Командиры стояли потупившись. У многих пылали щеки. Генерал повернулся. Вновь звякнули в тишине шпоры.

Сел на Победителя, поскакал по дороге навстречу вечерней прохладе, тянувшей с полей. Ветер приятно освежал горевшее лицо. Сам, оказывается, переволновался, пока произносил хлесткую речь.

15

Главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал Буденный прислал за Беловым самолет. Павел Алексеевич знал, почему вызывают: был предварительный разговор со штабом Главкома. Резервная армия стала теперь 6-й армией и привлечена к боевым действиям. Белову предлагали возглавить ее.

Это большая честь. Однако Павел Алексеевич от назначения решил отказаться. Оставшись в своем корпусе, он принесет больше пользы, чем командуя армией. Нет, он не принадлежал к числу «оголтелых» кавалеристов, которые до сих пор продолжали считать, что конница была и остается важнейшим родом войск. Он любил кавалерию не меньше «оголтелых», но это не мешало ему понимать, что лошадь в современной войне все больше отходит на задний план, она не способна конкурировать с танками и самолетами.

Конечно, конница и теперь воюет неплохо, не уступая пехоте. Но, пожалуй, главным образом потому, что у пехоты мало машин, она топает на своих ногах. А у кавалериста — четыре добавочные.

Закалившийся в боях корпус превратился в слаженный, легко управляемый организм. Павел Алексеевич так и воспринимал его как огромное живое существо. Белову казалось, что незримые нити, словно бы нервы, связывают его со всеми частями и подразделениями, он чувствовал пульс полков и эскадронов. Позади, возможно, осталось самое трудное — психическая ломка, вызванная неудачным началом войны. Бойцы и командиры поняли, что могут успешно бить противника — этого как раз недоставало в других соединениях, переживших трагедию беспорядочного отступления. А беловцы ни разу не отходили без приказа, не потерпели ни одного поражения, хотя сами порядочно насолили фашистам. Новички, прибывшие с пополнением, быстро перенимали опыт ветеранов, проникались верой в свои силы и презрением к врагу.

С таким корпусом воевать было надежней, лучше, чем с новой армией. Да и не только это…

Павел Алексеевич опасался, что хорошо отлаженный организм, созданный долгим трудом, может оказаться в руках военного ремесленника, человека равнодушного и бесталанного. Сейчас, в трудные дни, одна неподготовленная, необдуманная операция может загубить, обескровить корпус — любимое детище Белова. Лучше уж он обойдется без высокого поста.

С такими мыслями прибыл Павел Алексеевич в штаб Главкома Юго-Западного направления, располагавшийся в бывшем доме отдыха недалеко от Полтавы. Место здесь тихое. Небольшие дома и флигели укрывались под густыми кронами кряжистых сосен. Чистота, дорожки посыпаны красным песком. Многочисленный аппарат Главкома неплохо обжился на этом курорте.

Буденный принял Белова сердечно. Холодные глаза маршала потеплели, когда жал руку бывшему конармейцу и бывшему своему помощнику для поручений. Много старых знакомых выдвинул маршал в последние годы на большие должности. Перед войной три четверти высшего комсостава Красной Армии составляли выходцы из Первой Конной. Надежные, преданные люди, да только похвалить почти некого: за два месяца войны откатились аж до Днепра. Таких кадровых соединений, как корпус Белова, осталось совсем немного. Даже в Москве, в Ставке, интересуются этим кавкорпусом.

Семен Михайлович вручил Белову благодарственный приказ личному составу соединения. Спросил, какая помощь требуется в первую очередь.

— Нужны пулеметы. Нужна артиллерия, чтобы возместить потери.

— Дадим немного. По батарее горных стосемимиллиметровых минометов выделю на дивизию. — Семен Михайлович старательно поправил подусники. — Есть мнение на армию тебя двинуть. Сам ты как? Потянешь?

— Товарищ маршал, прошу оставить на прежней должности. Я кавалерист с первых дней службы.

— Знаю. Все мы кавалеристы. Однако Триандафиллов в пример тебя ставил. А он большой специалист по пехоте.

