- А вам никогда не хочется изменить что-то в этом мире?

   - Оттого, что я развешу уши для какого-то анекдота, в мире вряд ли многое изменится.

   - Вы неисправимы!

   Он пожал плечами, а я вышел, браня себя за то, что вообще к нему сунулся.

<p>

XVI</p>

   Залитый солнцем сад быстро рассеял мою досаду. Откуда-то из-за дома доносились удивительно красивые струнные звуки. Я обогнул левый угол и попал на лужайку, ведущую к раскидистой яблоне, под которой красовался живописно облаженный камнями водоём, из которого вместо кувшинок росли розы - то были те самые цветы, судьбой которых так гуманно распорядился вчера камердинер учёной леди. На берегу розового пруда сидела златовласка в тонком белом платье, похожем на ризу ботичеллиевой Примаверы; она перебирала пальцами струны маленькой арфы. Единственным драгоценным украшением её был крупный фероньер у самого пробора волос. Я узнал Медору! Своим чуть удлиненным лицом она была похожа на Аду, только все черты и краски его были теплей и мягче. Особенно трогательны были веснушки, осыпавшие не нос, а веки, виски и щёки под самыми глазами - светлыми аквамаринными.

   Я присел на траву на приличном расстоянии и заговорил учтиво:

   - Не потревожу ли я вас, сударыня, своим присутствием?

   - Обычно это я всем мешаю, - печально и смиренно ответила Медора.

   - Все мои намерения в том, чтоб быть вашим другом. ... Как вы себя чувствуете?

   - Я очень устала за ночь, но утро прекрасно, и мне уже лучше.

   - А вы... помните, где были ночью и что делали?

   - Да. Я танцевала в "Красной мельнице".

   - Но... что вас... заставило?...

   - Долг.

   - Перед кем?

   - Перед моим отцом. Он с рождения был хромым и не мог танцевать. Я посвящаю ему мои выступления. Мне кается, что он смотрит на меня, и ему отрадно...

   - Но не подвергаете ли вы опасности вашу честь в столь сомнительных заведениях?

   - Какая честь может быть у незаконнорожденной? И где ещё мне танцевать? На балы меня не приглашают.

   - Но есть же балетные театры...

   - От кабаре при борделях они отличаются лишь адресами и непроходимы ханжеством. Мне всегда был отвратительна их лицемерная слащавость. Перед кем извиваются в самых противоестественных движениях тамошние бедняжки? Перед ожиревшими тупыми нуворишами и их расфуфыренными старухами! Моим же искусством наслаждаются подлинные ценители красоты. Я не беру никакой платы. Моя награда - вдохновлять людей на творчество. Вы знаете, кто ко мне сватается? Гении!... А этот Макс хочет выдать меня за какого-то солдата!

   - Я поговорю с ним и обязательно заставлю его предоставить вам свободу!...

   - О, нет! Не говорите ему, что я жаловалась! Вы не знаете его! Он - просто больной! Отчего, по-вашему, умерла его жена и сбежали дети? Он самый отъявленный садист, какого только можно представить!

   - Но что же ваша семья?...

   - Эти люди только рады тому, в каком положении я оказалась! Я всегда была у них как бельмо в глазу! В день моей смерти они закажут благодарственный молебен, и я давно бы простилась с жизнью, но у меня на руках дочь!...

   Комок в горле, резь в глазах!... Обнять бедняжку, приласкать на совей груди, как Миньону, увезти отсюда в тихие счастливые края! Жениться самому!......... Но матушка... Стиснув руки, я в смятении озирал омрачённый в моих глазах сад. Вдруг словно по моим следам на лужайку вышла вся торица младших Байронов. В середине величаво выступала леди Ада.

   - Вот у тебя, Элли, есть лошадь? - спрашивала она у сестры, вразвалку бредущей в своём турецком архалуке.

   - Где ты у меня её видишь? - ответила вопросом Альбин.

   - А у вас, Джеймс?

   - У меня даже козы нет.

   - Так скажите мне на милость, почему высказывание "у каждого есть свой конёк" считается остроумным и правдивым?

   - Конёк - это не лошадь, - ввязался в довольно глупую дискуссию наш лорд, - Так называется какая-то причуда.

   - А почему бы причуду не называть, например, апельсином или зонтиком, вороной или креслом, молочником или ухом? Почему из тысяч существительных этот писатель выбрал именно коня, точней конька?

   - Наверное, он раскрыл наугад словарь и ткнул карандашом, - насмехалась Альбин.

   - Наверное, он подумал о том, что, если у кого-то есть конь, тот этот человек к нему очень привязан, - продолжал свои мальчишеские мудрствования Джеймс, - Это такая метафора.

   - Метафоры суть вербально-образные уравнения, приводящие нас к каким-то моральным понятиям, и метафора всадника отсылает к двойственности человеческой натуры, к присутствии в ней животного начала, выражающегося, например, в половой невоздержанности, а так же к предполагаемой способности человека победить дурные инстинкты, что, впрочем происходит далеко не всегда.

   Озвучивая это напыщенное толкование, учёная дама приблизилась к нашему пруду и посмотрела на плавающие розы, как на груду щебня.

   - К чему вы это всё говорите, сударыня? - вспыхнула тут Медора, - На что вы намекаете?

   Леди Ада глянула на неё, и на её мраморном челе зарябил нешуточный испуг. Казалось, она не хотела верить своим глазам... Она растерянно глянула на Альбин. Та только чуть заметно склонила сокрушённое лицо...