Комедия развертывается на фоне конкретно показанной житейской обстановки, точно описанных нравов и обычаев того времени, острых деталей и намеков на злободневность, что приближает пьесу Джонсона к манере Аристофана. У этой пьесы есть перекличка с живой актуальностью не только в бытовых мелочах, но и в основном решении темы. "Колдовские" процессы, на которых не раз выступал король Иаков I в качестве эксперта, в то время возбуждали самые различные толки и разговоры.
Серия этих великолепных комедий прерывается работой Джонсона над второй римской трагедией - "Заговор Катилины" (1611). Это картина смертельной схватки между старым Римом, Римом республиканской доблести и чести, воплощенным в образе неподкупно честного и бескорыстного Цицерона, и Римом новым, назревающим императорским Римом, где царит дух преступности, продажности и всех видов эгоизма. Представитель этого Рима - Катилина не знает удержу в удовлетворении своих низких страстей. В его доме происходят чудовищные оргии, льется вино, смешанное с кровью. Катилину окружают такие же авантюристы и прожигатели жизни, как и он сам, логрязшие в праздной роскоши и беспутстве. И не видно силы, которая могла бы противостоять этой мерзости. Все в Риме прогнило на сквозь. Юлий Цезарь осторожно притаился, тихонько выжидая, когда наступит, подходящий момент.
Пьеса заканчивается провалом замысла Катилины. Но такой финал не делает ее оптимистичной. Провал заговорщиков был вызван простой случайностью. Один из них, Курий, выдал тайну заговора своей любовнице Фульвии, и та из пустого тщеславия разболтала ее Цицерону. На этот раз республика была спасена. Но что будет дальше? Вся пьеса пронизана ощущением обреченности республики. Как мы видим, в трагедии "Заговор Катилины", которая, по свидетельству друзей Бена Джонсона, была его любимым произведением, политическая тема поставлена гораздо острее и более непосредственно, чем в его первой римской трагедии. Однако художественный метод остался тот же: пьеса переполнена выдержками из Тацита, Саллюстия, Светония, с соответствующими примечаниями и учеными отсылками. Многие реплики Цицерона - простые пересказы его речей. Научный аппарат крайне отяжеляет трагедию, придавая ей педантический ученый вид. Естественно, что большого успеха у публики она не могла иметь. К тому же пунктуальность в пользовании источниками не обеспечила Бену Джонсону исторической верности. С одной стороны, он не мог различить классового своекорыстия в деятельности представителя старой сельской аристократии республиканца-антицезариста Цицерона, изображенного им неподкупно преданным слугой римского народа. С другой стороны, Джонсон некритически принимает идущее от цицеронианцев обвинение Катилины и его сторонников, наряду с политическим честолюбием и авантюризмом, в самых чудовищных и неправдоподобных пороках и злодеяниях. И все же основная прогрессивная направленность трагедии Джонсона несомненна.
К комедийному жанру Бен Джонсон вернулся лишь через три года, в "Варфоломеевской ярмарке" (1614). Разрабатывая и углубляя излюбленный им жанр "обозрений", Джонсон дает здесь целую энциклопедию жизни лондонских низов, рисуя быт и нравы обывателей.
Как уже отмечалось, Цен Джонсон, как нравоописатель современного ему общества, особенно охотно разрабатывает две темы. Одна из них - тема бездушной и беспощадной погони за наживой, тема власти золота, искажающей все природные чувства и человеческие отношения. Другая - тема мещанского индивидуализма, стремления ничтожной "личности" мещанина-собственника обособиться от общества, противопоставить свои эгоистические прихоти и влечения потребностям и нравственным нормам других людей. Эти темы определяют и сюжетное развитие "Варфоломеевской ярмарки".
Место действия пьесы - большая лондонская ярмарка, с ее суматохой и жульнической торговлей всяким хламом, с ее обжорством и грубыми увеселениями, с ее своднями, проститутками и карманными воришками. Мы находим здесь яркую зарисовку нравов эпохи, бытовых подробностей, колоритных штрихов, всякого рода пословиц и поговорок.
Все это придает пьесе историко-познавательное значение. На фоне Варфоломеевской ярмарки развертывается панорама человеческой глупости и плутовства всех видов. Но за общей картиной ярмарки стоит другой образ текущей, обыденной человеческой жизни, современной автору, которая представляется драматургу коллекцией тех же самых разновидностей глупости и плутовства. В этом отношении "Варфоломеевская ярмарка" предвосхищает замысел и "Пути паломника" Беньяна, и "Ярмарки тщеславия" Теккерея.
От названных и других, подобных им, произведений комедию Бена Джонсона отличает характерная стилистическая особенность. В эпоху Возрождения натуралистические подробности были свойственны творчеству многих прогрессивных писателей. Стремление их быть до конца правдивыми в изображении жизни нередко приводило к созданию весьма грубых эпизодов. Стремление сорвать со своей модели "все покровы", которыми лицемерная мораль господствующих классов старалась замаскировать жестокие социальные противоречия, рисуя жизнь в фальшиво "облагороженном", идеализированном виде, приводило писателей, честных и смелых в своем разоблачении ханжества, к нарочитому обнажению, подчеркиванию ужасающей грубости, низменности, грязи повседневной жизни. Мы находим такой натурализм у Рабле, в испанских плутовских романах, даже в некоторых новеллах Сервантеса. Мы находим его в гиперболизированном виде и у Бена Джонсона, не боящегося никаких грубостей и скабрезностей речи. Из всех комедий английского сатирика именно в "Варфоломеевской ярмарке" черта эта достигает самого острого выражения. Но это не самоцель, это лишь средство беспощадного разоблачения творящихся в обществе подлостей и мерзостей.
Несмотря на довольно хаотическую композицию "Варфоломеевской ярмарки", в ней все же можно заметить три зачаточные, слабо развитые сюжетные линии, которые не сплетены, а скорее перемешаны между собой. Первая из них похождения на ярмарке пустоголового дворянского недоросля Коукса, приехавшего поглазеть на ярмарку вместе со своей невестой Грейс, все время попадающего впросак, становящегося предметом издевательства со стороны ярмарочных жуликов в в конце концов теряющего и свои деньги, и невесту. Другая линия - приключения на той же ярмарке стряпчего Литлуита и его приятелей Уинуайфа и Куорлоса, которые оба хотят выгодно жениться и влюбляются в Грейс, причем первому удается отбить ее у Коукса, а второй вынужден удовольствоваться женитьбой на уродливой, но богатой ханже старухе Пюркрафт. Наконец, третья линия - злоключения родственника Коукса судьи Оверду, который бродит, переодетый, по ярмарке с целью раскрыть злоупотребления; вместо этого он терпит побои, оказывается посаженным в колодки и опозорен поведением своей распутной жены.