Перси долго дулся и мялся и наконец выпалил:
- Мэри! сегодня утром я... почувствовал себя некрофилом!
Я пожала плечами. Клара, шьющая что-то младенческое, процедила:
- А Джорджу нравится, когда женщина притворяется мёртвой. Он часто меня об этом просил.
<p>
***</p>
Над озером вставала полная луна. Чёрную воду испещрили золотые стежки. Мы стояли вдвоём на балконе.
- Я ничего не могу с собой поделать. Мне надо видеть тебя, чтоб продолжать.
- Я не гипсовый болван в художественной студии.
- Я ничего от тебя не прошу. Делай, что хочешь, не обращай на меня никакого внимания... Как твоя драма?
- Так...
- Ты говорил, она страшная.
- Ну, да. Толпа чертей. Вроде Макбета.
- Это тебе не мешает?
- Что - это?
- Страх.
- Я знаю заклинание, отгоняющее его.
- Научи.
- Не сейчас... Вот дьявол, как сияет солнце ярко!
- Какое солнце? - На небе луна.
- А я сказал, что солнце ярко светит.
- Иль это не луна? Иль я ослепла?
- Нет, но не ослеп и я. Не шаровая ж это молния или пузырь из лавы в туче пепла. Рассуди же здраво: кругло, ярко - значит солнце. Так любой ответит.
<p>
***</p>
Готический кабинет разделили вдоль от входа и до противоположной стены и от пола до потолка тугой сеткой из толстых канатов, вроде тех, что натягивают на больших кораблях, чтоб можно было взбираться к парусам. Меж створками дверей приколотили толстый брус. Каждая из них открывалась особым ключом. На каждой половине комнаты были лёгкий стол, табурет, скамейка, кресло-качалка, три подушки, плед, всё необходимое для письма, собака и оружие всех видов.
Первые сорок минут я добросовестно скрипела пером за столом, откладывая готовые листы в аккуратную стопку, потом, всё чаще и чаще глядя на компаньона и всякий раз находя его в разных местах и позах, заражалась его беспокойностью, садилась на пол, бродила из стороны в сторону, засматривалась в окно или на огонёк свечи.
Нередко мы обсуждали наши работы, деликатно делая вид, что говорим о постороннем:
- Сегодня я перечитал блейковского "Тигра". Нигде прежде не было столь очевидно описано творение как грубое, бессмысленное насилие.
- Я не считаю, что наделить существо существованием - это такое же преступление, как убийство.
- Это роковая неодолимая потребность: у одного - создавать, у другого - губить. Две стороны одной медали. Одна другой стоит.
- А я вот думаю, как можно просить власти или богатства у стихийных духов?
- Запросто. Ведь всякая материя и сила у них во владении, зато ни о чём другом они не имеют представления: ни о любви, ни о памяти...
- Если им чужда всякая ментальность, как они могут говорить?
- А как написать о них драму, если они будут молчать? Впрочем, они всё равно ничего толкового не говорят, и драма не о них.
<p>
***</p>
В моём воображении неслась череда смертей. Я скулила от ужаса над рукописью, оцепеневшая, закутанная в плед, наконец подбежала к сетке, где уже ждал меня товарищ с тёплыми объятиями и тем, что он называл заклинанием от страха:
<p>
В час, когда, безутешен и зол,</p>
<p>
Бродит призрак по сумрачным залам,...</p>
<p>
Я залезу под письменный стол</p>
<p>
И накрою его одеялом.</p>
<p>
***</p>
Он с равной страстью любил свою готику и презирал чужую. Однажды взялся читать нам вслух "Замок Отранто", по обыкновению, щедро пробавляя отсебятельством, и я за всю свою жизнь не хохотала дольше.
Но стоило продемонстрировать малейшую несерьёзность в отношении его созданий, как из его руки вырастал огненный меч, а из глаз сыпались молнии.
<p>
***</p>
