— Так быстро сдался? Шевели ногами!

Вэнь Кэсин, услышав эти безжалостные слова, приподнял брови и обернулся к Чжоу Цзышу, чтобы вмешаться:

— Погоди-ка, А-Сюй… 

— Ты замолчи, — на жёстком лице Чжоу Цзышу не появилось ни капли сострадания, — а ты, малец, продолжай идти дальше, как я велел.  

У Чжан Чэнлина закружилась голова и резко потемнело в глазах. Мальчик хотел заговорить, но не решился: вдруг ци вытекла бы из тела через открытый рот? Тогда тонкая и только на вид хрупкая рука Чжоу Цзышу вогнала бы ученика в землю.

Вокруг безграничными волнами поднимались и опускались гряды гор Шучжуна. Гора за горой, гора за горой. Чжан Чэнлина охватило отчаяние. Казалось, этому путешествию не будет конца! Дрожь в ногах усилилась, мальчик с огромным трудом поднял голову и увидел красивый профиль каменной бесчувственной статуи — шифу даже не смотрел в его сторону, продолжая наставлять: 

— Дыхание непрерывное и нескончаемое, ци течёт по меридианам подобно реке, впадающей в океан. Форма внутренней ци гибкая и подвижная, как водяная змея. Нескончаемый, непрерывный свободный поток…

В голове мальчика эти слова внезапно сложились с впечатлением от горных цепей, повергших его в отчаяние — и Чжан Чэнлина озарило: бесформенное, но единое. Цельное, безграничное, нескончаемое!

Неожиданно его грудь наполнилась энергией. Из-за затуманенного зрения Чжан Чэнлин острее чувствовал изменения: ци присутствовала во всём его теле, просто он до сих пор не умел собирать её и задействовать. Теперь, вместе с пониманием сути, внутри пробудился невероятно мощный поток. Исходящая волна ци откинула руку Чжоу Цзышу с его плеча. 

Изумление на лице шифу — вот последнее, что разглядел Чжан Чэнлин, прежде чем перестал видеть и рухнул на землю.

Примечание к части

∾ Малый поклон: левая ладонь обхватывает правый кулак.

∾ Гордись своим именем и стой на своём — идиома в значении, близком к «Я есть, кто я есть» (и не стыжусь этого)/ «Мне нечего скрывать».

∾ Будь честен, как яркий день — идиома в значении «открытый и честный».

∾ Шучжун — отсылка к царству Шу (Шу Хань) — одно из трёх царств Эпохи Троецарствия Китая, существовавшее в 221—263 гг. Располагалось на современной территории провинции Сычуань.

∾ Собачья пасть не исторгнет слоновую кость — дословный перевод идиомы в значении «грязный рот не может выражаться достойно», т.е. от вульгарного или злого человека нельзя ожидать, что он будет говорить прилично.

∾ «Не веди себя, как застенчивая фиалка!» — метафора, относящаяся к молодой стеснительной девушке.

∾ Пара даней — 100 кг.

∾ Десяток ли — 5 км.

Том 2. Глава 45. Ожидание

Пока Чжоу Цзышу в неверии разглядывал свою руку, только что лежавшую на плече Чжан Чэнлина, Е Байи обернулся и равнодушно прокомментировал:

— Славно. Вот ты и довёл его до смерти. Теперь доволен? 

Вэнь Кэсин казался единственным человеком, сохранившим хоть каплю совести. Наклонившись, он приподнял Чжан Чэнлина, поместил ладонь между лопаток мальчика и начал аккуратно вливать ци. Через пару мгновений Вэнь Кэсин удивлённо воскликнул: 

— С ума сойти! У этого ребёнка меридианы намного шире положенного. Неужели он в самом деле исключительно одарён?

— Так и есть, — подтвердил Чжоу Цзышу. — Я обнаружил это, когда помогал ему стабилизировать течение ци после нападения Цинь Суна Зачаровывающего. 

Когда он забрал бледного Чжан Чэнлина из рук Вэнь Кэсина, между бровей мальчика всё ещё была заметна глубокая складка. Штаны Чжан Чэнлина едва достигали щиколоток: за последние полмесяца он снова прибавил в росте. Единственный сын героя Чжана не должен был оставаться к своим годам такой никчёмной посредственностью! 

