Или ты механизм в этих огромных часах? Секундная стрелка, скачущая по кругу всю свою жизнь. Тратящая самое драгоценное, что есть в её стрелочной жизни – своё время, на бесконечный бег по циферблату.

Заметив внизу знакомые очертания, Айзек сложил крылья и бросился вниз, словно ястреб. Резко остановившись за сотню метров от поверхности котла, он завис в воздухе, покачивая крыльями, и начал разглядывать движущуюся массу.

Он довольно часто делал подобное, прилетая в это место и наблюдая за душами. С этого ракурса они казались птенцами в гнезде. С постоянно открытыми клювами, галдящие и махающие отростками крыльев, они с воплями требовали очередного дождевого червя.

Однажды он даже швырял им куски мяса, но они пролетали сквозь дымчатые тела насквозь и утопали где-то там, в непроглядной бесконечности. В общем-то души даже не замечали: ни Айзека, ни его щедрых подарков. Они были поглощены своими занятиями.

Орущие, вопящие силуэты толкались, дрались, выдавливали друг другу глаза, кусались и обхватив голову руками, выли, выпучив пустые глазницы в бездну каких-то своих, персональных кошмаров.

«Что делает человека, человеком?», – часто думал Айзек, глядя на них.

«Что делает демона, демоном?», – задавал он себе тот же вопрос, глядя в отражение зеркала.

Совершенно не имело значения, кто «варится» в котле, а кто этот котёл подогревает. И те и другие всё равно были в Аду. И ни те, ни другие, вырваться из него не могли.

И грешники, и их мучители, были рабами адского пламени. Просто в отличие от первых, у вторых была иллюзия свободы, только и всего. И глубоко внутри, каждый из них прекрасно понимал, что это всего лишь иллюзия. Но некоторые просто не хотели признаться в этом самим себе.

«Что делает свободного, свободным? По-настоящему».

* * *

– Ты слишком привязался к своим полётам, – сказал владелец кофейной лавки, которую Айзек изредка посещал.

Ему нравились запахи кофе и пряностей, витающие в уютном помещении. Лавка располагалась на крыше довольно высокого здания, поэтому из огромного окна можно было видеть только пустыню. Плотные двери отлично отсекали городские звуки, поэтому можно было насладиться прекрасным видом, и легко представить, будто кроме этой красной пустыни ничего больше и не было вокруг.

– Это одна из немногих вещей, что искренне доставляет мне удовольствие, – ответил Айзек, медленно вдыхая аромат чёрного напитка. – Кстати, можно ли называть полёт «вещью»?

– Понятия не имею, – пожал плечами пожилой демон, – я не лингвист. Впрочем, «вещь» – это подходящее слово. Иногда мы настолько привязываемся к вещам, что тратим на них частички своей свободы.

– Частички свободы, – хмыкнув, задумчиво повторил Айзек.

Хлопья пепла редкими облачками кружили снаружи, и некоторые из них налипали на стекло, пытаясь подслушать разговор внутри.

– Но ведь твоя лавка как раз и является такой вещью, – приподнял бровь Айзек, осторожно пригубив горячую жидкость. – Полёты хотя бы не привязывают меня к одному месту.

– Вот именно, – улыбнулся старик. – Поэтому я могу говорить об этой опасности так уверенно. Ведь кому, как не мне, так хорошо быть осведомлённым о вещах, которые связывают свободу, а?

Он взглянул на панораму и добавил:

– Тем более, когда у этих вещей такой прекрасный вид.

Айзек вздохнул. Он прекрасно понимал и сам, что имел в виду стареющий демон. Ведь если уж честно признать, то ему нравились не полёты, как таковые, а то ощущение, которое они дарили. Ощущение, что он куда-то движется. Что он в пути.

– Хочешь сказать, что я пытаюсь убежать от самого себя, затеряться среди облаков? – произнёс Айзек, не отрывая глаз от горизонта.

– Может быть наоборот, – вновь пожал плечами демон. – Пытаешься найти там что-то.

– Например? – меланхолично спросил Айзек.

– Например, то, что и так внутри тебя, – ответил старик. – С самого начала.

Следующие минуты они провели в тишине, каждый занимаясь своими мыслями и делами. Прикончив наконец чашечку кофе, Айзек ещё некоторое время сидел у окна, а затем попрощался с гостеприимным хозяином заведения, и направился к выходу.

