Теперь, после этой ночи, они считались родственниками. Авраам посмотрел на женщин: обе деловито готовили зерно к севу. Исфандиар подошел, взялся за соху обеими руками, приподнял, негромко сказал что-то. Синеватое свежее железо с хрустом вошло в землю. Соха скрипнула под тяжестью тела, качнулась и двинулась...
Влажный темнеющий след оставался за ней. Комья земли солнечно сверкали, соприкоснувшись с железом. Дойдя до выложенной камнями межи, Исфандиар повернул быков назад. Ручки сохи на второй заезд принял у него Фархад-гусан, за ним раб Ламбак. Потом они стали меняться реже. Темная полоса становилась все шире. И вот женщины, старшая и младшая, подули в кулаки -- от злых девов -- и пошли следом, разбрасывая из деревянных мисок крупную бронзовую пшеницу. Теперь свободный мужчина гнал за ними лошадь с бороной. Это была рабочая лошадь, приземистая и ширококостая. Тонконогие войсковые кони паслись, спутанные, неподалеку. Они не годились для земли...
Он еще никогда не видел такими сотника Исфандиара и Фархад-гусана. Что-то могучее, вечное было в их упирающихся в землю фигурах, в сильных руках, разворачивающих и направляющих соху. Горы в белых облачных шапках, желто-зеленая долина и люди с быками и сохой, оплодотворяющие землю,--все было естественно, как в древних молитвах.
Ему до дрожи в руках захотелось взяться за соху, тоже пойти за серыми быками по жесткой бугристой земле. Он сказал об этом. Оба с удивлением посмотрели на него, но Исфандиар без слов отдал ему ручки сохи.
Авраам каким-то высоким, не своим голосом крикнул на быков, навалился телом на соху, но успевшее обцара-паться железо не лезло почему-то в землю. Оно проехало поверху шагов десять, рисуя беловатую линию, а потом вдруг зарылось по самое дерево, дернулось, вырвав громадный ком земли, и запрыгало дальше. И быки почему-то шли равнодушно, словно не касалось их то, что сзади...
Когда он вернулся с быками назад, Исфандиар так же молча забрал у него ручки сохи. Он ничего не сказал, но Аврааму стало почему-то неловко. Это была серьезная работа -- пахать землю.
Обедали у расщепленного молнией тутовника на краю поля. Ели печенные в золе яйца с солью и вареную пшеницу. Тут же, по другую сторону от дерева, обедали соседи -- семья одного из азатов: старик отец, мать и сам он. Жены у азата не было, и вол был только один, с обломленным до половины рогом. Пожелтевшие усы висели у старика, но выправка бьша ровная, военная. Вместе с сыном налегали они каждый на одну ручку сохи и успели вспахать к обеду почти столько же, сколько Исфандиар.
Подошел пожилой перс-пастух с длинным плетеным кнутом на плече. Вместе со своим помощником-аншах-риком, который привел сюда Авраама, пас он людских и дехканских коров в балке неподалеку. Свободные податные из сословия вастриошан назывались просто "люди" в отличие от служилых азатов-дехкан из военного сословия. А всю общину персы называли миром...
Из разговора, медленного, немногословного, Авраам узнал, что здесь, у гор, находится царская земля, выделенная столбовым дехканам. Часть ее они сдавали людям из вастриошан. Кроме того, люди со своих земель должны десятину пшеницы, соломы и плодов, растущих не на деревьях, передавать на содержание дехканских семейств. Шесть дехканских родов на сорок два дыма вастриошан было в селении. Земля за рекой до самых гор принадлежала им. Но шесть лет назад правивший тогда царь Валдрш в награду за усмирение Кавказа передал Каренам всю заречную землю и половину воды. Дех-каны и люди сообща жаловались в округ, начальнику -- кардару, сатрапу области, но бесполезно. А пока многие тоже ушли к Каренам, и те приняли их. Сейчас в дехе осталось только двадцать четыре семьи из вастриошан. Мост через речку строили тоже их люди. Налоговый ди-перан -- вор и взяточник. Когда приезжает -- из семьи в семью переходит, где красивые женщины. Полтора кувшина вина за один раз выпивает этот человек, конь уже не удерживает его на себе. И дехканы, и приписанные люди не знают, что делать дальше...
Вечером они опять сидели на тахте. Пахло пылью и молоком. За дувалом хлопал кнутом и покрикивал мальчик-аншахрик, звякали коровьи бубенчики. Ворота были растворены, и коровы заходили во дворы, шли к своим сараям.
Раб Ламбак оказался хорошим рассказчиком. Положив перед собой длинные руки и тараща круглые совиные глаза, объяснял он повадки всякого порождения нечистой силы Ахримана -- девов горных, лесных, водяных, домовых. Миллионы их незримо действовали вокруг, оборачиваясь "то оленем, то волком, то добрым ласковым старичком или невиданной красоты девушкой... Это были дайвы из древних арийских книг, девы, дивы. Авраам вспомнил одну ромейскую рукопись о путешествиях к северным народам. Девами там называют молодых женщин, а слово звучит похвалой: дивное диво. Так же, как "ромеи" по ту сторону моря, а по эту -- "арамеи"...
Когда Авраам писал, персы замолкали, с почтением глядя на его работу. Письмо тоже было искусством девов. Царь Тахмурас заставил их когда-то обучить этому людей...
А утром не пришлось уже пахать. Когда вывели быков за ворота, подлетел всадник на лошади без седла, крикнул что-то. Сотник Исфандиар и Фархад-гусан посмотрели друг на друга и побежали седлать войсковых коней. Авраам ничего не понимал, но тоже поскакал за ними. Дорогой их догоняли другие азаты...
Это был Адурбад -- тот азат, что проехал дальше, самый молодой из них. По черенок сидел у него с левой стороны груди прямой арийский нож, а рука не разжимала пальцев на рукоятке. Он убил себя. И место для этого выбрал, чтобы не опоганить землю,--на камнях за дорогой...
Все знали, почему он сделал так. Дом его оказался на земле, переданной великим Каренам, и Фаршедвард, брат Зармихра, захотел изгнать его. Но отец Адурба-да -- старый дехкан, воевавший против туранцев еще с Ездигердом Вторым, дедом нынешнего царя Кавада, отказался подчиниться. Тогда Фаршедвард запретил им ездить по своим дорогам, а другого пути к их земле не было. Воду он тоже не давал им, а пшеницу стаптывал. Старик прошлым летом умер, осталась молодая жена с двумя детьми. Накануне приезда азатов Фаршедвард увидел ее и приказал увезти в свой гарем как сакар -- ненастоящую жену. Приехавший вчера азат поехал в даст-карт просить возврата ее, а на него выпустили собак...
