Успокоился Николай лишь когда облазил всё, что было доступно для пассажира, и поскольку совсем не устал, прихватил у стюарда пачку свежих газет и журналов в которой оказались кроме российских, несколько немецких, английских и даже пресса из Америки. Языки он знал довольно прилично, так как мама великолепно владела шестью языками, а папа к трём основным европейским знал ещё несколько азиатских, так что Николай бегло читал и говорил на десятке языков и мог объясниться ещё на трёх.

Бегло пролистав, немецкий «Друг семьи», и «Вестерманус монатсефте», потом так же быстро просмотрев английские «Обозреватель» и «Панч», перешёл к французским «Паризьен», и «Ревью де монд». Везде за редкими исключениями были патриотические лозунги и статьи о восстановлении мирной жизни, хотя после опустошительной двенадцатилетней войны, когда от Парижа фактически остались лишь руины, а Лондон приходил в себя после штурма германского экспедиционного корпуса, всё попытки улыбаться, выглядели довольно натужно. Война кончилась всего два года назад, и все страны, втянутые в мировую бойню, только приходили в себя пытаясь понять, что же это было, и зачем вообще нужна была столь кровавая мясорубка. По итогам войны в победителях, причём довольно условно, числился лишь Второй Рейх, отвоевавший Эльзас, Лотарингию, Судеты и часть Австрийской империи, а именно Чехию и часть Великопольского королевства, после чего от Польши остался небольшой огрызок между Россией и Вторым Рейхом без выхода к морю.

Жестокость войны превышала всё, что было до этого в разы. Газовые бомбардировки Парижа и концлагеря в корне изменили представление человечества о допустимом и невозможном в ходе боевых действий. Теперь «война на уничтожение» не казалась чем – то диким, и далёким, и все страны ринулись наращивать химический потенциал, а также калибр артиллерии.

Россия в той войне, уже прозванной журналистами «Великой» отделалась боями вдоль границы Великопольского Королевства, и схватками в воздухе, когда асы георгиевского кавалера Нестерова устроили бойню над Львовом, за неделю уполовинив германскую авиацию на западном фронте, но не стали переходить в наступление, оставшись на границе империи. И никакие крики европейских правителей ни угрозы и попытки подкупа не поколебали позиции императора Сергия.

– Это не наша война и не наши заботы. – Отрезал он в разговоре с французским послом, и более на эту тему не разговаривал ни с кем, несмотря на неоднократные попытки втянуть Россию в новый передел мира.

Поэтому Европа, зализывавшая раны после очередного передела земель, сейчас выглядела довольно печально. Чудовищные людские и материальные потери, полностью разрушенная инфраструктура, и фантастические долги, отдавать которые придётся ещё много десятилетий.

Отложив иностранные журналы, Николай принялся за российские, и зачитался так, что почти прозевал появление воздушной феи, приглашавшей их на обед.

Михалыч мгновенно открыв глаза словно и не спал вовсе, и накинув пиджак подтянул галстук. Кивнув своему отражению в ростовом зеркале на переборке, оглянулся на Николая.

– Готов? Вперёд.

Воздушная кухня не блистала изысканностью и разнообразием, но была вкусна и питательна, так что Николай смахнул свою порцию в один миг, и задумчиво оглянулся.

– Буфет за перегородкой, – буркнул его спутник, продолжавший сражаться с куриной грудкой, но попытку боярича встать, решительно прервал распорядитель стола.

– Простите, я вижу, вам малы наши порции? – Мужчина в синем мундире средних лет с едва заметной улыбкой посмотрел на практически чистые тарелки, и сделал знак официантке. – Клавдия Петровна. Принесите ещё одно второе, и сделайте порцию побольше. Негоже оставлять гостя голодным.

После добавки, Николая разморило, и он, едва добравшись до места, успел лишь снять пиджак, и провалился в глубокий сон.

