около семи часов вечера, и пассажиры прямо пересаживались с него на поезд, идущий в Москву. Но таможенная и пограничная проверка все же занимала минут сорок, и за это время М. Сухоруков и другие работники станции успели рассмотреть бессменного часового и поговорить с ним.
Оказалось, что его встречали в Негорелом родные - старушка мать, брат, жена и отец - еще бодрый и бравый донской казак с крупной золотой серьгой в ухе и в старых шароварах с лампасами. Вместе с ними приезжего ждали фотографы и рабкоры из газет.
Солдат оказался плотным здоровяком лет сорока пяти, довольно высокого роста, с двумя георгиевскими крестами на груди и тоже с серьгой в ухе. С головы его спускались ниже пояса густые седые волосы. Такими же седыми были его борода и усы. На казаке были новые казацкие шаровары с лампасами, и на боку висела сабля.
Он долго обнимался с родными, а потом газетчики хотели его сфотографировать, но он просил не делать этого, видимо стесняясь своей внешности. Ему принялись задавать вопросы, и он охотно рассказал свою историю, почти полностью совпадающую с основным вариантом этого случая, хотя некоторые детали в его рассказе были иными. Он, по его словам, действительно не сразу допустил поляков в склад и приготовился стрелять, если в подземелье войдут немцы. Только после того, как ему объяснили, что произошло, он согласился покинуть пост. При этом ему плотно завязали глаза, чтобы сохранить зрение. Хотели даже связать руки, чтобы он, забывшись, не сбросил своей повязки, но он обещал, что сумеет сдержаться. Потом его доставили в военный госпиталь, поместили в темной комнате, и в течение трех или четырех месяцев он ходил в темных очках, постепенно приучая глаза к свету. Он заявил польским властям, что хочет уехать на родину, и в госпитале его навещал советский консул, который теперь сопровождал его в Москву. Сухоруков спросил у казака, как случилось, что поляки оставили ему саблю. Тогда солдат вынул из ножен клинок и показал его собравшимся вокруг него.
"Это подарок отца", - сказал он.
На клинке была выгравирована надпись: "Смелым бог владеет".
Он объяснил, что поляки с уважением отнеслись к нему и, оценив мужество и стойкость подземного часового, разрешили ему оставить свое оружие.
Такова история, которую со слов М. Сухорукова сообщает мне тов. Бурый. Он советует обратиться к архивам Министерства иностранных дел СССР, где должны быть какие-то документы, связанные с передачей бессменного часового на родину.
Кстати, такой же совет дает мне С. Фейнберг из города Бобруйска, которому помнится, что в те годы народный комиссар иностранных дел тов. Чичерин дважды (обращался с нотами к польскому правительству, потому что поляки якобы затягивали отправку солдата на родину. А Григорий Любченко из поселка Новый Свет Донецкой области пишет, будто бы в 1927 или 1928 году читал в газетах сообщение о том, что Советское правительство наградило солдата, проведшего девять лет под землей, орденом Красного Знамени, и рекомендует мне обратиться туда, где хранятся сведения о награжденных.
Но, конечно, особенно интересным было для меня получить письма от людей, которые, по их словам, сами видели бессменного часового и разговаривали с ним. Таких писем несколько.
Александр Лебедев из Ленинграда сообщает, что много лет назад его односельчанин, вернувшийся домой с войны только в 1924 или 1925 году, подробно рассказывал ему историю своего девятилетнего пребывания под землей в крепости Осовец. А. Лебедев был тогда секретарем волостной ячейки ВЛКСМ и жил в селе Старая Ка-литва Новокалитвенского района Воронежской области. Фамилию подземного узника он помнит хорошо - Журавлев, но имя его забыл. Журавлев, по его словам, видел, но недостаточно хорошо, хотя и ходил без сопровождающего, да и слух его был расстроен. В то время Журавлев работал в качестве пастуха общественного стада, а его сын Петр батрачил у кулаков. Сам Лебедев в 1929 году уехал из родного села и с тех пор ничего не знает о семье Журавлевых.
Читательница Витковская из города Кривой Рог пишет, что в 1925 году, когда она жила на станции Гришине, там однажды появились листовки, выпущенные местной газетой, где рассказывалась история бессменного часового. В листовках сообщалось, что солдат, возвращаясь на родину, проедет через Гришино, и указывался час прихода поезда. Вместе со многими другими жителями Гришина тов. Витковская пришла на станцию посмотреть на этого удивительного человека. Она помнит, как на площадку вагона вышел человек с очень длинной белой бородой и, отвечая на вопросы людей, много рассказывал о своей жизни под землей. Он сказал, что после освобождения он долго лечился, а теперь едет на родину в Донбасс. Куда именно, тов. Витковская забыла, как забыла и фамилию этого человека. Она говорит, что старожилы станции Гришино должны помнить этот случай.
Из Волгоградской области из города Новоанненска пишет мне Алексей Балычев. Он вспоминает, что в 1924 или 1925 году встретил на станции Филонове почти совсем слепого человека, которого сопровождал санитар. Он рассказал Балычеву свою историю, и она в точности была историей бессменного часового. Человек этот ехал, как он сказал, из Минска, где лечился в госпитале, и добирался до родного хутора. Как назывался хутор, Балычев забыл, но вспоминает, что слепой сказал, что от Филонова до его родных мест остается сто тридцать километров. Он рекомендует мне искать следы этого человека в районе станиц Глазуновской и Роскопенской.
А вот что рассказывает в своем письме работник совхоза имени Тимирязева из Октябрьского района в Северном Казахстане Николай Субботенко. Работая в двадцатых годах на сахарном заводе близ Умани на Украине, он, как активный комсомолец, участвовал в волостной комсомольской конференции. Проходила эта конференция в Умани, и во время перерыва на обед было объявлено, что делегаты приглашаются в городской цирк, где будет выступать находящийся здесь проездом на родину солдат, который прожил в подземном каземате Новогеоргиевской крепости девять лет. Вместе с товарищами Н. Субботенко побывал в цирке, видел человека в форме солдата царской армии, но без погон, с темными очками на глазах и с лицом, густо заросшим длинными волосами, и слышал его волнующий рассказ. Он пишет, что родом этот солдат из Черниговской губернии. Уманские газеты, по словам Субботенко, потом печатали подробные рассказы о бессменном часовом.
А вот короткое письмо жителя Барнаула Андрея Власенко:
"Уважаемые товарищи! Я прочитал в "Огоньке" очерк "Бессменный часовой" и был взволнован, так как в 1943 году встречал подобного человека. Возможно, это был сам герой очерка. В августе - сентябре 1943 года, будучи в резерве 46-й армии, я со штабом армии находился в одном из донских сел в радиусе 100-150 километров от Миллерово. Возможно, это было в Чеботаревке, Митя-кино, Ср. Митякино, Волховом Яре или на хуторе Шевченко. Однажды вечером, выйдя из хаты, я увидел на завалинке старика лет 65-70. Старик плохо видел. Рядом с ним стояла жена. Я разговорился с ним и был чрезвычайно удивлен, услышав его рассказ. Находясь в армии во время германской войны в Польше, он вместе с другими солдатами охранял подземный склад с обмундированием и продовольствием. Однажды, когда он стоял в карауле, выход был завален взрывом, и дед в одиночку просидел в складе около 10 лет. Словом, это был случай, описанный Смирновым.
