***

Анна Витальевна переоделась в домашнюю одежду: растянутую белую майку и серые спортивного кроя штаны. Негустые, довольно жидкие светло-русые волосы, остриженные под «каре» пришлось собрать в маленький хвостик, иначе они падали на лицо тонкими прядями. Это раздражало, как раздражало и то, что нужно убирать в коробки все её разработки. Аня скрупулёзно оценивала свой опыт блуждания в лесу, записала и указала на схеме точку начала маршрута, делала подробные отметки на увеличенной карте той местности. В центре карты красным кружком был обведён дом, в котором она провела две ночи и два дня. От кружка следовала стрелка, которая вела к фотографии пожилого мужчины. Под фото были написаны сведения, которые Анна Витальевна сумела раздобыть об этом человеке. Дотошно оформленный ею стенд нужно было разбирать и готовить к переезду. Учительница беспокоилась о том, что какие-то её наработки могут потеряться или испортиться. Анна Витальевна села на кровать, не зная, с чего начать. Пришло смс от Венеры, в котором подруга интересовалась, как продвигается сбор вещей. Аня внезапно обнаружила, что ей нужно перевозить массу своей одежды, обуви, кухонной утвари, может быть, мебели. И о чем она только думает!

***

Иногда учительнице очень хочется достать давно забытую зажигалку и сжечь все эти схемы, карты, заметки, листочки с датами, фотографии. Невозможно об этом думать так напряжённо и так постоянно, как она это делает. Не её ли одержимость отвернула от неё мужа? Анна Витальевна вспомнила, как снова и снова расспрашивала его о том, что случилось. Поначалу он отвечал так спокойно, как только мог. Все-таки Анна Витальевна несколько недель провела в больнице под капельницами, так была слаба, когда ее нашли. Её положили в палату, рассчитанную на двух человек. Соседка ночевала дома и возвращалась только на время утреннего врачебного обхода. Слишком много у неё было дома дел, непутёвый муж и маленькие дети. Раньше с моральным истощением как-то жили и ничего не лечили, чай не хрустальные вазы, а обыкновенные женщины, да ещё и с облегчённым бытом: пылесос, стиральная машинка, памперсы, а, может, и посудомойка. Какое-то моральное истощение выдумали. Анна Витальевна пролежала в клинике неврозов несколько недель, но муж исправно её навещал дважды в день. Когда он успел себе девицу завести?

***

Анна Витальевна даже поежилась сейчас, сидя в холодной по-осеннему, ещё не отапливаемой квартире, голодная, с влажными волосами. Как славно было ей тогда в больнице! Она и не думала, что будет с благодарностью вспоминать те дни. В палате было сухо, тепло, спокойно. В коридорах чисто и тихо. В открытые окна по утрам было слышно пение птиц. Клиника находилась практически за чертой города, за нею начиналось поле и редкий лесок. Поэтому ночью было так покойно в больнице. Пациенты принимали успокоительные препараты, пребывали в мире собственных грез. Аня тоже была вся в себе и в своих мыслях. Только когда её навещал Юра, учительница выплывала из вязкого своего полусна. Анна Витальевна здоровалась с мужем, суетилась вокруг него, мыла и резала ему фрукты, которые он принёс для неё. Юра ел переспелые абрикосы, вытирая брызгающий на щеки сок бумажной салфеткой, а Анна Витальевна терпеливо ожидала окончания трапезы. Но вот Юра откладывал салфетку в сторону и видно было, что он собирался уходить. Тогда учительница хватала его за руки, заглядывала в глаза, не давала выйти из палаты.

– Ну, скажи, скажи мне личность его установили?

Юра аккуратно снимал с себя тонкие, холодные руки жены, мягко возвращал Анну в палату, уходил.

***

Аня садилась на свою кровать и смотрела в окно, как её высокий, стройный Юра садится в машину и аккуратно трогается с места. Он всегда берег вещи: машину, свой компьютер, обувь. У него было море специальных салфеток и средств чистки только для одежды, миллиард губок для обуви, полироль для машины. Юра берег и любил вещи, но не людей, не свою жену. Сейчас Аня понимает, что Юра сразу после больницы ездил на встречу со своей девушкой. Это же так ясно теперь, просто как Божий день ясно. Он приезжал к ней в палату каждый день для очистки совести, а, может, уговаривал сам себя, что раз жена спятила, то он, Юра, имеет право на поиск новой спутницы жизни. Это нормально, так и должно быть. Он-то не сошёл с ума и не должен погружаться в пучину безумия с Аней, тем более, что уже не любит её.