В Киев они прибыли, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом. Аккуратно ткнувшись носом в причальную мачту, которых на Киевском аэропорте было более десятка, аэролёт заглушил двигатели, и замедленные после долгого перелёта пассажиры потянулись на выход.

Николай и его наставник подождали, когда схлынет основной поток и тепло попрощавшись с улыбчивой стюардессой вышли на всё ещё тёплый бетон аэропорта.

– Так. – Александр достал толстое портмоне и раскрыв вынул из бокового кармашка квитанцию о предварительном заказе билетов на «Белоруссию». – У нас посадка через три часа. Можем покемарить в зале ожидания, или посидим в ресторане. – Он вопросительно поднял брови.

– Лучше в ресторане. – Николай у которого ужин давно уже переварился без остатка машинально облизнул губы и оглянулся.

– Не там смотришь. – Михалыч кивнул на центральную башню аэровокзала, которая возвышалась над причальными мачтами на добрых двадцать метров, и была гораздо больше по площади. – Главная достопримечательность Туруханова острова – ресторан – варьете «На небесах». Имеет славу злачного места, хотя и кухня, как говорят, выше всяких похвал.

Когда они подошли к подножию башни, их встретила толпа страждущих попасть на представление гастролирующей французской труппы варьете, но Александр предъявил квитанции, и их как пассажиров Воздухофлота пропустили без очереди.

Мелькание худосочных ляжек, в облаке из сверкающей мишуры вовсе не вдохновило Николая занятого поглощением еды, хотя девицы счастливые тем, что вырвались из голодающей Европы, вскидывали ноги так, словно хотели пробить туфельками расписной потолок ресторана.

– А теперь прошу поприветствовать нашу очаровательную гостью, мадам Сюри[4]!

Заезжая певичка действительно была стройной и миниатюрной словно статуэтка, но голос у неё – мощный, чуть хрипловатый и богатый обертонами, завораживал так, что Николай отставил тарелку, и развернулся к сцене, освещённой лишь парой прожекторов.

И пела она не о любви, а о воскресном утре, наполненном светом и жизнью.

Oh! les eveils des bourgades sous l'or des branches,

Ou courent la lumiere et l'ombre – et les roseaux

Et les aiguilles d'or des insectes des eaux

Et les barres des ponts de bois et leurs croix blanches.[5]

Благодаря мадам Сюри, три часа пролетели словно один миг, и на борт «России», путешественники поднялись во вполне благодушном настроении, а пройдя в свою каюту, тут же улеглись спать.

Тысячу двести километров от Киева до Берлина аэролёт преодолел за двенадцать часов, и в полдень Николай и Александр уже спускались по лестнице в хмурое берлинское утро.

Знаменитый ордунг был заметен с первых шагов по немецкой земле, и служитель в серой форме Люфтфара[6] – германской службы авиаперевозок, проводил их к стойке таможенника, где двое пограничников быстро просмотрели багаж, выписали документы на оружие, и опечатав пистолеты в пакетах из толстой бумаги, пожелали им удачного дня в столице Рейха.

Несмотря на несколько попыток разбомбить Берлин, город хорошо сохранился, в основном благодаря тому, что на каждом высоком здании располагалась зенитная батарея счетверённых пулемётов MG 05. Но даже те здания, что были разрушены попаданиями трёхсоткилограммовых бомб с английских Альбатросов, были уже убраны, а в некоторых местах даже возвышались новые дома.

Всё это Николай и Александр увидели из окна комфортабельного такси, быстро домчавшего их до Рейхсбанка, который принял все дела после разорившихся в результате войны финансовых учреждений, и с некоторых пор был единственным банком на территории Рейха.

Огромное серое здание с колоннадой и имперским орлом на фасаде, возвышалось над площадью словно утёс. Пройдя площадь, на которой кажется не было ни соринки, они вошли в огромный будто ипподром холл, и не прошло и пары минут, как Николай со своим спутником уже сидели в кабинете одного из управляющих.