Когда Чжоу Цзышу, расправившись с Цинь Суном, помогал Чжан Чэнлину залечить внутренние травмы, он обнаружил у парнишки прочный фундамент внутреннего потенциала. Вот только Чжан Чэнлину не хватало сил привести в движение столь мощный поток ци. Это было всё равно что вручить двуручный меч ребёнку, который и курицу не в силах связать.^[316]

Любопытство Е Байи тоже разгорелось. Протянув руку, он ощупал мальчика с головы до пят и удивлённо отметил:

— Хм, невероятно, что такой человек может существовать: непроходимый болван, феноменально одарённый от природы! Ирония небес? Благословение или проклятие? — повернувшись к Чжоу Цзышу, он прибавил:

— Меридианы твоего ученика широкие и чистые. Есть, с чем работать, но в плане восприимчивости он дурак дураком. Этому мальчишке будет труднее найти свой путь, чем кому бы то ни было… И да, можешь продолжать своё мучительство. В ближайшем будущем это его не убьёт.

К счастью Чжан Чэнлина, он был без сознания и ничего не слышал. Чтобы дать ему прийти в себя, остальные решили заночевать на ближайшем постоялом дворе и отправиться в горы, когда мальчик восстановит силы. 

Как обычно, Чжоу Цзышу проснулся посреди ночи из-за гвоздей. Он свернулся клубочком и прижал руки к груди, но не пытался подавить боль медитацией, а просто лежал, устремив немигающий взгляд на освещённое лунным сиянием окно. Сосредоточившись на своём состоянии, Чжоу Цзышу отметил, что действие гвоздей изменилось. Раньше во время приступов ему казалось, что плоть и меридианы пронзают маленькие ножи. Сейчас острые проявления стали менее болезненными или Чжоу Цзышу просто привык к ним. Но присоединилось новое чувство — будто что-то давило ему на грудь, прерывая поток дыхания. Подобные ощущения стали возникать вскоре после выхода из Дунтина и с каждой ночью беспокоили всё сильнее. 

Чжоу Цзышу знал, что это своего рода предзнаменование: из отпущенных ему трёх лет прошла почти половина. Когда-то срок в три года казался подарком небес, но теперь превратился в изощрённую пытку. Чжоу Цзышу не пугала смерть сама по себе — ему потребовалось приложить немалые усилия, чтобы дотянуть до своих почти тридцати лет. Все методы обучения, которые он применял к Чжан Чэнлину, Чжоу Цзышу испытал на себе в более юном возрасте и в более суровых формах. Никакого исключительного дара у Чжоу Цзышу не было, но он благополучно перенёс эту тиранию. И вообще натерпелся достаточно, чтобы никого и ничего не бояться. Если уж жизнь не могла напугать Чжоу Цзышу, с какой стати ему было бояться смерти?

Однако, вести счёт отведённым дням оказалось мучительно тяжело. Пройдя через многие невзгоды, Чжоу Цзышу сохранил сильную волю и ни разу не захотел умереть. А теперь, в эти беззаботные дни, наполненные весельем и духом свободы, он ждал неминуемой гибели. Разве это не смахивало на насмешку судьбы? Чжоу Цзышу подумал, что снова совершил какую-то глупость.

В этот момент в его дверь легонько постучали. Чжоу Цзышу на мгновение опешил — беспардонным Вэнь Кэсину и Е Байи не требовалось приглашение, чтобы войти. Он попытался встать с кровати, но свалился обратно от приступа тупой боли в груди. Бессознательно сжав рукой простыню, Чжоу Цзышу с трудом направил ци на преодоление удушья, сделал два глубоких вдоха и только потом с мрачным видом потащился открывать дверь.

Снаружи нерешительно топтался Чжан Чэнлин, его рука застыла в намерении постучать снова. Заметив, что учитель бледен, как мертвец, и на редкость угрюм, мальчик виновато опустил голову, будто совершил непростительный грех, и тихо, как мышонок, пискнул себе под нос:

— Шифу… 

— Что ты здесь делаешь? — недовольно осведомился Чжоу Цзышу. 

Уголки губ Чжан Чэнлина опустились. Мальчишка выглядел так, будто вот-вот расплачется. 

— Шифу... я только что очнулся и не могу снова заснуть. 

Чжоу Цзышу скрестил руки на груди, прислонился к дверному косяку и недобро усмехнулся:

— По-твоему… я должен спеть тебе колыбельную и уложить в кроватку? 

Чжан Чэнлин опустил голову ещё ниже. Так низко, что Чжоу Цзышу начал опасаться, не переломится ли у мальчишки шея. Зимними ночами даже в Шучжуне было студёно. Из-за разыгравшихся гвоздей Чжоу Цзышу стал чувствительным к холоду, и его знобило на сквозняке. Схватив флягу и сделав большой глоток вина, он раздражённо поглядел на мальчишку: