Послал в Шую, к жене, адъютанта Бобылева. Он повез мой новый денежный аттестат. Теперь аттестат гвардейский, получаю в полтора раза больше!

Есть новый приказ, по которому корпус должен повернуть под прямым углом на запад, то есть пройти южнее Тулы. По имеющимся сведениям, почти все армии нашего фронта перешли в наступление.

Раньше всех успех обозначился на юге, под Ростовом. Потом успех определился и под Каширой, а сегодня получены сведения о занятии нашими войсками Ельца, Тихвина, Солнечногорска. В моем представлении, план операции является грандиозным. Мечтаю о том, что противник под Москвой будет скоро окружен, а затем истреблен.

На днях Япония объявила войну США и Англии. Англия объявила войну Финляндии, Румынии и Венгрии. Уже весь мир воюет, а первые успехи против немцев имеем мы, русские. Мы научились лучше воевать. Наши силы увеличились.

Бои будут жестокие. Враг сделает все, чтобы спасти свои войска и весной вновь начать наступление. Вот эту-то зиму и надо использовать так, чтобы лишить немцев возможности наступать весной. Нельзя допустить головокружения от успеха. Но радости у всех будет много, и эту радость никто у нас не отнимет.

13 декабря 1941 года. Домнино. Спал очень плохо, в избе полно блох. Когда утром стал бриться, ко мне приехали замнарком автопромышленности товарищ Ермаков и директор авторемзавода Поташ. Они присланы для сбора и сохранения трофейных автомашин. Обещали произвести полный ремонт моего вездехода М-41 и дать готовую утепленную М-1.

Мои офицеры связи Иващенко и Ефимов задерживаются вылетом к соседям из-за метели. Я считаю, что нам нужно окружить тульскую группировку противника, однако мы двигаемся недостаточно быстро. Значительно отстает 10-я армия, действующая левее меня, хотя мы помогли ей под Сталиногорском.

В газетах за 11 декабря есть сведения о трофеях корпуса. Они мною преуменьшены, дабы не допустить ошибки. Однако количество трофеев одного нашего корпуса пока больше, чем любой из наступающих армий.

Досадно, что слишком много уходит живой силы противника, многие немцы избегают пленения. Это происходит «по неискусству нашему», из-за усталости лошадей и малочисленности людей в эскадронах. Танков в корпусе осталось на ходу всего 5 штук.

2

Майор из особого отдела попросил принять его по важному вопросу. Обычно в таких случаях при разговоре присутствовал комиссар, но Щелаковский все еще лечился в Москве, а Милославский уехал в дивизии.

Беседовали с глазу на глаз. Майор, без стеснения затягиваясь генеральским «Казбеком», докладывал, что возле Венёва корпус освободил большую группу пленных, захваченных немцами дней двадцать назад. Среди пленных — много бойцов из отступавших через этот район 31-й и 41-й кавалерийских дивизий…

Майор, коренастый медлительный украинец, говорил обстоятельно, с большими паузами, словно бы давал возможность собеседнику оценить значимость своих слов. Павел Алексеевич от нетерпения постукивал по столу костяшками пальцев. Все ему было ясно. Он знал, что командир 160-го Камышинского полка Аркадий Князев не отправил освобожденных из плена бойцов в тыл, как требовала инструкция, а зачислил всех кавалеристов в свои эскадроны.

Подобные случаи бывали и раньше. Но тогда речь шла о единицах, это не отражалось ни в каких сводках. А теперь Князев сразу влил в полк сто человек.

— Не исключено, что среди пленных есть вражеские агенты, — сказал майор.

— Возможно, только вряд ли. Обстановка не та. И, в конце концов, это дело контрразведки. Пусть поработает.

— В тылу, товарищ генерал, имеются специальные органы. Они сквозь сито просеивают.

— Лучшая проверка — в бою. Но я понимаю, майор, порядок установлен не вами, и вы обязаны следить, чтобы он выполнялся.

— То-то и оно, — вздохнул особист. В глубине души он одобрял поступок Князева. Однако служба есть служба, и он обязан доложить вверх по своей линии. И вот он пришел к командиру корпуса, с которым воевал от самой границы, чтобы предупредить, посоветоваться. Может, найдутся смягчающие обстоятельства?

Павел Алексеевич вынул из полевой сумки несколько исписанных листков, положил перед майором:

— Сводка о состоянии корпуса. Посмотрите внимательно.

Рукой попробовал разогнать табачный дым, клубившийся в низкой горнице. Куда там — только растянул дым полосами. Пришлось открыть форточку. С улицы приятно повеяло морозным воздухом. Где-то близко пофыркивали лошади. Блеснула первая звездочка на вечернем небе.

Вдыхая бодрящий воздух, Павел Алексеевич подумал: как все же плохо без Щелаковского. Есть такие дела, по которым не посоветуешься ни с начальством, ни с подчиненными. Вся тяжесть — на одни плечи. А с Алексеем Варфоломеевичем разделили бы груз пополам.

Вот уже месяц корпус не получал пополнения. Столько потерь — и ни одного маршевого подразделения. Понятно, в сражение под Москвой введены новые армии: люди, техника — все для них. А гвардейский корпус — сам по себе. Не мудрено, что кавалеристы начали выдыхаться. В эскадронах осталось по сорок — пятьдесят человек. И это тем более обидно, что на левом крыле Западного фронта корпус является самым опытным, самым активным соединением.

После Каширы в дивизию Баранова влилась часть местного истребительного батальона. К Осликовскому присоединились партизаны. Хорошо! Почти в каждой деревне, в каждом райцентре в корпус просились добровольцы, уже испытавшие на себе «новый порядок». Однако производить мобилизацию и самостоятельно принимать добровольцев корпус не имел права. В принципе это верно. Но нельзя держаться инструкции, как слепой — стены. Павел Алексеевич не одергивал командиров, которые использовали местные возможности.

В особом отделе, разумеется, знали об этом. Но и особисты понимали: корпус наступает, гонит фашистов, а победителей, как известно, не судят. На отдельные случаи внимания не обращали. Однако сто человек — это уже массовость. Тем более что и приятель Князева, подполковник Данилин, тоже принял в свой полк сорок освобожденных пленных.

Майор кончил читать сводку. Павел Алексеевич не спешил, давая ему время подумать. Погасил окурок, прикрыл форточку и лишь потом произнес:

— Перед нами трудная задача — совместно с другими войсками разгромить армию Гудериана. А какими силами выполнять этот приказ? Видели в сводке — у Князева есть люди, хотя до штатной численности и ему далеко. У Данилина есть. Еще — у таманцев. А с остальными полками что делать, если подходить строго по нормам? Слить каждый полк в один эскадрон? Нет уж, извините, я буду бороться за полноценные полки, а не за то, чтобы от них остались лишь номера и знамена. — Майор открыл было рот, намереваясь сказать что-то, но Павел Алексеевич остановил его: — Да, понимаю, вам нужно писать донесение. Вот и напишите всю правду. О важности нашей задачи. О том, что вся страна, весь мир сейчас сюда смотрит, на поля Подмосковья. И о том, конечно, что у Князева боеспособный полк, который действует на решающем направлении. Объясните все это, и, я уверен, вас поймут… И в самом деле, не хотят же ваши прямые начальники затормозить наступление кавалерийского корпуса? Это не в их интересах, — усмехнулся Белов.

3

Освободить железнодорожную станцию Узловая послан был 108-й кавалерийский полк. Километрах в двенадцати от нее гвардейцы остановились, ожидая разведку.

Вскоре послышался цокот копыт по обледеневшей дороге. Командир разведвзвода доложил: удалось скрытно подобраться к вокзалу. На Узловой скопилось мною составов с военными грузами. Фашисты торопятся отправить в тыл вагоны со снарядами. На глазах у разведчиков ушло несколько эшелонов.

Что делать? Как помешать гитлеровцам? Командир полка подполковник В. Д. Васильев думал не слезая с коня. У врага на станции несколько пехотных батальонов, попробуй справиться с ними! К тому же у гвардейцев фланги открыты, свои войска остались далеко позади.