Неприятности в этот день обрушились с раннего утра. Немцы предприняли несколько сильных атак. Позвонил Осликовский. Он тяжело болен, требовалась срочная операция. Сделать ее могли только на Большой земле. Значит, надо добиваться самолета. И нужно искать, кем заменить комдива…

Впрочем, семье погибшего это не интересно. Начать следует с другого. Написать, что с командиром 66-го истребительного авиационного полка полковником Сидоренко он, Белов, познакомился недавно. И сразу почувствовал расположение к этому крепкому спокойному человеку. Глаза у него были хорошие: веселые, живые, с хитринкой.

Сидоренко мог не идти в рейд в тыл врага. Мог командовать своим полком, находясь в Мосальске. Тем более что и в полку-то всего три истребителя. Только собственная добросовестность заставила его отправиться в неизвестность вместе со штабом Белова. Раздобыл где-то сани-розвальни и лошадь. На санях ехал радист с радиостанцией, а полковник больше шагал пешком.

Всего три истребителя, но как они помогли! Когда совсем одолевала немецкая авиация, Сидоренко вызывал своих орлов и они быстро очищали небо от фашистских машин, давали бойцам передышку. К сожалению, прилетали орлы только на десять минут — им не хватало горючего, слишком далеко находился аэродром. Впрочем, и за это спасибо. Кавалеристы чувствовали, что не забыты, что вот даже летчики с ними.

Вечером Павел Алексеевич засиделся с полковником. Говорили о семьях. Сидоренко достал из кармана фотографию. Потом улеглись спать на широких деревянных лавках и размечтались о том времени, когда появится достаточно самолетов. Сидоренко сказал, что на днях в полк поступят семь машин. У него будет десять истребителей… Павел Алексеевич, борясь с дремотой, ответил: хорошо, конечно, хотя тоже немного…

А утром прилетели немцы. Странно, почему они обрушили бомбовый удар на маленькую лесную деревушку Бели, в которой всего девять изб, едва заметных среди сугробов?! Как они узнали, что здесь — штаб и политотдел корпуса? Может, их навел на цель наш У-2, неосторожно севший возле деревни в светлое время и подруливший прямо к избе генерала?! Или виноват сам Белов, вызвавший в деревню на совещание командиров партизанских отрядов со всей округи?

Он нарушил правило: не собирать много людей там, где стоит штаб. Можно было провести совещание в любой деревне. Но Белов торопился. А главное — не думал долго задерживаться здесь, надеялся на успех под Вязьмой.

Два десятка партизанских командиров собрались в штабе. Генерал попросил их прикрыть фланги и тыл кавалеристов. Для крупных отрядов наметил боевые участки, мелкие хотел подчинить крупным, однако те не пожелали… Пользу совещание принесло. Однако бомбежка насторожила. А что, если в партизанских отрядах были случайные люди? Или, может, вражеская агентура? Как говорится, век живи — век учись!

И вот — солнечное утро. Павел Алексеевич прочитал поступившие донесения и сел завтракать. Сидоренко со своим радистом — на другой стороне стола. С опозданием явился адъютант Михайлов. Возле стены лежала на кровати, укрывшись полушубком, больная хозяйка.

Тут опять позвонил Осликовский. Павел Алексеевич предложил ему приехать в Бели. Отсюда, на связном самолете, — в госпиталь. Осликовский начал объяснять что-то, и в это время загудели моторы. Сидоренко схватил бинокль, выскочил из дома, крикнул в незакрытую дверь:

— «Юнкерсы»! На нас пикируют!

Белов скомандовал:

— Все на пол, живо! Хозяйка — тоже!

Женщина вяло махнула рукой и осталась на кровати.

Вой бомб, раздирающий уши треск. Волна горячего воздуха хлестнула в избу. Вылетели все стекла, рухнула перегородка. Между бревнами появились в стенах широкие щели. Удушливый запах горелой взрывчатки разъедал горло.

Снова вой, удар, треск!

— Умираю! О-о-о! Умираю! — стонала хозяйка.

Павел Алексеевич подумал: «Со страха кричит».

Стало тише. Гул моторов вроде бы удалялся.

— В погреб! — приказал Белов и, захватив бекешу, бросился к двери. Первое, что увидел, — две огромные воронки, две черные дымящиеся ямы.

