– Но я в тот момент – испугалась.

Он в тот момент явил свой истинный облик? Оказался оборотнем в погонах?

– Ты даже говоришь, как они! – голос, которым грохотал мир вокруг меня, выражал довольство и веселье. – Да, я увидела его истинный облик. Он был больше живущим, чем все люди. Он не думал о себе, не испытывал низменных страстей. Думал о других. О мире, о людях. Жизнь свою посвятил не себе, а миру. Даже об этих деревьях, которые сажал всюду, где они могли вырасти. Как живущий.

И чего тут страшного? Просто – нормальный мужик. Не эгоист. Немного альтруист. Такие, долбанутые создания, иногда встречаются. Бедолаги. Достаётся им всегда – по самое не балуйся! Гнобят их, режут, травят, а они, долбаные альтруисты, всё одно нарождаются, как грибы, от сырости и тепла, наверное.

– Испугалась я, что он уйдёт. В свой мир. А я полюбила его. Вот чего я испугалась.

Блин, смешно! Воплощение Смерти влюбилась в блаженного альтруиста, разыскивающего способ сквозануть из этого гостеприимного мира. Смешно. И грустно. Любовь богов ещё страшнее их нелюбви. И много-много страшнее ядрён-батона прямо в темечко.

– Что это ты наговариваешь на меня?! Хотя… Да, ты прав. Урок Рока я помню. Но в тот момент я, как девочка, потеряла от любви голову. Я вернулась сюда, обрела телесную оболочку и поспешила к любимому.

Были бы губы, улыбался бы. Вот мы и подошли к кульминации. Вся эта мировая история была лишь подводка. Мотивирующая подводка к выдаче невыполнимого задания. И выдаче рабочего инвентаря, спецодежды и инструктажа по технике безопасности при работах запредельной опасности.

– Опять наговариваешь на меня. Ты прекрасно справился с моим заданием. Даже лучше, чем можно было ожидать.

Ну, а я – о чём? Я – инструмент. Всего лишь – инструмент. Орудие Смерти.

– Орудие Жизни, – возразил мир вокруг. – Я бы объяснила тебе всё и в первый раз. Но ты бы меня не услышал. Я постоянно была рядом. Подсказывала, помогала. Разве ты видел, слышал?

Иногда. Слышал, чувствовал чью-то сверхъестественную помощь.

– Да? Об этом стоит поразмыслить. Но ты зря затаил обиду на меня.

Пустое. Не обижен я. На обиженных воду возят. Я лишь делаю то, что умею лучше всего – убиваю.

– Лучше всех убиваю я, – возразил мне голос, – убиваю целые миры – разом. Целые цивилизации. А сейчас нужно сохранить Жизнь. Ну, может быть, немногое совсем, свершить месть. И в этом лучше тебя у меня нет. И так большая удача, что именно ты попался мне. Я же тогда действовала крайне опрометчиво. Пришлось спешить и использовать подвернувшееся под руку. Тело, какое было. Души, какие оказалась подле. Знания, какие задержались в Едином Поле. Большая удача, что именно твоя душа оказалась моей Рукой. Никак происки да насмешки моего избранника, Игристого Пересмешника! Удача – это его стихия.

А как мне-то повезло! Утопиться хотелось!

– Прошу простить меня, но покоя дать тебе я не могу, ты мне ещё нужен. Моё вмешательство может привести к очередной гибели Мира. Зло тоже учло уроки и теперь скрывается за народными толпами. А вот ты уже доказал, что умеешь действовать очень точно, на самой меньшей мере зла, из всех возможных. Возможно потому, что ты любишь жизнь, но должен убивать. Вот и делай, что должен!

Понял я уже! Надо заказать себе наколку на затылок. И деловой костюм. Ах, да! Голову же придётся брить. Иначе никакого смысла. Хитман же должен быть лысым! Или сразу заказать у нового тела отсутствие волосяного покрова? А что, нормально! Никогда не любил ежедневный ритуал с мылом и бритвой! А новое тело – будет. Я уже услышал, хотя и слушал вполуха, как слушают любой инструктаж, что она обрела телесную оболочку прямо тут. И я тут. Совпадение или – не думаю? Вот я и пришёл, куда глаза глядят. Прямо в нужное место. Повезло? Или вновь Пересмешник забавляется?

– И кого я должен убить? – хотел спросить я, забыв, что у меня теперь нет речевого аппарата. И, как ни странно, мой голос эхом звучит вокруг.

– Не знаю, – эхом звучит в ответ, – это ты сам решишь.

– Хм-м! А куда хоть идти? – удивляюсь я, ожидая типичного сказочного задания – идти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что. И искать это, пока рак на горе не свистнет.

– Да-да! – был мне ответ. – Сам разберёшься. У тебя это получается лучше, чем у меня.

Ух, ты! Даже режим свободной охоты! Я так совсем от рук отобьюсь! Свалю куда-нибудь на вольные хлеба, и поминай, как звали.

– Ты – свободен. Волен сам решать! – удаляющимся эхом звучит голос.

А как же морковка?! У ослика под носом должна быть морковка! Так не честно! Мне нужен мотиватор! Ау-у-у! Какой приз будет за выполнение задания?

Тишина. Ну, какое задание, такой и приз! Задание – гуляй, мальчик, и приз такой же – отвали! Мне нравится. Впервые я в режиме «сопли в свободном падении». Свобода! Я теперь как вольный казак. Посланный по аморальному маршруту.

Мир вокруг тускнеет, грандиозные развалины тают, как мираж в Пустошах. И я оказываюсь в чреве опарыша. Где и был всё это время. Матрица, она же – всюду. Не забывай об этом, Нео!

Почему я не истерил по поводу смерти – конца жизни? Да, как чувствовал, что ничего ещё не закончилось. Слишком всё было радужно и перламутрово. Никакой боли, экскурсия в женском обществе, лекция на отвлечённые темы смысла бытия. Ага, как же! Никаких рогатых трудолюбивых кочегаров-джамшудов, никаких вечных мучений, никаких котлов с кипящим маслом! Да если каждый из тех, кому я своими руками прервал линию жизни, даст мне по пенделю – века буду мучиться в аду! А тут никакого чистилища, никакого ада! Не верю! Мой путь от Столицы до Чаши больше похож на расплату за грехи, чем это послесмертие!

Вижу, как переваренная опарышем смесь меняется. Меня с непреодолимой силой затягивает внутрь. В самого себя, этакого прикольного, прозрачненького, как медуза в Крыму. И невидимого, как мои вежливые и зелёные братья по оружию. Видение раздваивается. Вижу себя и как бы изнутри, и как бы извне. Вижу, как на призрачное невесомое тело наползают мутные струйки иного состава. Как ползут от чайного пакетика коричневые струйки в прозрачном кипятке, только наоборот. Как прокрученная запись заварки чая в обратной последовательности, будто заварка втягивается в пакетик. Так и эти мутные струйки втягиваются в мою голограмму, принимают какую-то форму, уплотняются, материализуются.

И спустя какое-то время, какое именно не могу знать, ощущение времени мне отказало, уже можно было угадать кости. Рыхлые, пористые, но кости скелета под призрачной голограммой моего призрачного тела, к которому я уже начал привыкать. А сквозь рытвины костей угадывается губка костного мозга.

Ха! Как это похоже на работу 3D-принтера! Похудеть! Меня печатают на принтере! Ну, как тут не вспомнить фундаментальное – «сначала было Слово». Сначала был Образ. Та самая биоэнергетическая матрица личности. Вот тут изъян. Личности. При отсутствии личности.

Хотя…! Суслик же, сцуко, личность? Да и не важно уже, кем именно я был когда-то. И сколько «нас» было, ОНА же сказала о «свободных душах под рукой». Жалею, что слушал вполуха.

Я теперь я! Можно считать новой личностью! Безликой, но личностью!

Так вот, на этот «образ», информационную матрицу моей личности и материализуют материю. Плоть. Удивлён? Есть немного. Даже немного – ох…удел.

Почему только немного? Тут проще. Потому что это логичнее, понятнее. Хороший хозяин заботиться о своих инструментах. Чистит их, затачивает, ремонтирует. Я, Орудие Смерти, лопнул, и не по шву. Прямо по структуре. На осколки.

А ведь анадысь мне прямо было сказано, что я оказался орудием даже более подходящим, чем ожидалось. Как будто хотели резать аппендицит и с удивлением нашли, что скальпель – много более подходящий для этого инструмент, чем молоток, зубило и двуручная пила. Не считая уже танков и самоходных гаубиц. Ведь можно проблему решить и этими инструментами. И даже очень эффектно. В случае гаубицы особенно кардинально. Но скальпель – лучше. А скальпель лопнул. Зачем искать другой, а тем более точить молоток, имеющий заведомо не тот химсостав и структуру материала, если можно переплавить осколки в новый скальпель? Точнее, материализовать его, используя точную пространственную модель старого инструмента.