– А у вас есть какие-то конкретные предложения? – спросил Климов.
– Мне тоже кажется ваша версия несколько надуманной, – с сомнением сказала Таисия.
– Слушайте, у нас все равно нет другого выхода, – подал голос Толстый. – У Ивана Николаевича есть хоть какая-то версия, а у нас – вообще ничего, даже догадок. Давайте послушаем, что он предлагает?
– Вывод достаточно прост, – сказал Черников. – Надо провести погребальный языческий обряд.
– Вы знаете, как? – спросил Толстый.
– К сожалению, я не знаю точно, как хоронили и поминали своих покойников язычники, – развел руками ученый. – Письменных источников о славянском дохристинском язычестве не осталось, а то, что мы знаем – сильно искажено христианством.
– А вот я читал, есть Велесова книга, – начал Толстый. – Это разве не письменный источник?
– Знаете, Велесова книга – весьма сомнительный документ, – сказал Черников. – Она не выдерживает никакой исторической критики. Официальная наука не признает Велесову книгу литературным памятником. Это новодел, фальшивка. У этнографов позапрошлого столетия есть подробнейшие собрания народного фольклора, и нигде я не встречал даже упоминания о ней.
– Если даже вы точно не знаете… – растерянно сказала Таисия. – Ведьма может убить нас всех: и меня, и Иру, и Андрея…
– Не надо отчаиваться раньше времени, Таечка, – сказал Черников. – Да, мы не знаем языческих похоронных обрядов. Но у нас есть фольклорный материал. Попробуем собрать воедино то, что известно, – и неожиданно закончил: – Собирайтесь, нам пора.
– Куда? – хором спросили Таисия и Климов.
– Обратно в Ковалевку, друзья мои, – ответил Иван Николаевич. – Сегодня особенный день – Семик, Таечка совершенно верно его выбрала. Но нужно успеть до захода солнца. По дороге я вам все расскажу. Одевайтесь и выходите, я соберу кое-что, что может нам понадобиться, и догоню вас.
Через несколько минут Иван Николаевич с довольно увесистой сумкой через плечо вышел из подъезда и сел в машину, которую Толстый подогнал прямо к двери.
Пока внедорожник мчался обратно в сторону проклятой деревни, Черников рассказывал все, что знал о языческих обрядах:
– Семик, или Зеленые Святки, или Троица умерших – очень почитаемый на Руси праздник. Праздновали его в последний четверг перед Троицей, он же седьмой четверг после Пасхи. В христианском календаре Семик никак не отмечен, поэтому есть все основания считать этот день праздником языческим. В этот день принято поминать всех умерших неестественной смертью и пропавших без вести. Долгое время таких покойников разрешалось поминать и служить по ним панихиду только в Семик, и только в девятнадцатом веке отошли от строго соблюдения этого правила. Причем интересен и способ поминовения: люди веселились, пели, плясали, ели крашеные яйца, устраивали кулачные бои и свистели. Кстати, термин «свистопляска» означает неуемное веселье на Семик со свистом, разгулом, плясками и буйством. Не очень похоже на христианскую панихиду, правда?
Слушатели молчали. Ученый продолжал:
– У этого дня есть еще одна сторона. Весна, в особенности пора цветения, по верованиям язычников, – время пробуждения не только природы, но и душ умерших людей. Вера в то, что именно в эти дни мертвецы приходят в мир живых и их можно попросить о помощи, если они хорошие, или умилостивить злых, чтобы не вредили, сохранилась, несмотря на тысячелетие христианства. Для язычников-славян, поклонявшихся в том числе умершим предкам и своему Роду, подобный праздник должен был иметь колоссальное значение. И я думаю, лучшего момента, чтобы справить тризну по Болотной Хозяйке, придумать невозможно.
– Хорошо, – сказал Толстый, сворачивая на проселочную дорогу, где машину немедленно начало трясти и подбрасывать на ухабах. – А делать-то что надо?
– Справить настоящую тризну по Болотной Хозяйке мы вряд ли сможем, не сохранилось ни одного достоверного описания этого обряда. Но все не так плохо. Вадим, у вас не найдется тонкой бечевки в машине? И топора?
– Есть, конечно, – отозвался Толстый, поворачивая к Ковалевке. – Я же турист со стажем. Чего в этой машине только нет!
– Прекрасно! – обрадовался Черников. – Спички или зажигалка, я думаю, тоже отыщутся.
– А спички зачем? – удивился Толстый.
– Как же, это очень нужная нам вещь, – сказал Черников. – Притормозите где-нибудь поблизости, где вам будет удобно, нам понадобится несколько березовых поленьев, небольших, сможете добыть?
– Если вы хотите разжечь костер, то нам нужно было дрова купить. Свежесрубленная древесина сырая, особенно весной, и горит плохо, – сказал Толстый.
– Мда, я и не подумал, – задумчиво отозвался Черников. – Что же делать? Нам нужны именно березовые дрова…
– У меня где-то была жидкость для розжига, – сказал Толстый. – Костер будет.
Он остановился на обочине, чуть не доезжая до лесного массива, на живописной полянке, покрытой остренькими стебельками ярко-зеленой, недавно пробившейся из-под земли весенней травки с редкими желтыми и белыми цветочками, вышел из машины, открыл багажник, немного порылся там и достал топор. Потом быстрым шагом направился к зарослям деревьев и минут через десять вышел с небольшой охапкой дров, нарубленных из тонких молодых берез, которые свалил вместе с топором обратно в багажник.
– Этого будет достаточно? – осведомился он у ученого. – Или еще сбегать?
– Думаю, хватит, – кивнул Черников. – Поехали!
Толстый тронулся, и машина вновь запрыгала по неровной дороге. Таисия еле удерживала на коленях Иру, и Климов предложил:
– Давайте я подержу девочку, – Он протянул к девочке раскрытые ладони. – Пойдешь ко мне?
Ира кивнула, он перетащил ее к себе и крепко обнял худенькое тельце. Вскоре за окном появилось знакомое болото с останками деревни.
– Приехали! – сказал Толстый и заглушил мотор. – Дальше земля слишком мягкая. Машина завязнет.
Все, включая Климова с Ирой на руках, вышли из машины. Предзакатное солнце окрасило полуразрушенные дома, лес вдалеке и сухие стволы берез, торчащие из болота, в красноватый тревожный цвет. Черников выбрался из машины, прихватив с собой свою увесистую сумку, и нарвал небольшой пучок сухой травы.
–Вадим, будьте добры, захватите с собой нож, зажигалку или спички и бечевку, – обратился Черников к Толстому. Тот послушно накинул на плечо моток бечевки и сунул в карман небольшой складной нож.
– Я готов, – отрапортовал он.
– А Ире тоже нужно идти? – спросила Таисия.
Черников задумался.
– Да, ее помощь нам понадобится, – после некоторой паузы произнес он. – Коляску лучше взять с собой. И дрова с розжигом обязательно захватите.
Они гуськом двинулись к деревне: впереди Иван Николаевич, потом Таисия со сложенной коляской в руках, за ней Климов с Ирой. Замыкал шествие нагруженный всем необходимым Толстый. Приблизившись к дому священника, Черников остановился.
– Вадим, будьте любезны, отрежьте от бечевки приблизительно метр, – обратился он к Толстому. – И расплетите на тонкие нитки.
Когда тот расплел бечевку, Иван Николаевич взял нитки и ловко свернул из пучка травы куклу, похожую на женщину в сарафане.
– Как вы умело делаете, оказывается, кукол! – удивилась Таисия.
Черников лукаво ухмыльнулся.
– Я не только книги читать умею, – и заговорщицки подмигнул улыбавшейся Ире. Потом обратился к остальным.– Нарвите еще сухой травы, нам нужно свернуть четыре символических снопа сена. Андрей, посадите Иру в коляску и помогайте.
Все занялись делом. Когда достаточно травы было собрано, Черников так же быстро оформил их в маленькие, словно из мультфильма, снопики.
– А теперь пойдемте во двор, – пригласил Иван Николаевич и отворил калитку. Не доходя до калитки примерно полпути, он остановился, положил на землю сумку и сказал:
– Здесь. Вадим, давайте дрова.
Из поднесенных Толстым дров Черников сложил небольшой четырехугольник, в середину накидал сухой травы таким образом, чтобы она заполнила все внутреннее пространство. Потом вынул из сумки модель трехмачтового корабля и без сожаления отломал все, что напоминало о том, что это был парусник: в руках у него остался только корпус.