Усталый, голодный и мокрый, добрался наконец Белов до Романовки — глухого местечка, где стоял штаб корпуса. Однако, как и предусмотрено было планом, штаб уже выдвинулся к границе. В Романовке остались только снабженцы. К Белову бросился адъютант — лейтенант Михайлов. Бежал радостный — на шею готов был кинуться! Но спохватился, перешел на строевой шаг.

Выслушав доклад, Павел Алексеевич взглянул на часы:

— В нашем распоряжении сорок минут. Пусть запакуют мои личные вещи. А мне приготовьте сухую одежду.

Переступил порог комнаты, где жил с семьей, и вздрогнул: прямо на него смотрела со шкафа большая кукла — любимица дочек. Смотрела удивленно и вопросительно: почему, дескать, ты один?

И кукла, и мяч на полу, и фотографии на стене — все это теперь прошлое… Нельзя задерживаться тут — затоскуешь о дочках, ослабнешь душой… Он кое-как сунул в чемоданчик белье, мыло, бритву, полотенце, тетрадь. Очень хотелось открыть гардероб, где висели платья Наташи и Гали, коснуться рукой, прижать к щеке. Но он подавил это желание. Взял чемоданчик и вышел на крыльцо.

Утреннее солнце уже успело прогреть воздух. Со стороны железнодорожной станции Бессарабская доносились взрывы. Испуганно тенькали оконные стекла. Где-то назойливо, словно бы на одном месте, гудел самолет. Звук был въедливый, незнакомый.

К дому на чистенькой, недавно выкрашенной автомашине подкатил адъютант Михайлов.

3

Возле селения Комрат вырыты посреди виноградника блиндажи и щели, оборудован командный пункт корпуса. С разных сторон тянутся сюда телефонные провода. Начальник штаба полковник Грецов, замещавший генерала Белова, неплохо справился с делом. Командный пункт развернут по всем правилам, как на учениях, связь с дивизиями устойчивая.

Со склона холма хороший обзор. Краски везде яркие, сочные. Солнце палит с голубого неба. Над зеленым разливом виноградников колышется знойное марево. Лишь изредка, нарушая сонное спокойствие жаркого дня, громыхает вдали пушка.

У полковника Грецова цепкая, острая память. Он докладывал без запинки, показывая и по карте и на местности, где позиции полков, где стоит артиллерия, где заняли оборону пограничники. Обрадован был прибытием генерала — такой груз снимет теперь с плеч! Начштаба — человек осанистый, рослый, хладнокровный. А сейчас нервничает, торопится. Трудными были для него минувшие сутки.

Можно похвалить Грецова: все сделано точно по инструкции, от буквы до буквы. 9-я Крымская дивизия обороняется вдоль реки Прут. 5-я Ставропольская имени Блинова форсированным маршем выдвигается к фронту. Части действуют организованно, управление твердое. За это спасибо. А упрекать Грецова за недостатки и упущения не стоит. Сам поймет, чего недодумал, где не проявил инициативу.

В полосе кавкорпуса — два моста через Прут: шоссейный и железнодорожный. Оба возле населенного пункта Фэлчиул. Там узел дорог, там необходимо выставить самый надежный заслон. Но войска распределены равномерно, в районе Фэлчиул обороняется только 108-й полк, растянутый в ниточку. Кавалеристы и небольшая группа пограничников не смогли сдержать натиск. Противник захватил мосты и переправил на восточный берег батальон пехоты.

Взорвать мосты должны были пограничники, да не успели. Какой смысл искать сейчас виновных, надо быстрее исправлять положение!

— Еду в Фэлчиул, — сказал Павел Алексеевич Грецову и, повернувшись к группе командиров, стоявших у входа в блиндаж, позвал: — Товарищ Баумштейн!

От группы отделился командир резервного 72-го кавполка. Подошел быстро, чуть вразвалку.

— Я, товарищ генерал!

— До наступления темноты врага отбросить, мосты захватить. Начальник артиллерии — к мостам! Увязывайте взаимодействие. Товарищ Грецов, свяжитесь с летчиками.

Отдавая приказы и распоряжения, Павел Алексеевич впервые за истекшие сутки почувствовал, как возвращается к нему спокойствие, привычное состояние. Что, собственно, произошло?! Всю жизнь он готовился к войне, готовил других. Отлаживал на многочисленных занятиях и учениях доверенный ему корпусной механизм. И вот теперь пришло время главной проверки. Особенно для комсостава, для руководства корпуса. Хорошо ли учились? Не зря ли одевал и кормил их народ?

Павел Алексеевич еще обдумывал подробности предстоящего боя, а уже готов был карандашный набросок приказа, уже пришли в действие приводные ремни, связывавшие штаб с исполнителями. Пронеслись автомашины с пушками на прицепе. На гребне оврага показался 72-й кавполк, поднятый по тревоге Баумштейном. Длинная колонна вытянулась по проселочной дороге: четыре сабельных эскадрона, пулеметные тачанки, артиллерийская батарея.

— Михайлов, давай к Баумштейну! Пусть рассредоточит полк!

Едва адъютант отъехал, со стороны солнца, из густой расплавленной синевы, выскочили два самолета, устремились к земле.

Разрывы, сухой треск выстрелов. Потом оглушительный рев моторов — две черные птицы круто лезли вверх, в поднебесье. Оттуда они попытались спикировать еще раз, но были встречены зенитным огнем и сразу отвернули на запад.

Через полчаса Павел Алексеевич ехал по той же дороге, ведущей к мостам. Рядом с кюветом — неглубокие воронки. Земля в них еще черная, свежая. И первая жертва, которую увидел он на этой войне, — убитая лошадь. Лежала она, неестественно запрокинув голову. Темное пятно расплылось на боку. А по пятну, по оскаленным зубам, по белку незакрытого глаза ползали мухи.

Еще одна лошадь, со сбившимся под брюхо седлом, стояла возле плетня, поджав правую переднюю ногу, смотрела во двор. Там сидели в повозке трое раненых с ослепительно белыми повязками.

Машина обогнала тыловую походную заставу, поравнялась с эскадроном. Кавалеристы двигались под кручей глинистого обрыва, дававшего широкую тень. Хорошая маскировка — с самого начала бы так!

До командного пункта 108-го полка, оборонявшегося возле мостов, Павел Алексеевич добрался пешком. Прилег на бруствер окопа, продолжая слушать доклад подполковника. Противник, оказывается, наращивает силы, переправил на левый берег еще две роты. Сбросить их можно, только артиллерия очень мешает. Неприятель снарядов не жалеет, кроет беглым огнем.

Павел Алексеевич прикидывал, где лучше нанести удар. Надо сблизиться с врагом быстро, тогда преимущество в артиллерии ему не поможет. Полк Баумштейна пойдет на мосты сразу всей массой. 108-й полк поможет на флангах. Пушкарям бить по вражеским батареям и по пехоте на том берегу, не подпускать резервы.

В бинокль хорошо видны были солдаты противника, неохотно копавшие траншеи на предмостном плацдарме. Собирались кучками, курили, размахивали руками. Наверное, шутили и смеялись.

— Что это они такие веселые? — спросил Павел Алексеевич. — Под хмельком, что ли?

— Со вчерашнего утра, — подтвердил командир полка. — Вторые сутки не просыхают. В атаку совсем пьяные шли. Горланят и лезут. Пулеметчики наши хорошо поработали. А сейчас мы их не трогаем, пусть не думают об опасности.

— Правильно, — одобрил Белов.

Он теперь не сомневался, что противник будет отброшен. Враг даже не закрепился по-настоящему на плацдарме, не зарылся в землю. Тем лучше.

Павлу Алексеевичу хотелось самому провести бой, обещавший успех. Но этого как раз делать не следовало. Командиры полков справятся без него. Им поможет командир дивизии. Это будет их первая победа, первая удача. Она принесет им уверенность и самостоятельность. Поэтому Белову лучше уехать. Тем более что у него много других забот…

Павел Алексеевич приказал шоферу вести машину на восток, навстречу полкам блиновской дивизии, приближавшимся к линии фронта. Надо было посмотреть, в каком они состоянии после марша.

Только в полночь возвратился Белов на командный пункт корпуса. Среди зарослей винограда было тихо, пустынно. Ни огонька, ни громкого голоса. Полковник Грецов доложил о результатах дневного боя. 72-й кавполк стремительной контратакой отбросил противника за реку. Полтора вражеских батальона разгромлены. Наши потери — около двадцати человек убитыми. Один мост взорван саперами, на другой не хватило взрывчатки.