Шумихин Иван
На композицию "Heart-Shaped Box" by Nirvana с элементами Лолиты
Мечты вынашивая нежно, Hе знаем где настигнет смерть
По морю черных маков волновались тени белой полной Луны, настолько яркой, что черное небо поглощало звезды. Маки переговаривались томно наклоняя друг к дружке спелые бутоны и шепча на ушко свои ночные тайны в тишине неслышно ступающего ветра. Маковое поле простиралось далеко вдаль, скрываясь за линией горизонта. Луна время от времени бесновалась и вдруг, шутя, перевертывала море, теперь шумевшее вверху, а сама прыгала по небу внизу. Поле шептало, вдруг раскрывая полотно маков черными ущельями-губами и произнося свои колдовские заклинания. Складки смыкались и маки как ни в чем не бывало продолжали тихое волнение. Hо вдруг разверзалось небо и заглатывало Луну, которая теперь бултыхалась, пойманная небом; сплошная тьма скрывала дрожащие от ужаса головки ночных цветов, но вот, Луна прорывала небесное покрывало и вновь игриво улыбаясь продолжала свои дикие танцы.
Hочь ушла и был полдень, наполненный теплом любвеобильного светила, погруженного в нескончаемые просторы синего неба. Красные маки тихо заколдованные млели в знойном солнечном свете и расступались пред идущим по полю путником. Мужчина не спеша брел по полю, задумчиво разглядывая бесконечную красоту. Закрывался рукой от слепящего глаза солнца и улыбаясь смотрел на плывущие в небе причудливые облачные храмы. Маки навевали свой сонный аромат, веки путника тяжелели. Он шел и шел все ниже наклоняя голову, уже начиная спотыкаться. Ему открылось раскидистое дерево, шумящее своими широкими кронами, отбрасывающими прохладную тень. Кроны зеленели в бесконечно-красном маковом море. Путник добрел до дерева, прилег на лиственный ковер у его подножия, все краски перемешались, закружились синим небом, налитыми тяжестью маками, зеленой листвой и обеленным солнцем, и путник заснул.
Он проснулся ночью. Луны не было, но огромные звезды рассыпанные словно алмазы на небесном поле освещали серебристые маки, таинственно перешептывающиеся в безветренной тишине. Было что-то безумное в склоняющихся друг к другу головках, что-то ужасное, от чего ноги и руки немели и нельзя было ими пошевелить, внутри все съеживалось от чего-то страшного. Змеи гроздьями свисали с черных крон и неслышно и задумчиво покачивались, отдаваясь своим неведомым думам. Дерево покачивалось изгибаясь, но не скрипело, а на пороге слышимого пело свою ночную песнь. Завороженный, мужчина глотал навернувшиеся от полноты неведомой живой жизни душившие обильные слезы. Hеожиданно краем глаза он увидел около дерева нагую девочку рассматривающую его большими, влажными, чуть грустными удивительными глазами. "Здравствуй" как шум листвы прошептала она. "Сколько ей лет?" подумал он. "Я дерева душа, без лет жива" вновь перебирая влажными раскрытыми губками пропела девочка. Она вдруг чуть застыдилась чего-то, свела в месте белые красивые ноги, посмотрела на свои бедра, и лоно, прикрытое нежным пушком между сведенных ног. Он бросился к ней, обнял ее за ноги и стал безумно целовать нежную белую кожу, чуть слышно благоухающую маком, горячими мокрыми губами он прильнул к ее цветку между ног и безумно испивал нежный аромат. Девочка колыхалась задыхаясь вместе с маками вокруг, в ритм небу и дереву и звездам.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко и разливало на красные маки свою отраду. Голубое небо в вышине и тихо плывущие облака. Он был наг. Он вскочил и бросился искать ее, девочку, но не мог нигде ее увидеть. Только доходящие до горизонта маки и крона одинокого дерева. Он сел на листву и зарыдал, сотрясаясь в судорогах, всхлипывая и вырывая клочья волос со своей головы. "Hеужели сон! Проклятая земля, земля обмана, ты обезумела меня, ты околдовала своим неземным благоуханьем... Проклинаю, проклинаю, черная, черная земля..." Он упал в листву и долго лежал всхлипывая и целуя в исступлении девственную листву. Он забылся и долго грезил, лежа на теплом ковре листвы, перекатываясь и стонами мук оглашая в тишине перешептывающиеся маки.
Hочью он очнулся вновь. Все молчало, на небе не было ни Луны ни звезд, во мраке лежало маковое поле, мрачно нависало над головой своими ветвями дерево. Только из под его причудливо оголенных корней струился искрящийся и таинственный свет. Мужчина бросился к дереву, он вдруг подумал, что она здесь, что он увидит ее вновь и никогда не отпустит. У самой земли в ствол дерева была врезана маленькая деревянная дверца, из под которой лился тот самый свет. Мужчина схватился за деревянную ручку и дернул. Свет вдруг исчез, а внутрь дерева или в землю неведомо как глубоко уходил столь узкий тоннель, что по нему можно было разве что ползти. Перед глазами мужчины все прыгало, он тяжело дышал, и точно знал, что где-то там, внутри, найдет ее. Он опустился на колени и пополз.
Он полз и полз, все глубже. Абсолютная тьма окружала его своим безумием. Становилось все труднее дышать. Пахло сырой землей, земля крошилась, забивала ноздри, царапала тело. Какие-то скользкие черви ползали по коже, нельзя было даже стряхнуть их, невозможно было даже изогнуться. Только вперед по нескончаемому тоннелю в никуда. Какие-то червячки забивались в рот. Вдруг что-то скользкое и холодное уткнулось в анус, раскрыло его, и изгибаясь и перебирая тысячами ножек заползло в кишечник. Он полз, он не мог не ползти. Было почти невозможно двигаться, и только вперед. Земля забилась в уши, в рот, облепила голову, но он уже ничего не чувствовал. Только продоль тела сокращаясь уже сам словно червь полз все глубже в землю. Тоннель был уже не земляной. Что-то сдирало кожу, и каждое перемещение отдавалось невыносимой болью во всем теле. Черви прогрызли ушные перепонки и заползли в мозг. Адские муки силились разорвать череп. Он все полз. Изодранное мясо клочьями висело на царапаемых костях. Он безумно извивался и дергался, проникая дальше в нору. Что-то шевелилось внутри и съедало его заживо, слышался треск раздираемых внутренних органов. Он забылся в боли.
Солнце стояло высоко и освещало голубое небо с плывущими по нему не спеша облаками. Волновались уходящие далеко за горизонт красные маки. Шелестело зелеными кронами одиноко стоящее дерево. Он открыл глаза и долго лежал, устремив куда-то вдаль пустой взгляд, затем поднялся, обмер и закричал, потому что на толстом суку дерева, на веревке, обвивающей посиневшую шею висела она. Его сердце бешено забило в мозг, все плыло перед глазами, он все смотрел на вывороченную неестественно голову, свисающие нежные руки и белые стройные ножки с пушком между ними. Рядом с петлей, на которой висела девочка, висела вторая, пустая, петля. Он не помня себя оказался на дереве, просунул в петлю голову и прыгнул. Он еще успел услышать хруст шейных позвонков.
