Когда в России заполыхала первая революция 1905 г., отголоски которой проникли и в Министерство финансов, П.Л. Барк возглавил Санкт-Петербургскую контору Государственного банка, вынужденно оставив некоторые предыдущие должности. В 1906 г. он стал товарищем (заместителем) управляющего Государственным банком С.И. Тимашева. Революция явилась серьезным испытанием для финансов страны в условиях остановки фабрик и заводов, закрытия магазинов, вывода из строя водопровода и прекращения подачи электроэнергии. Однако руководство Государственного банка позаботилось о том, чтобы разместить на территории учреждения собственную электростанцию, началась разработка и новой системы сигнализации. Специальная комиссия охраняла Государственный банк, Казначейство, сберегательные кассы и Ссудную казну. Был установлен новый порядок перевозки ценностей, названный инкассацией.
В 1906 г. П.Л. Барк совместно с В.Н. Коковцовым, А.И. Вышнеградским и Я.И. Утиным участвовал в переговорах о получении займа в Париже. В ходе поездки стало известно, что на место С.И. Тимашева прочат престарелого управляющего киевской конторой Государственного банка Г.Е. Афанасьева. Рассмотрение новой кандидатуры на должность управляющего Государственным банком заставило П.Л. Барка уйти в отставку, так как он опасался, что вся тяжесть работы и ответственности обрушится на него. Такой поворот событий не входил в его планы на данном этапе и не очень соответствовал его характеру и темпераменту. Он предпочел службу в Министерстве внутренних дел и занятие коммерцией. П.Л. Барк входил в правления ряда транспортных и промышленных компаний, а в 1907 г. стал директором-распорядителем и членом правления Волжско-Камского коммерческого банка, который был в числе немногих депозитных банков России с широкой сетью отделений по всей стране. Министерство финансов через отделения данного банка неоднократно размещало внутренние займы.
В 1911 г. по представлению председателя Совета министров П.А. Столыпина П.Л. Барк был назначен товарищем (заместителем) министра торговли и промышленности С.И. Тимашева с производством в чин действительного статского советника. В соответствии с новой должностью он участвовал в разработке законодательных актов по промышленности, заседал в комиссиях по пересмотру торговых договоров и таможенных тарифов, делал представления в Совет министров о состоянии акционерных обществ и их уставах. Современники отзывались о нем неоднозначно. Русский посол в Лондоне А.К. Бенкендорф характеризовал П.Л. Барка как первоклассного финансиста, человека рассудительного, твердого, уравновешенного и без слепого упрямства. По отзыву коллег, не желавших его повышения по службе, П.Л. Барк отличался заносчивостью, нетерпимостью и недружелюбным отношением к людям. Большого доверия и благосклонности не испытывал к нему и министр С.И. Тимашев. Ходили слухи, что Барка прочили на пост министра финансов, но убийство П.А. Столыпина в сентябре 1911 г. в Киеве несколько отодвинуло это назначение.
Между тем постепенно наступало новое время – эпоха политики «сухого закона». Ее предвестниками являлись закрытия питейных заведений во время призыва новобранцев в вооруженные силы, мобилизаций периода русско-японской войны, войсковых маневров, крестных ходов, крупных общегосударственных праздников. Возможность таких мер была установлена циркулярами Главного управления неокладных сборов и казенной продажи питей управляющим акцизными сборами от 8 июля 1898 г., изданными министром внутренних дел 6 августа 1903 г. и предназначенными губернаторам. В соответствующих случаях и на необходимое время в населенных пунктах, через которые следовали команды мобилизуемых, в местах, где проводились маневры и проходили крестные ходы, казенные винные лавки должны были закрываться по распоряжению управляющего акцизными сборами губернии по соглашению с губернатором, а частные питейные заведения распоряжением последнего при согласовании с начальником акцизного ведомства. В дни общегосударственных юбилеев, например пятидесятилетия освобождения крестьян, трехсотлетия Романовых, закрывались питейные заведения на территории всей страны по соглашению министров финансов и внутренних дел.
Факторами, подтолкнувшими верховную власть отказаться от питейного дохода, являлись законопроекты, письма, речи части депутатов Государственной думы, отчеты некоторых губернаторов, постановления органов местного самоуправления, статьи в печати и записки частных лиц. Октябрист Н.В. Савич в своих мемуарах откровенно написал, почему это делалось: «Самым крупным источником доходов казны была винная монополия. Детище Витте, усовершенствованная и прекрасно организованная при Коковцове казенная продажа вина являлась мишенью нападок со стороны русского общества. Стало ходячим мнением утверждение, что казенная продажа вина есть безобразное явление, эксплуатация правительством народного порока, сознательное разорение широких масс ради возможности набить казенный сундук для содержания административного аппарата и непроизводительных расходов на армию и флот. Обычно при этом повторяли фразу, будто бы сказанную каким-то министром при Николае I: „Что ни кабак – то батальон“. Особенно обострилось отношение к винной монополии после событий 1906 г., когда был дан лозунг: „Выбирайте вклады из сберегательных касс, притом непременно в золоте“. Тогда действительно начался известный отлив из сберегательных касс, но опасения финансового ведомства были непродолжительны: очень скоро значительная часть выбранных денег стала поступать в кассы винной монополии. С этого момента агитация против казенной продажи вина чрезвычайно усилилась, в ней видели не только эксплуатацию порока населения, но и серьезную опору самодержавного режима. Вместе с тем эта шумиха давала возможность дискредитировать власть, обвинять ее в отсутствии действительной заботливости о благе народа. Словом, к моменту созыва Третьей Государственной думы в обществе и в прессе идея упразднения винной монополии была достаточно распространена»[9].
Одним из самых ярких борцов за трезвость в Третьей Государственной думе был октябрист и купец-миллионер Михаил Дмитриевич Челышев. Он родился 27 сентября 1866 г. в крестьянской старообрядческой семье в селе Ворынино Владимирской губернии. 24 июня 1892 г. М.Д. Челышев был избран гласным Самарской городской думы и занимал этот пост вплоть до своей смерти в 1915 г. Как общественный деятель он полностью посвятил себя борьбе с пьянством. Прежде всего, М.Д. Челышев предложил полностью ограничить в черте города продажу спиртных напитков. Но вместе с тем продажа алкоголя приносила и без того дефицитному бюджету города основную массу налогов. Его предложение признавалось многими гласными городской думы «гуманным, но совершенно неоправданным, так как, помимо потери основных поступлений в городскую кассу, в Самаре с еще большей силой начнет процветать шинкарство». «Челышев происходил из той части России, где славянское племя в течение веков перемешивалось с монголо-татарскими выходцами, где создался и выкристаллизовался особый тип русских людей, – вспоминал о нем Н.В. Савич. – В его лице определенно сохранялись следы этого сложного происхождения его предков, в его характере ярко сказывались черты азиатского родича… Челышев крепко усвоил лишь одну идею, одну мысль: надо уничтожить народный порок – пьянство, – а для этого нет другого средства, как полная принудительная трезвость, запрещение государственною властью выделки и продажи в России спиртных напитков. Эта идея стала целью его жизни, во всяком случае, руководила всей его политической деятельностью, ради нее он пришел в Государственную думу, с помощью коей он надеялся убедить правительство, а в случае крайности и принудить его отказаться от казенной винной монополии, ввести в России сухой режим»[10].
В своих умозаключениях М.Д. Челышев был слишком примитивен: «Сущность его рассуждений по этому сложному вопросу была до крайности проста. Он говорил: пьянство – порок, разоряющий множество русских людей, пить будут, пока есть водка, пока можно будет найти вино. Следовательно, чтобы искоренить пьянство, надо запретить выделку и продажу вина, притом всех напитков, содержащих алкоголь. Когда ему осторожно указывали, что нельзя бороться мерами запрещения с вековыми привычками нации, что это вызовет лишь пассивное сопротивление большинства населения, борьбу всех против закона и его исполнителей, приведет к умалению престижа закона, законности и правительственной власти, а в результате начнется процветание контрабанды, тайной выделки и продажи вина или его суррогатов, он выходил из себя… Когда возражали против его любимой мечты, он сразу зверел, говорил, что тех, кто будет противиться принудительной трезвости, начнет тайную продажу вина или выделку последнего, надлежит жестоко карать как убийц, ссылать на каторгу и т. д. Тут воочию сказывалась его психология, его понимание сущности и пределов прав государственной власти. Для него русский царь был то же, что хан, который все может, который не считается с нравами и волей народа… Сдвиг в общественном мнении в сторону идей Челышева, несомненно, наблюдался. В этом была в известной мере и наша вина, мы решительно ничего не сделали, чтобы противодействовать его пропаганде… Конечно, история никогда никого и ничему не учит, но этот урок следовало бы помнить. Ни Челышев, ни его левые союзники, ни мы, противники, об этом не думали»[11].