— И все же я — конник, товарищ маршал. Скорость, маневр, удар — это мне по душе…

— Разве не ты до корпуса командовал девяносто шестой горнострелковой дивизией?

— Я, но недолго.

— Зато какую дивизию сумел сколотить! Одна из лучших у нас. В полном порядке отошла с боями до самого Днепра. Держала переправу, пока десять тысяч автомашин на левый берег баржами перебросили.

— Там командир хороший.

— И твоя заслуга немалая.

— Спасибо, Семен Михайлович. И все же прошу — не отпускайте из конницы. Пока приказ не подписан…

— Ладно, учтем, — улыбнулся маршал. Он в общем-то доволен был тем, что Белову не хочется покидать кавалерию. — К члену Военного совета загляни, с ним побеседуй. Его слово веское…

В деловых встречах и разговорах пролетело время. Когда Павел Алексеевич вышел на крыльцо штабного дома, под кронами сосен было уже сумрачно. С запада ползли низкие, рыхлые тучи, сыпя нудным дождем. Тяжелые капли срывались с веток. Потемнели от сырости песчаные дорожки.

Дверь открылась, появился Семен Михайлович.

— Чего раздумываешь, генерал?! Погода нелетная? Автомашину дам. — Помолчал, толкнул Белова в плечо: — Остаешься в своем корпусе, решено. А то, что за конницу душой болеешь, одобряю. Конница еще покажет себя!

— В шестую армию кого направили?

— Генерала Малиновского пошлем, Родиона Яковлевича.

— Понятно, — сказал Белов, ощутив вдруг странное чувство. Малиновский — хороший знакомый. Белов изрядно помог ему под Кишиневом, когда корпус Родиона Яковлевича попал в трудное положение. А теперь Малиновский станет командармом, придется, возможно, воевать в его подчинении… Не отказался ли Павел Алексеевич от быстрого роста, от своей удачи? Не придется ли ему со временем пожалеть об этом?!

16

К концу августа на советско-германском фронте все отчетливей стало проявляться равновесие сил. Фактор внезапности, помогавший фашистам, перестал оказывать свое влияние. Да и потери гитлеровцы понесли немалые. Почти половина их танков осталась на полях сражений. Пехота нуждалась в большом пополнении. А количество советских войск тем временем значительно возросло. Была проведена мобилизация, перестраивалась на военный лад промышленность.

Чтобы не выпустить из своих рук инициативу, гитлеровское командование решило нанести новый удар, рассчитанный не на перевес в силах, а на то, что советские армии еще не окончательно оправились от шока, что советская Ставка мало маневрирует войсками, упрямо руководствуясь принципом — любой ценой удерживать территорию.

Ослабив другие участки фронта, немцы создали севернее Киева мощную ударную группировку генерала Гудериана. С юга, в обход города, двигалась танковая группа генерала Клейста. Угроза окружения большой массы советских войск с каждым днем делалась все реальней. О нависшей катастрофе несколько раз предупреждал Верховного Главнокомандующего генерал Жуков.

Когда стало ясно, что противника не остановить, Военный совет Юго-Западного направления доложил Сталину: надо немедленно отвести армии из образующегося мешка на тыловые рубежи. Ведь во вражеское кольцо могло попасть около миллиона бойцов и командиров с большим количеством оружия. Но Верховный Главнокомандующий распорядился удерживать Киев. Одновременно в угрожаемый район начали стягиваться соединения для контрудара по наступавшим гитлеровцам. В числе этих соединений был и корпус Белова. По замыслу Верховного Главнокомандующего, кавалеристы должны были закрыть разрыв, образовавшийся между Юго-Западным и Брянским фронтами на участке Копотоп — Новгород-Северский.

Павел Алексеевич находился со своими конниками в пути, еще не зная новой задачи. Воспользовавшись свободным временем, он записывал:

11 сентября 1941 года. Перегнал на марше 9-ю Крымскую кавдивизию. Ночевал в Лычково, куда приехал в темноте. Квартира у одинокой женщицы. Заказали с комиссаром жареную утку и заплатили за нее 30 рублей. Вот сколько с нас содрали!