Почему он должен без конца слушать о том, что Аня заблудилась, была одна долго в лесу, что ей было страшно, что её это изменило, что она о многом передумала, что одиночество что-то в ней надломило. И так по несколько раз за день. Он молодой, крепкий, ему наследник нужен, а не бессмысленные и пустые Анины переживания. Теперь будет у него ребёнок, теперь ему нужен развод, а Аня… Ане он купит квартиру на её долю в нынешнем жилье. Юра порядочный человек и не выгонит бывшую жену на улицу, а ведь больше половины мужчин так бы и поступили. Аня глубоко вздохнула. Порядочный Юра. Ну да, так и есть.

***

Когда установили личность того мужчины, стало ещё хуже. Анна уже после выписки обивала порог следователя, который вёл дело. Он, едва завидев Аню у проходной, сразу понимал, что рабочий день будет тяжелым. Анна Витальевна не тот персонаж, от которого можно легко отмахнуться. Она наседала с вопросами до тех самых пор, пока не повиновалась чудесной фразе о том, что её сейчас выведут. Эти слова становились для Анны такими неожиданными, нелепыми, как ушат холодной воды. Где она, интеллигентная, интеллектуальная личность и где эти скабрезные, пошлые слова? Что мешало следователю произнести эту фразу сразу на проходной? Мешала грамотность Анны Витальевны, её знаете законов, её маниакальное стремление добраться до истины. Она могла основательно подпортить ему жизнь, остаток карьеры. До отставки следователю оставалось меньше года, он терпел Аню, как мог, поэтому запускал её к себе в кабинет и внимательно выслушивал, изредка подавляя зевоту. И в конце концов, ему тоже хотелось знать, что его ровесник, мужчина 65 лет, выглядевший ровно на свой возраст, судя по последнему прижизненному фото, что он забыл в том лесу. Как он туда добрался, зачем и что с ним случилось?

***

Как-то раз, в один из особенно изматывающих дней, Анна подкараулила следователя возле его же дома. Когда он увидел маячившую у подъезда высокую фигуру женщины, всё внутри него опустилось от какой-то безысходности, заныла поясница, заломило виски. Он стал слишком стар и слаб для разборок. Лет десять назад он бы с высоко поднятой головой прошёл бы мимо учительницы в свой подъезд, и одна его походка подсказала бы ей: не лезь! Но сейчас он выкарабкался из своей такой же старенькой машины, как и он сам, и медленно пошёл словно бычок на заклание. Следователь горбился, и все усилия мира уже не могли поднять его головы и состроить на лице неприязненное отношение. Он был словно рухлядь, музейная древность. Бери, и пользуйся! А хочешь, ноги вытирай. Его жёнушка предпочла вытереть ноги, и ещё год назад упорхнула из их квартиры, прихватив с собой всё, что только смогла. Следователь подумал, что Ане придётся стоять в течение их разговора у него в квартире, так как дома не осталось даже стула. Вот какие мысли туманили ему голову, пока он приближался к Анне Витальевне в тот вечер, что она ожидала его возле дома.

***

Как надоевшие друг другу супруги, прошедшие вместе огонь и воду, но так и не полюбившие друг друга, учительница и следователь поднялись в обшарпанном лифте на третий этаж. Следователь долго открывал свою дверь, словно рассчитывая на то, что Ане надоест, и она уйдёт. Но Анна Витальевна не замечала ничего вокруг, она рылась в своей сумочке в поисках блокнота, где наметила себе план беседы. Следователь жил один уже больше года, так что дух заброшенного жилья прочно осел в квартире. Стоптанные тапочки в коридоре, зимняя и осенняя одежда на крючках, неубранная с давно закончившегося сезона, запах забытой на столе еды. Аня хотела зажать нос, но удержалась из вежливости.