В трапезной экзиларха увидел мар Авраам старичка с белой бородой до самого пола. Это был знаменитый мудрец со Святой горы, навестивший здешнюю общину. В углу комнаты он сидел и держал дрожащими руками большую книгу с медными застежками. Безмерно печальны были черные остановившиеся глаза маленького Аббы..
И старую расплывшуюся, не могушук. ходить женщину слушал Авраам. Насекомые ползали по грязным волосам, а она размазывала слезы по круглому лицу и все жаловалась на неблагодарность мужчин. В доме у старого раба при дасткарте Спендиатов жила Мушкданэ .
А на базаре стоял вечный человеческий шум: кричали продавцы воды, цыгане звякали бубнами, просили подаяние голодные, и тяжелыми молотами били железо кузнецы в черных прожженных фартуках.
III
В извечную солдатскую игру играли молодые азаты. Один отворачивался, пригнувшись и закрыв ладонью лицо. Его хлопали по другой ладони, а он угадывал -- кто. Если неправильно, все дружно приподнимали его и ударяли с размаху задницей о дувал Совсем дети это были..
Но когда сотник коротко свистнул, они вмиг выровнялись в линию. Одного роста и стати подобрали их, и расширяющиеся к концу арийские мечи казались маленькими у них в руках. Ноги их были длинные и крепкие, а у локтей вздувались четкие тугие бугры. Остроту оружия проверял у них сотник, прикасаясь всякий раз большим пальцем к синему железу. .
И во всех садах, рощах и переулках вокруг дворцовой площади проверяли сотники остроту мечей. Звон и шевеление слышались в предрассветной холодной мгле. Мар Авраам пустил рысью лошадь к ведущим из Атурпатка-на воротам...
Их было сотни полторы. Начинало лишь светать, а они уже хлопотали, готовясь к въезду в Ктесифон. Мар Авраам остановился в стороне, и они поглядывали на него, не прекращая суеты...
Потертого худого слона накрывали красным ковром, и он покорно стоял, отгоняя хоботом слепней от язвы за ухом. Потом установили на нем крашенную бронзой площадку и подтолкнули вверх человека, закутанного в красное полотно. К нему еще лазили несколько раз, поправляли факел в его руке и одергивали складки покрывала.
-- Ничего. Миллионы людей с факелами спустятся с гор, когда войдем в Ктеспфон!.
Это обочряюще крикнул Фаршедвард, выстраивающий их по пятеро в ряд. Бугристое постаревшее лицо младшего Карена было густо белено пудрой. Седой карлик Гушбастар -- "Слушающий ночные сны" ни на шаг не отходил от него, и вздрагивал всякий раз огромный безгубый рот. Все они были здесь: приземистый, загребающий ногами-крючьями Барсук, простоватый вождь из Истахра, важный и значительный Лев-Разумник. Наследник царя царей Кавус с теряющимся подбородком все тыкался, как слепой, выбирая себе место, пока не поставил его Фаршедвард сразу за слоном...
И ни на ком, даже на бывшем пайгансаларе Гушба-старе, не было черных курток. Давно забытые красные кабы с карманами для зажигательных стрел надели все. Эти куртки не налезали на раздавшиеся за двадцать лет тела и шеи, и пришлось вшивать куски новой кожи. Красные вставки выделялись при ярком солнце на старых выцветших одеждах...
Все почему-то не двигались они и, чтобы подбодрить себя, разговаривали громкими голосами, по-молодому подталкивали друг друга под локти, смеялись, перебегали из ряда в ряд. А потом громко запели "Песню Красного Слона", и невыносимо было слушать их...
С этой песней Кабруй-хайяма пошли они к воротам Ктесифона. На Авраама продолжали все смотреть, словно приглашая запеть вместе с ними. Но в воротах сразу тише стали они. Фаршедвард подхватил своим сильным, звучным голосом припев о юном вожатом-копьеносце, но совсем умолкли они на улицах города. Лишь время от времени дул кто-то в большой карнай, который несли на плечах...
Так и двигались они через город неровными рядами. Потоки едущих на базар людей перегораживали им дорогу, и приходилось задерживаться, поджидать отставших. Жители стояли на перекрестках, глазея на слона и человека с факелом наверху. Дети по бокам весело взбивали пыль босыми ногами, собаки лаяли из-за дувалов...
Авраам закрыл глаза и увидел белые скалы Мазанде-рана. Там, еще выше горных гнезд Испахпатов, пробиты в граните жилища, и узкая тропа в мир завалена чудовищными глыбами. По дороге в Ктесифон из Мерва рассказали ему, что туда, за вечные тучи, ушли оставшиеся в живых красные деристденаны. Местные жители говорили, что землю из долин принесли они с собой и выращивают на ней хлеб для себя. И еще говорили, что живут эти люди по высокой правде и равенство между ними. К ним уже убегают из долин от притеснений великих, а когда пробьет час, они зажгут факелы и спустятся из-за туч...
К самому завалу в горах подъехал там Авраам и долго смотрел вверх, пока не показалось ему, что он видит этих людей за тучами -- с длинными руками, привыкшими мять тяжелую глину, ковать сошники, ткать ковры, сучить шелк. В солнечных красных кабах были они, и он узнал среди них гончара и его братьев...
Он открыл глаза и снова увидел Фаршедварда, карлика Гушбастара, плоскостопого Барсука, Льва-Разумника. Нет, к этим не спустятся уже из-за туч люди с факелами...
Мар Авраам поскакал к площади. Там уже ждали их. Помост был накрыт коврами, и три человека стояли на нем: в середине новый мобедан мобед с бритым сухощавым лицом, по правую руку от него -- епископ христиан Востока, а по левую руку -- главный раввин Ктесифона и Междуречья. Сзади помоста толпились люди, и были среди них врач Бурзой и маленький иудейский старец со Святой горы. В полутьме арки багровела царская завеса, желтые львы сидели по краям, и недвижные бронзовые тени застыли вдоль ковровой дороги...
Они медленно вошли на площадь: слон с человеком под красным покрывалом и неровные ряды истинно охраняющих правду. Кони были отобраны у них на подходе, но шли они по старшинству, каждый в своем ряду. И остановились, тоже не смешиваясь, пере т. царской завесой.
Долго стояли они так, пока Фаршедвар'1 не подсказал что-то тому, который был на слоне Чсл>лек под покрывалом зашевелился, переступил ноглмп и потянул факел к завесе.
-- О-о!..-- тихонько запели в рядах -- О-о' И тогда заревели царские трубы сграшн^ утверждающе. К холмам укатился их беспош шыи р^л, и тысячу раз усиленный голос спросил:
