Оксана понимающе кивнула – отец у Алика служил в ГДР. Вернулись они только год назад, с тех пор Алик потрясал воображение одноклассников то диковинными ручками, то фломастерами, то настоящими «аддидасовскими» кроссовками.

- Сопрешь у мамаши колготки? – лукаво усмехнулась она.

- Смотря что мне за это будет? – он снова подался вперед, щекоча ее ухо дыханием.

- Раз-два по шее! - Оксана обернулась, опять едва не стукнувшись носом об его нос. Верхняя губа с пробивающимися редкими усиками была мокрой от пота, на щеке красовался неудачно выдавленный, а от того еще больше разгулявшийся прыщ. Но колготки… - Могу с тобой в кино сходить. – наконец неохотно шепнула она.

- Ну ты простая! – он аж откинулся обратно на жесткое сиденье, буравя взглядом украшающий ее затылок «конский хвост». – Я и колготки принеси, и в кино тебя своди?

- Не хочешь – не надо. – с деланным равнодушием пожала плечами Оксана, снова утыкаясь в листочек.

- А Коваленко и Седов разговаривают! – ехидно протянули с соседней парты.

- Остроумова, не ябедничай как маленькая. – переворачивая страницу ответила «англичанка». – Пять минут до конца самостоятельной!

Класс наполнился шорохом голосов и листочков – каждый пытался в последние минуты разобраться с хитросплетениями английских глаголов. И только сзади вместе с яростным стуком ручки доносилось ворчание:

- Мне, что ли, колготки нужны? Могла бы и не выпендриваться!

Оксана только усмехнулась.

- Все, сдаем! – «англичанка» захлопнула книжку.

- У-у-у! – класс наполнился разочарованным стоном и новым шорохом листиков.

- Сдаем, я сказала! Первые парты, соберите работы каждый на своем ряду!

Оксана сунула свой листочек «сборщику» в руки и принялась укладывать пенал. Перед ней на парту бухнулась стильная школьная сумка. Оксана почувствовала острый укол зависти.

- Ладно, свожу я тебя в кино. – процедил Седов. – А дальше?

- Что – дальше? – сделала «большие глаза» Оксана.

- Ну… дальше чего будет? – Седов нервно облизнул верхнюю губу, намочив волоски пробивающихся усиков, посмотрел на обтянутую формой грудь Оксаны и тут же его взгляд испуганно метнулся к ее губам. – Потом… после?

- Посмотрим. – хладнокровно пожала плечами Оксана. – По-разному бывает.

- А… у тебя уже… бывало? – вдруг одновременно и взбодрился, и занервничал Алик. – Ну… после?

- Ну да. – легкомысленно пожала плечами Оксана. – Не волнуйся, разберемся.

Алик покраснел, побледнел, задышал хрипло, с усилием:

- Завтра… - наконец выдавил он. – В этот… «Красногвардеец» пойдем. Там… два зала «синий» и «розовый», фильмы классные, и кресла… такие… и этот… буфет.

- Хорошо. – невозмутимо кивнула Оксана и вслед по-заячьи дернувшему прочь Алику крикнула. – Колготки не забудь!

- Ты что, с ним… за колготки? – Мышь глядела на Оксану с почти священным ужасом, как средневековая монашка на ввалившегося в келью беса.

- Что – я с ним? – защелкивая замок на портфеле, поинтересовалась Оксана.

- Ты сама сказала! – чуть не плача, пропищала Мышь. – Что у тебя уже бывало! Ну это… которое бывает после кино… Значит, ты уже ЭТО делала? – нажимая на слово «это», пролепетала она.

Оксана поглядела на нее в упор:

- Я много раз бывала в кино. И всегда после него бывало какое-нибудь «после». – и глядя на вспыхнувшую мордочку Мыши, безжалостно добавила. – Например, домой шла, ужинать и спать! Веришь, вот ни единого раза не оставалась в кинотеатре навсегда. – и помахивая портфелем, направилась к двери.

- Ты знаешь, что я совсем про другое говорю! – крикнула ей вслед Мышь.

- Не знаю. А про какое?

- Коваленко! – взвыла Мышь, за спиной раздался грозный, совсем не мышиный топот… и тут же его перекрыл крик «англичанки»:

- А ну стоять! Иди сюда, будешь самостоятельную переписывать!

- Почему? – Мышь взвыла снова, но уже совсем в другой тональности.

- Потому что списывать не надо! Вот здесь у тебя что? Из всего вашего класса время Perfect Continuous знает только Коваленко, остальные написали бы или в Perfect или в Continuous! Думаешь, учителя такие дураки и ничего не понимают? Ты на самом деле половины слов не знаешь, которые тут написаны!

- Можно подумать, мне когда-нибудь с англичанами разговаривать придется! – пробурчала Мышь.

- Никакие знания не бывают лишние! – взвилась англичанка. - Еще Антон Павлович Чехов сказал: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек!»[2] Быстро садишься писать другой вариант, если не хочешь двойку!

Оксана показала Мыши язык и выскочила из класса. Побежала вниз по лестнице к выходу: свобода, свобода!

- А Коваленко – голая, гы! – врезаясь в нее всей массой, пробубнил здоровяк Радченко, и его оплывшее, как непропеченный блин, лицо расплылось в глумливой ухмылке.

Оксана ловко, как кошка, цапнула его кончиками пальцев за губы и крепко сжала:

- Тупой, так помалкивай, будет шанс за умного сойти. - и с неожиданной силой отпихнула Радченко от себя. Здоровяк стукнулся спиной об стену, замычал… замычал снова… в глазах его отразился ужас и… он вцепился обеими руками себе в челюсти, пытаясь разлепить намертво склеившиеся губы!

- Что-что? – разглядывая его как энтомолог трепещущую на кончике булавки бабочку, с интересом спросила Оксана. – Что ты там говоришь? Расскажешь? Ну-ну, попробуй… - и с хохотом поднырнув под его кулаком, выскочила за дверь. С другой стороны в захлопнувшуюся створку врезалась тяжелая туша. – Он когда-нибудь говорить теперь сможет? – и сама себе ответила. – Понятия не имею! – и подпрыгивая от полноты чувств, направилась прочь со школьного двора.

[1] - Ты опоздала, Коваленко.

- Я прошу прощения.

- Садись, у нас письменный тест.

- Спасибо. (англ.)

[2] На самом деле точное авторство афоризма не установлено. Его также приписывают Карлу V и Наполеону.

Глава 3

Передняя дверца звучно хлопнула и с водительского сидения даже не вышел, а скорее «раскрылся», как складной метр, средних лет мужчина. Нелепая длинная фигура и грустная вытянутая физиономия делали его похожим на Дон Кихота, вместо бритвенного тазика напялившего сплющенную до состояния блина милицейскую фуражку. Старенькая форма, потрепанная, будто хозяин в ней регулярно через лес продирался, висела мешком и общий слегка затрапезный вид был вдвойне нелеп на фоне новехонькой, аж блестящей машины, из которой он вылез.

- Ого, дядька Мыкола, а серьезно вы прибарахлились! – майор с интересом разглядывая вытянутые обводы белоснежной «Волги». – Растет, растет благосостояние советских богатырей!

- Та отож, з месяц назад целый караван «контрабасов»[1] булавами приголубили. – ответил на рукопожатие приезжий. – Богатый хабар везли: берныклей мороженых два грузовика, яды жабий да кроличий, воду мертвую и живую в скляницах. Веришь, вовкулаче, до работорговли докатились: двух котят говорящих у батькив скрали да у нас тут запродать хотели!

- Вот же люди, чтоб им кот ученый и днем и ночь! – осуждающе покачал головой майор.

- Кабы люди! Абраксасы! Морды петушиные, а туда же! – дядька Мыкола неприязненно сплюнул. – Одна радость: котят возвернули, а з иншего конфиската авто для заставы и прикупили. Вольх Всеславич ци авто свого имени дюже поважает! – он ободряюще похлопал «Волгу» по крылу. – Ладно, давай вже до справы, вовче!

- Сейчас эксперт обещал подъехать, а пока прошу! – майор кивнул, жестом предлагая обойти кинотеатр. Вход во дворик был по-прежнему перекрыт: майор кивнул постовому. – Глядите, дядька Мыкола! – он остановился на краю зловещего багрового пятна. Кровь, еще недавно дымящаяся, теперь намертво присохла к асфальту и казалась скорее старой грязью, но ноздри Вовкулаки шевелились, безошибочно улавливая запах.

- З морской водой перемешалась, кажешь? – приезжий снял фуражку, и присев на корточки, поскреб асфальт пальцем. На широком желтоватом ногте остались бурые чешуйки крови.