– Залетай почаще, – произнёс на прощание старик.

– Спасибо, не хочу привязываться, – обронил Айзек, не оборачиваясь.

Демон лишь хмыкнул, и с улыбкой продолжил натирать керамическую кружку, насвистывая какую-то древнюю мелодию.

* * *

– Эй! Что мешает вам вылезти оттуда? – орал Айзек, зависнув в воздухе над игнорирующими его душами грешников.

Он вновь вернулся сюда, как и множество раз до этого.

Вроде бы ещё недавно Айзек был спокоен и умиротворён, убаюканный пейзажем из окна, но вот его вновь накрыло волной отвращения ко всему этому чёртовому миру. Его просто выворачивало от осознания того, что он является частью всего этого идиотизма и абсурда. Всего этого театра лицемерия и возни в кровавой каше, ради продления ещё одного бессмысленного дня в Аду.

Ради чего была вся эта возня? Какого хрена он должен был изо дня в день нюхать серу, слушать вопли грешников, и протирать глаза от пепла?

– Вы слышите меня, ублюдки? Валите на хер отсюда. Какого хуя вы сидите там и вопите?! – в глазах Айзека полыхало пламя негодования. – Вас же никто не держит там. Совершенно, блять, никто и ничто, кроме вас самих!

Айзек закрыл глаза и произнёс уже вполне спокойно, будто обречённо, от осознания бесполезности этих попыток достучаться до пустоты:

– Хватит сидеть там и пожирать друг друга. Посмотрите вокруг себя наконец, чёрт бы вас побрал. Вы же тратите свою вечность на какую-то чушь.

Затем он открыл глаза, вновь посмотрел вниз, и чуть склонив голову набок, сказал уже вполне дружелюбно, тяжело вздохнув при этом от досады:

– Ах, если бы я только мог найти в Аду хоть одну чистую, безгрешную душу. Хоть одно невинное существо. Это наверняка сработало бы.

Когда-то его уже посещала мысль о том, что скормив котлу ни в чём не повинную жертву, этот адский сосуд не выдержал бы всплеска энергии. Ведь он был предназначен только для грешников, и девственно чистая душа разорвала бы его на кусочки. Правда дальнейшая судьба этой души была бы неизвестна, и скорее всего весьма печальна, но разве это имело значение? Для Айзека – никакого. Единственное, что его действительно огорчало, так это то, что в Аду такую душу было просто не найти, это противоречило бы законам этого мира.

Эта душа стала бы самой великой мученической жертвой со времён сотворения миров. Правда и Айзек, в свою очередь, был бы проклят и Адом, и Раем. Скорее всего даже Бог и Дьявол, если они существуют, были бы в ахуе от этого поступка.

Впрочем, Айзек не верил, ни в Дьявола, ни уж тем более в Бога.

* * *

– Погадай-ка мне… ведьма! – театрально воскликнул Айзек, откинувшись в кресле, и бросив на стол золотую монету, изображающую рогатый профиль. Жители земли назвали бы такой профиль – «римский».

Голова Айзека так давно уже была забита всяким мусором, отягощавшим каждую секунду его пребывания в этом мире, что он решил наконец как-то развлечь себя. Например, сделать то, чего раньше никогда не делал.

Брови демонессы удивлённо поползли вверх, и её рот слегка приоткрылся. Недоверчиво прищурив глаза, она переводила непонимающий взгляд с монеты на своего странного посетителя, и обратно.

Айзек смотрел на неё, едва заметно улыбаясь, а затем произнёс:

– Используй самую жуткую колоду, которая у тебя есть. Самую беспощадно откровенную.

Демонесса хотела было что-то сказать, но игра её гостя была настолько убедительна, что она решила принять в ней участие. Всё это позабавило её: и обращение, и монета. Ведь она была никакой не ведьмой, это во-первых. А во-вторых, плату за свои услуги она предпочитала брать в традиционной валюте, а не в виде архаичного металла, давно уже вышедшего из обихода в повседневной жизни.

Смерив Айзека оценивающим взглядом с ног до головы, она взяла монету и аккуратно попробовала смять её зубами, отдаваясь его игре.