— Полковник убит! — крикнул радист. — Вот он, возле крыльца!

Павел Алексеевич словно споткнулся с разбега. Сидоренко лежал лицом вниз: вокруг головы быстро расползалось по снегу розовое пятно. Крупный осколок рассек полковнику череп.

Убитого перенесли в избу, где по-прежнему стонала хозяйка. Оказывается, осколки, влетевшие через окно, попали ей в бок. Через несколько минут она умерла.

Сверкал на улице снег. К полудню чуть пригрело солнце. С передовой поступали донесения о боях. А Сидоренко лежал в наскоро сколоченном гробу, отрешенный от всех забот и надежд. Павел Алексеевич решил отправить тело погибшего в Мосальск, в полк, где его похоронят со всеми почестями.

Так это было. Но такие подробности не принято упоминать в письмах. Лучше он выразит семье убитого соболезнование. И еще напишет о том, что с большим уважением относился к своему фронтовому другу.

5

Из штаба Западного фронта пришла радиограмма:

Тов. Белову.

1. Лупи противника, пока он не собрался.

2. Пошли удальцов для диверсий в Вязьме, для паники.

Жуков

8.2.42 г.

Радиограмма была не столько директивная, сколько эмоциональная, взбадривающая. Поэтому Павел Алексеевич счел возможным оставить ее без ответа. А вообще связь с Большой землей поддерживалась регулярно.

Радиограмма в штаб Западного фронта.

т. Виноградову.

С 7.2.42 г. самолетов нет. Люди и лошади голодают. Боеприпасов нет. Прошу принять срочные меры по подброске продовольствия, овса, боеприпасов, бензина согласно заявке.

Белов. Щелаковский

13.2.42 г.

Из штаба Западного фронта.

Тов. Белову.

Радиоперехват свидетельствует о ничтожных силах противника, противостоящих вашей группе. Материалы мы вам передаем систематически. Чего вы тянете с захватом города Вязьма? Протянете — получится так же, как под городом Юхновом.

Из радиоперехвата видно, что снабжаются части противника по воздуху.

Дайте стремительный нажим, и все побежит!

Жуков. Хохлов. Казбинцев

13.2.42 г.

В штаб Западного фронта.

Тов. Жукову.

Потери настолько велики, что в полках гвардейских кавдивизий осталось по 10–15 человек, ведущих бой в пешем строю. Полковая артиллерия гвардейских дивизий завязла в снегу и движется только на руках. Принимаю меры по формированию новых батарей из трофейной мат. части и артиллеристов-партизан. Главное затруднение — лошади и упряжь.

Противник усилился в районе Семлево за счет подхода с севера двух батальонов пехоты^[5] и восьми танков. Разрешите приостановить наступление, пока не пополню полки за счет партизан, хотя бы до ста человек на полк.

Белов. Щелаковский

15.2.42 г.

На этот запрос Павел Алексеевич ответа не получил. Ответственное решение нужно было принять самому. Большие потери, усталость, неопределенность положения — все это сказывалось на боеспособности, на психике людей. Даже в штабе некоторые офицеры ходили подавленные, отрешенные, словно уже распростившиеся с жизнью. Войскам нужен был отдых.

15 февраля генерал Белов приказал временно прекратить активные действия и перейти к обороне на выгодных рубежах.

Когда надвинулись сумерки, Павел Алексеевич пригласил в избу комиссара Щелаковского, начальника политотдела Милославского, майоров Кононенко, Вашурина и еще нескольких боевых товарищей. Они явились, как на очередное совещание, деловито разместились на лавках вокруг стола. Павел Алексеевич с радостью и легкой грустью смотрел на них. Ветераны, испытанные друзья, привычные к трудностям. Похудевшие, давно не стриженные, сидят они, не сняв ватных телогреек — в избе чуть теплей, чем на улице. Разложили карты, бумагу — ждут. Спокойно, по-деловому воспримут любое распоряжение. Если нужно, прямо отсюда отправятся на самый опасный участок. Сквозь пургу, навстречу пулям, навстречу разрывам.

— Уберите планшеты, товарищи, — сказал Белов. — Сегодня никаких дел не будет. Пока готовят ужин, давайте сыграем в домино!