1.

Зацепившись взглядом за острые звёзды над морем, я впервые за много месяцев застыл и почувствовал, что вот-вот могу заболеть. На войне как на войне. Не знаю, зачем я это сказал. На войне как в обычной жизни – у всех все сугубо по-разному. Моя проблема была в том, что вот уже несколько месяцев я ходил в одной и той же одежде, зарос и покрылся коркой из пота и чужой крови. Я огрубел настолько, что больше никогда не прощался с жизнью. Огрубел, а может, просто понял, что как минимум на этой войне она мне не принадлежит. На одном дыхании я проживал каждый день как последний, ничего не соображал, чудом сохранил все конечности, смахивал чужие кишки с лица, шёл-шёл-шёл вперед по обожжённой земле – и вот впервые за много месяцев что-то почувствовал.

Сначала – подступающую к моему когда-то нежному горлу болезнь, поселившуюся во всем теле. А потом я почувствовал, что месяцев было всего-то два – не так много. Два месяца накануне Пасхи, которые я провёл, как положено христианину, в молитве и посте. Точнее, жрать было нечего, а молиться под «Градами» проще, чем в церкви.

Но главное, что я почувствовал, глядя на эти звёзды, что ты тоже смотришь на них прямо сейчас. И меня накрыла волна любви, той самой, от которой я бежал по этой обожжённой земле сквозь обстрельный туман. И мне захотелось нырнуть в неё, как в море, на берегу которого я стоял и видел те же самые звёзды, которые видела ты. Какое чудо.

2.

Я очень хорошо помню 24 февраля 2022 года.

В тот день ты сказала: «Какой у тебя смешной свитер».

«Что?» – удивился я.

«Свитер смешной», – сказала она…

Мы стояли в прихожей, я отвёл от тебя глаза и посмотрел в напольное зеркало. На мне был унылый серый мешок. Ничего смешного в этом не было. Кажется, это была наша последняя встреча перед большой-большой общей бедой. Но я грустил не поэтому, а потому, что ты бросала меня и я был полон любовных страданий. Я не заметил начала войны.

3.

Когда ты меня заблокировала и любой контакт с тобой стал невозможен, я был вынужден вымарывать тебя из жизни, а вместе с тобой уходили все маркеры прежней жизни. Я перестал мечтать о море, так как не понимал, зачем оно мне без тебя. Я потерял интересы, которые строились на тебе, а это почти вся культурная программа ближайших лет. Я всё потерял, интерес к дыханию и любви. Я перестал пить, потому что боялся отключить кору головного мозга, не сдержаться и поехать к тебе. Всё было пустым. И тогда я впервые задумался о танатосе. И это немного сработало.

4.

Что я думаю о войне и той, противоположной, которая сегодня убивает моих друзей, стороне? Я стараюсь собрать мои мысли и переплавить их в ненависть. Но, возможно, еще не прошло для этого достаточно времени. Возможно, я мало увидел. Возможно, я слаб. Но единственный враг, о котором я знал и которого физически хотел уничтожить, был во мне. Он был внутри меня, он был мной. Он был тем, что когда-то я называл любовью, а сегодня он снял маску и предстал передо мной во всём своём эгоизме и великолепии. Вот его да, я ненавидел. Вся остальная ненависть была бессмысленна.

5.

Новый Завет волновал меня. Больше всего меня беспокоила притча о блудном сыне. Я никак не мог понять её. Совсем как тебя, когда ты предпочла своего мужа мне, когда ты заколола меня ему на ужин, как безвольного барашка. А я и был им, безвольным бараном, пока шёл за тобой всеми моими мыслями, в реальности следуя в Волноваху.

6.

Волноваха – то теперь было и моё имя тоже. Я получил такой позывной случайно.

– Чего ты так нервничаешь? – раздражённо говорил мне сержант. – Не волнуйся. Волноваха проклятая.

Я нервничал, потому что знал, что кто-то может умереть. Например, сержант или я. Так я стал Волновахой. Иногда я думаю, что превратился в неё – такой же грязный, разбитый, по сути никому не нужный и брошенный даже теми, кто жить не мог без меня. А оказывается, мог.

7.

Конечно, здесь уже стыдно любить тебя, но иногда по утрам, когда нужно подняться, а силы заранее кончились, я хочу услышать, как ты говоришь моё имя. Самое смешное, что если ты назовёшь меня как прежде, даже просто пришлёшь сообщение с моим нежным именем, только его, то я, минуя муть этих месяцев, взметая над войной и гордостью, я… Я мгновенно снова тебя полюблю.

8.

В учебке мы много писали в тетрадках. Прямо как в школе. Только теперь после выпускного не ждала новая жизнь.

После занятий на парте я нашёл кем-то забытый вырванный из тетради двойной листок. На нём были имена и телефоны. Я перевернул его. «Кому звонить при моей смерти» – так был озаглавлен он.

9.

Я любил не только тебя, но и твою собаку. У собаки была огромная морда лошади, и эта морда всё время поворачивалась ко мне одним глазом. Он был красив и тих. Когда ты уехала, я думал о твоей собаке. Сначала даже думал написать тебе – давай я заберу пса к себе. Я понимал, что ты не увезёшь собаку сразу, но увезёшь потом. Но собака могла подумать что угодно и затосковать. Я этого не хотел. Я был готов его забрать не из-за тебя, а из-за его морды лошади. А может, потому, что ты оставила нас обоих и я искал в нём солидарности. В брошенности, несчастности и необъяснимой нашей собачьей любви к тебе. Но ты бы не отдала, не было смысла просить. Что стало с собакой в итоге, я так и не узнал. Я уехал на войну.

10.

Один раз я увидел на войне лысую голову твоего мужа. Она принадлежала сержанту, который помогал эвакуировать местных из подвала. Ирония судьбы – твой муж так любил оружие! Дома у вас в сейфе лежало охотничье ружьё, которое твой муж любовно наглаживал, словно собственный член. Жаль, что оно так никогда и не выстрелило, твой муж бежал с тобой от войны, а я бежал от тебя на войну. Сержант не любил оружия, но умел им пользоваться. Но неважно. У сержанта и твоего мужа были совершенно одинаковые лысины, настолько, что со всех сторон, кроме лица, их головы были копией друг друга. Твой муж всегда хорошо относился ко мне, и это бесило. Сначала я думал, что у него нет чувства собственного достоинства, потом оставил этот вопрос и наслаждался его добротой. Наверное, это сыграло ключевую роль. Он во всём поддерживал тебя, даже когда речь шла обо мне. Ты выбрала его. А я бы из всех нас выбрал сержанта. В отличие от меня и твоего мужа, он был хотя бы похож на мужчину.

11.

Запах, запах, запах, твой запах, сводящий меня с ума, навсегда впитавшийся в моё сердце. Чем хорошо на войне – здесь нет и намёка на твой запах. Всё воняет гарью. Один раз я почуял намёк на него – освежитель воздуха в школьном туалете, оставшийся нести свою службу, как одинокий солдат, когда все, кто мог, бежали, вот от него пахло почему-то тобой. Я замер, когда его почуял. Так и стоял с ладонью на ширинке какое-то время. Долго стоял, вспоминал, принюхивался. Потом взял освежитель и стрелял его струёй в воздух, купаясь в любимом аромате. Как бы я хотел унести с собой этот запах. Я хотел бы ощутить его перед сном. Потом встрепенулся, вернул освежитель на место, помочился и, не глядя на него, вышел. На следующий день пустую школу окончательно разбомбили.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.