Надо мной склонился молодой мужчина, с темным коротко-стриженным «ёжиком», слегка немодным, слишком брутальным для современных метросексуалов. Острые, карие глаза метали искры из-под четко очерченных бровей и густых смолено-черных ресниц. Темно-бордовые, как будто подведенные, тонкие губы еле сдерживались от откровенных ругательств. Его можно было назвать невероятно красивым, если бы он не был так зол, буквально метая громы и молнии. Он протянул мне руку:

– Встать можешь? Сейчас вызову полицию и скорую! Куда ты на мою голову!?!

– Стойте-стойте, не надо полицию. И скорую не надо. Я вроде ничего так. Ударилась просто. Но голова уже почти не кружится. И «единорога» жалко!

– Кого?

– Ну самокат мой… Я его «единорожком» зову!

– Единорожком! Ты почему на красный выскочила?

– Подумала, что сейчас зеленый будет…

– Светофоры не для того, чтобы думать, а чтобы смотреть. Куда неслась-то, дурища?

Судя по всему он постепенно начал успокаиваться. Меня не тошнило. Речь у меня была связаная. Значит «соображалка» не «отбита». В конце концов, он тоже виноват. Въехал уже под мигающий желтый. Если полиция приедет, никого по головке не погладят.

– На работу, – деловито заявила я отряхивая одежду.

Пусть не думает, что я какой-то ненормальный подросток!

Левый край тонких губ изогнулся в недоверчивой усмешки. В этот миг я осознала, что он действительно потрясающе красив! У меня даже в голове устаканилось. Видимо, клин клином вышибают. Сначала от падения сознание кружилось в одну сторону. А затем – в противоположную. В итоге, я начала мыслить более менее ровно. Но все равно не могла отвести от него взгляд.

– Ладно. Чую, сейчас мы с тобой уже везде опоздали. Давай, живность твою ко мне в багажник закинем. Я машину припаркую и кофе с тобой вон в той кофейней попьем, – видимо, не выдержав моих распахнутых глаз, предложил он.

– Нет-нет, я не могу! Меня важные дела ждут.

– Важные дела у тебя! Вот это поворот! – несколько беспардонно выпалил он.

Видимо, не ожидал от меня отказа.

– Слушай, но поди не важнее моих. Да и куда ты в таком виде, – попытался успокоить меня мужчина.

Я осмотрелась. Действительно, он прав: ветровка порвана, штанина вся в пыли, волосы растрепались.

– Да и потом, надо же с твоим «питомцем» что-то решать. Так-то я тоже виноват, – сменил гнев на милость и чуть ли не принялся уговаривал меня новый знакомый.

Смерив его взглядом, я рассудила, что сейчас действительно уже опоздала. Нога побаливала, не могу же я хромоногим блогером явится на встречу. Да и мужик вроде неплохой, может поможет самокат в ремонт закинуть. Я кивнула и, доставая телефон, чтобы позвонить заказчице, поковыляла к ближайшей кофейне.

Когда мой спонтанный спутник вошел в помещение, то увидел, что я заняла столик в глубине, подальше от любопытных глаз. Мало ли кто мимо будет проходить. Я не хотела, чтобы нас видели вместе. Потом расспросов не оберешься.

Он опустился на противоположный стул, и сразу стало заметно, какие маленькие столики в кафе. На улице я не задумалась, что он такой высокий. Точно не меньше пары метров роста. Он скинул пиджак. Рубашка рельефно натяналась на его мускалах. «Может быть, он спортсмен? Вау, а если олимпийский чемпион?» – подумала я, твердо решив это выяснить.

– Заказ сделала?

– Я только кофе буду. Уже оплатила.

– О, как. А я думал угостить тебя, «штрафной» чашкой, так сказать, выпить мировую.

– Не нужно. Мы оба виноваты, что уж тут. Ваша-то машина как? Не пострадала?

– Мелкая царапина. Не страшно. Говорят, шрамы мужчину украшают, – он изогнул бровь.

Тут я заметила, что от левой брови к виску у него идет светлый штрих, будто кто-то карандашом чиркнул. От этого вроде бы незаметного рубца лицо приобретала озорное, хулиганское выражение. Он что со мной кокетничает?

Материализовавшаяся за спиной официантка, услужливо выпятив планшет для приема заказов, с лучезарной улыбкой поинтересовалась у мужчины, что мы будем заказывать, демонстративно игнорируя меня. Мол, заказала кофе, и хватит с тебя! «Интересно, а она согласилась бы прямо здесь у него отсосать?» – я еле-еле сдерживала себя, чтобы не задать ей этот вопрос. Не знаю почему, но наглая девчонка с готическим макияжем и очевидно развязанными манерами невероятно меня раздражала. Вроде бы незаметно она коснулась плеча моего нового знакомого, кстати, так и не представившегося. Хотя какое мне до этого дело!

– Сок апельсиновый свежевыжитый. Сэндвич с рыбой. Кофе Американо. Круассаны с манговым кремом. Все по две порции.

– Вы так много едите, – издевательски спросила я.

– Половина тебе.

– Ой, спасибо. Но я же сказала, что уже завтракала, Мне не нужно.

– Не хочешь – не ешь. Я уже заказал. Все равно пропадет.

Официантка театрально вздохнув, мол, выпендриваются некоторые, удалилась.

– Сергей, давай на «ты», – брюнет протянул руку.

– Хорошо, давай, Ева.

– Какое необычное имя.

– Ага, – неопределенно отозвалась я.

Не люблю лишний раз рассказывать о себе.

– Мама так назвала?

– Не знаю. Мои родители погибли. Бабушка воспитала, а от нее не добиться было, что и как, – свернула тему.

Его взгляд блуждал по мне, на минисекунды задержавшись на дешевых тонких серебряных колечках на пальцах, видавшей виды курточке Benetton, купленной еще на втором курсе из желания выглядеть «прилично», но уже хорошо затасканной, а теперь и вовсе не подлежащей восстановлению. Пусть только попробует денег предложить! Точно не возьму. Но он неожиданно спросил:

– Расскажи про бабушку?

– Если ждешь сентиментальную историю в духе мыльной оперы с ТВ, то зря. Обычная бабушка. Квартирка в райцентре, две комнаты. Она всю жизнь инженером была, а на пенсии лифтером подрабатывала. Варила фирменный куриный суп с домашней лапшой да пекла блины по воскресеньем. Пальчики оближешь!

– Поди с клубничным вареньем?

– Ага. Идеально детство. Никаких страшилок, – улыбнулась Ева. – Жаль умерла. Онкология, – горло перехватило, я предпочитала не вспоминать тот период, скороговоркой перечислила. – Стремительно сгорела за четыре месяца. Я третий курс закончила, сессию сдала. Приехала… Через неделю её не стало. Так бывает, врачи сказали.

Сергей помолчал.

– Страшно.

– Ага. А ты кто? Расскажи о себе. А то считай, уже поцеловались – а я ничего о тебе не знаю.

– Что? Когда поцеловались? – не понял Сергей.

– Ну транспорт наш. Твой конь, мой единорог.

До него постепенно дошло! Да у меня острый язык. Сонька говорит, что как лезвие. Может быть, это потому, что я ненавижу, когда на меня вот так смотрят: то ли с жалостью, то ли с сожалением.

– А да, точно, – слишком громко для этого тесного кафе рассмеялся мужчина. Несколько голов обернулись на нас. – А сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Ого. Никогда бы не подумал.

– Что думал четырнадцать? Не боялся несовершеннолетнюю спаивать? – я кокетливо глянула на стакан с соком, поставленный передо мной официанткой.

В большей степени, чтобы позлить эту псевдоготиху, чем произвести впечатление на Сергея.

– Ну, не знаю, лет девятнадцать…

– Открою тайну, – я сделала большие многозначительные глаза. – Современные косметические средства позволяют девушкам выглядит на три года младше, чем они есть. Так что будь осторожен, «Гумберт».

Я снова непринужденно рассмеялась и взяла сэндвич.

– Вкусно, спасибо.

– А на кого учишься? – чувствую он все решил обо мне выведать!

– Современные коммуникации и связи с общественностью.

– Круто!

– Но диплом защищаю на кафедре литературоведения. Знаешь, все растет из классики. Все рекламные, образы, метафоры – всё это было у предков. Мы лишь бесконечно пересказываем одни и те же мифы.

Идея зацепила его.Мы стали болтать о книгах, любимых с детства и прочитанных недавно. Через некоторое время, когда Сергей понял, что нетронутый кофе давно остыл, он признался, что уже очень давно ни с кем так страстно не спорил о Бодлере.