Здесь, в складе, стояли и бочки с бензином. Черпая его касками, партизаны облили штабеля амуниции, ящики со снарядами и патронами. Коляскин чиркнул спичкой, и оба стремглав бросились бежать в темноту, торопясь подальше уйти до взрыва. А сзади, разгораясь и поднимаясь все выше, плясало пламя пожара.

Добежав до придорожного кювета, они ничком упали на землю. И в это время услышали могучий взрыв, почти подбросивший их. Склада больше не существовало.

Между тем подпольщикам с виллы Тай удавалось устраивать все новые побеги пленных. Вскоре число бежавших из лагерей перевалило за полторы сотни. Каждого длинного надо было не только вырвать из-за проволоки, но и укрыть вначале в надежном убежище, кормить, достать для него одежду, а главное - оружие и боеприпасы. Конечно, руководство римского Сопротивления немало помогало во всем этом, но его средства были ограниченными, и Флейшеру с друзьями приходилось изворачиваться - добывать и деньги, и оружие, и продовольствие, которого не хватало в оккупированном Риме.

В разных районах итальянской столицы они создали до 40 конспиративных квартир, где постоянно скрывались небольшие группы советских партизан. Хозяевами этих квартир были и русские эмигранты и итальянские патриоты, которые, ежечасно рискуя жизнью, прятали советских людей, кормили их и помогали Флейшеру во всех его предприятиях.

В конспиративную квартиру превратил свою стадию известный русский художник, ученик Серова, Васнецова и Коровина - Алексей Исупов. В 1926 году он по категорическому предписанию врачей уехал из Советского Союза в Италию и с тех пор жил и лечился в Риме (он умер в 1957 году). Его студия находилась прямо напротив фашистской казармы, но у художника всегда скрывались три-четыре партизана, о которых Исупов и его жена горячо заботились и с которыми с грустью расставались, когда тем наступало время идти в отряд. Активными помощниками Флейшера стали русские эмигранты Александр Сумбатов, Вера Долгина, Кузьма Зайцев. Последний был арестован, выдержал пытки и избиения в гестапо, но не выдал товарищей. Отважными подпольщиками были даже два русских католических священника Дорофей Бесчастнов и Илья Марков, выполнявшие многие опасные поручения Флейшера. Кстати, после войны они оба сбросили опостылевшие им черные поповские сутаны и вернулись на Родину.

Но боевое подполье, штабом которого сделалась вилла Тай, было по-настоящему интернациональным. Десятки отважных, самоотверженных итальянцев, полных ненависти к фашизму, любви и уважения к нашей стране, пренебрегая смертельной опасностью для себя и своих семей, скрывали советских партизан и беглецов из плена, делились с ними всем, что имели, самоотверженно помогали Флейшеру.

Это были люди самых разных профессий и состояний: и адвокат Оливьери, и инженер Сантини, и врач Лорис Гаспери, и торговец Джованни Гаффи, и бывший капитан итальянской армии Адреано Танни, и профессор медицины Оскаро ди Фонци. Коммунист с большим подпольным стажем, столяр-краснодеревщик Луиджи де Цорци, работавший в то время швейцаром большого жилого дома, вместе со своей женой Чезариной прятал на чердаке этого здания группы вооруженных партизан, и, хотя муж и жена сами жили впроголодь, они отдавали часть своих продуктов постояльцам. Луиджи не раз выполнял ответственные поручения Флейшера и был его активным помощником.

В тайное убежище, где порой укрывалось по нескольку десятков партизан, превратился подвал бара на улице Кайроли близ площади Виттория. Этот бар содержали Альдо Фарабуллини и его жена Идрана. Кругом шныряли ищейки гестапо, шли поблизости облавы, но ничто не останавливало этих отважных людей: их бар был одной из главных конспиративных квартир Флейшера. Порой бывало, что в баре выпивали и закусывали гитлеровские солдаты, не подозревая того, что под их ногами, в подвале, сжимая оружие, в напряжении ждут советские партизаны. В случае опасности хозяин Альдо Фарабуллини, который с притворной веселостью обслуживал ненавистных ему клиентов, должен был подать условный знак, постучав в пол, и партизаны вырвались бы тогда наверх, чтобы или погибнуть в бою, или прорваться из этого квартала в другие тайные убежища. Альдо и Идрана хорошо знали, что ждет их потом.

Порой, когда поблизости было спокойно, подземные обитатели бара поднимались наверх и завтракали за столиками, словно обычные посетители. Если в это время появлялся настоящий посетитель, они делали вид, что читают газеты, прихлебывая кофе или съедая порцию макарон. Иной раз при этом случались казусы, и кто-нибудь из партизан усердно изображал внимательного читателя, держа газету вверх ногами.

Однажды такой промах едва не обошелся дорого. Рядом с баром Фарабуллини, стена в стену, стоял дом, принадлежавший человеку, известному своими симпатиями к фашистам. Бывало, что этот сосед неожиданно заходил выпить чашку кофе, когда в зале сидели партизаны, и с излишним любопытством посматривал на них. Как-то после этого он вдруг вкрадчиво сказал Идране:

- Я думаю, синьора, вы кого-то прячете у себя в подвале. Два раза я видел, как ваши посетители читают газеты вверх ногами.

Идрана похолодела от ужаса. Но тут же, вспомнив, что сосед - страшный трус, она поняла, что надо ему ответить.

- Это еще не все, синьор, - доверительно сказала она, понижая голос. Имейте в виду, в подвале, у нас, кроме того, сложено столько динамита, что мы можем поднять в воздух весь квартал. Если, конечно, появится какая-нибудь опасность, - добавила она.

Сосед побледнел и, быстро расплатившись, ушел. Несколько дней Идрана провела в глубокой тревоге, но риск оправдался: сосед слишком дорожил своим домом, чтобы донести немцам.

Такими же верными друзьями советских людей были в городках Палестрина и Монтеротондо семьи Ботичелли, Пицци и де Баттисти, Ренато Боро, Лоренцо д'Агостино, Альфреда Джиорджи, Северино Спакатросси, Пино Леви Кавальоне и множество других антифашистов. На какую самоотверженность были способны эти люди, можно судить по случаю, происшедшему с командиром партизанской группы Анатолием Тарасенко.

Придя вечером в Монтеротондо, чтобы получить очередное боевое задание от руководителя местной секции компартии Франческо де Цуккори, он заночевал потом в доме помещичьего батрака Доменико де Баттисти. И жена Доменико Амелия и два его маленьких сына уже хорошо знали и любили этого партизана.

Утром, когда Тарасенко собрался вернуться в лес, к своей группе, оказалось, что вокруг дома расположилась на постой большая немецкая часть. У дверей уже стоял часовой, и гитлеровцы могли каждую минуту войти в комнаты. Амелия тотчас же сообразила, что надо делать. Она потащила Тарасенко в комнату, достала новый костюм и шляпу мужа и заставила партизана переодеться, а потом дала ему на руки своего трехлетнего сына Фаусто, что-то наказав ребенку.

Тарасенко вышел во двор, полный гитлеровских солдат. Часовой, стоявший у дома, окликнул было его. Но маленький Фаусто сделал вид, что испугался, заплакал и, обняв партизана за шею, стал повторять: "Папа! Папа!" И немец, подумав, что это идет отец семьи, махнул Тарасенко рукой: "Проходи!" Партизан с ребенком прошел среди солдат, отнес маленького Фаусто к его деду, жившему неподалеку, и благополучно добрался до леса. Сейчас А. М. Тарасенко переписывается со своим спасителем, который, впрочем, давно стал взрослым человеком и работает в одном из книгоиздательств в Риме.

Удары партизан учащались и становились все более чувствительными для гитлеровцев. С наступлением весны и лета 1944 года партизанская борьба в римской провинции получила новый размах, и советские группы действовали в самом тесном контакте с отрядами местных итальянских антифашистов. А когда германские войска стали отступать на север, Флейшер по приказу штаба Сопротивления снова объединил группы Коляскина и Тарасенко к северу от Рима, около Монтеротондо

Там вместе с отрядами итальянцев советские партизаны 6 июня 1944 года дали последний бой гитлеровским войскам, отступавшим из Монтеротондо. Партизанские пулеметы неожиданно ударили в упор по большой автоколонне врага. Из трех немецких танков, подоспевших на выручку к своим, два были уничтожены гранатами, причем один из них подбил Алексей Коляскин, смело вышедший на единоборство с бронированной машиной и раненный при этом в руку.