Добрушин обошел все двери и осмотрел все окна в доме. Но эти проемы окружены гладкими стенами. Ничего похожего на грани. Он вышел в сад, осмотрел дом, нашел погреб, который не замечал раньше. Замок отсутствовал, вместо него в петлях торчала замотанная проволока. Деревянные ступени, ведущие в погреб, уже сгнили, но дверь, обитая жестью, держалась крепко.

Спустившись, Добрушин снял проволоку и вошел. Холод и едкий запах плесени. Света здесь не было, пришлось вернуться в дом за фонарем. Погреб оказался глубоким, с деревянными стеллажами, на которых стояли бутыли и банки, затянутые паутиной. Земельный пол, побелевший от плесени в центре и поросший мхом по углам. Мокрые кирпичные стены одновременно служили фундаментом. Несколько пустых ящиков, вот и все богатство.

Добрушин зажал нос и выбрался на свободу. Оказавшись в саду, он заметил, как по улице к его калитке направляется отставной подполковник Раков, эдакий молодящийся пенсионер в кроссовках. Майор пошел ему навстречу, и они столкнулись у калитки.

— Что–нибудь случилось, Степан Михалыч?

— Наши стражи порядка после ваших нравоучений боятся нос свой показывать в поселке. Ледогоров сообщил мне по рации, что вы им очень нужны. Они ждут вас у развилки, в километре от поселка, как идти к автобусу в Рождествено. Подробности не уточняли.

— Ничего интересного не приметили?

— Глаза устали от бинокля. От окна не отхожу. Я думаю, зря машину отогнали в отделение. А если он возвращался за ней?

— Машина того не стоит. Если парень бросил ее, значит, замешан в чем–то нечистом. Ему не с руки в милицию попадать. Меня другое удивляет: вы, такой опытный человек, подполковник, тридцать лет в розыске, и не нашли ни одной особой приметы. Но так же не бывает.

— Приметы есть, но они не очевидны. Верхняя челюсть. Когда он говорит, видны золотые коронки слева и справа, но передние зубы свои. И при разговоре он держит руки за спиной. Зековская привычка. И отвечает без запинки, сразу. Смотрит в глаза, морду не воротит, как на допросе. Курит папиросы, что не свойственно нынешней молодежи, не вынимая изо рта. Как шофера раньше, у которых всегда руки заняты. По всему видно, парень решительный. Такой на все пойдет, если ему дорогу преградить. Но в остальном совсем неприметный. Мы три часа составляли его фоторобот, но я так и не уверен, что копия похожа на оригинал. Бесформенный он какой–то.

— Ладно, Степан Михалыч, пойду я, ребята ждут.

То, что он увидел, напугало его. Он ожидал чего угодно, только не этого. Добрушин с бригадой прибыл на точку спустя полчаса после встречи с оперативниками на перекрестке.

Из поросшего камышом пруда у берега торчал кусок черной пленки, обмотанной вокруг человеческого тела. Из упаковки проглядывали светлые длинные волосы.

— Вытаскивайте на берег, ребята, — приказал Сенчин.

При помощи бугров милиционеры выдернули из тины замотанную куклу в человеческий рост и оттащили на поляну. По ходу работы все фиксировалось видеокамерой. Пакет распаковали. К делу приступил врач.

— Труп свежий. Меньше недели. Смерть наступила от проникающего ранения в область сердца острым предметом, похожим на нож.

— И опять женщина, — комментировал Ледогоров. — И опять средний возраст и городская нарядная одежда. И снова парниковая пленка. Почерк разный, метод тот же.

У Добрушина прилип язык к нёбу, и он молчал. Он боялся этого трупа больше живых. Ему казалось, что Ирина сейчас встанет и ткнет в него пальцем: «Это он меня убил! Это он убийца!»

По коже пробежали мурашки. Все происходило, будто во сне. Не по–настоящему. Потому что в жизни так не бывает. Мистика!

— Сними–ка с нее часы, — приказал Сенчин.

Лейтенант Давыдов склонился над трупом и снял с оледеневшей руки мужские наручные часы на кожаном ремешке.

— Командирские, Иван Иваныч.

Он подал часы участковому.

— Дарственные. Тут гравировка есть. «Полковнику Боярскому Е. Л. от командования Северовосточным округом». Вот вам и визитная карточка. Только женщина не похожа на полковника. Часики не ее. Будем искать полковника Боярского Е. Л. А вы что скажете, Семен Семеныч?

Добрушин проглотил слюну и сиплым голосом пробурчал:

— Нужно уточнить время смерти и сопоставить его с тем днем, когда была обнаружена «копейка» на окраине поселка.

— Машину эксперты проверили досконально. Нигде следов пленки, крови или волос не обнаружено.

— Но что–то нашли?

— Нашли. Под резиновым ковриком у водительского сиденья, — сказал Ледогоров и протянул монету Добрушину. — Что это, совершенно непонятно. Какая–то болванка из особо прочного плавостойкого сплава. Похожа на старый пятачок по размерам, но тяжелая. Кто–то зубилом или бормашиной нацарапал одно слово «Нодия». Что оно значит, совершенно не ясно.

Добрушин знал, что значит это слово, но молчал. Привязать к этим историям адвоката он никак не мог.

— Что еще?

— Под пассажирским сиденьем нашли карандаш для бровей, черный, с колпачком. В бардачке пусто, в багажнике инструменты. Отпечатки отправили на экспертизу в Москву. Ну вот и все.

Добрушин сунул монету в карман.

— Вы, очевидно, не обратили внимания, что к крыше машины прикреплен железный багажник. Обычное дело. Но труп можно поместить в коробку из–под большого телевизора и перевезти куда угодно. При этом никаких следов в машине не останется. И коробка подозрений не вызывает. Еще раз осмотрите окрестности на предмет тары для трупа. Гробы можете не искать.

К оперативникам подошли двое, лесник и сержант.

— Вот. На той стороне пруда нашли.

Сержант подал Ледогорову портсигар.

— Дешевка. Такими раньше все киоски были завалены.

— Дело не в цене, капитан, — строго сказал Добрушин, — а в содержании. Даю гарантию, что в портсигаре лежит «Беломор», а не сигареты.

И Добрушин оказался прав, очередной раз удивив своих коллег.

— Как вы догадались? — спросил лейтенант Давыдов.

— Тот парень, по словам Ракова, курил «Беломор». Теперь дальше. Портсигар найден с той стороны пруда, на стороне, ближней к поселку, откуда он тащил тело, скорее всего, в темноте. Поскользнулся и упал, а труп свалился в воду. Так он потерял и покойницу, и портсигар. Иначе он не оставил бы ее в воде, а закопал бы. Какой смысл таскать на горбу такие тяжелые улики, чтобы потом подбросить под нос милиции? Не в его интересах, если он собрался использовать наш лес в дальнейшем.

— Он мог подумать, что труп утонул, — высказался Ледогоров.

— Вот пусть так и думает. О находке никто не должен знать. Продолжаем работать в прежнем режиме. Рано или поздно, но он придет.

— В лесу установить постоянное дежурство и патрулирование, — твердо приказал Сенчин.

— Хорошо, — согласился Добрушин. — Мне нужно поехать в Москву на пару дней и проверить картотеки, а также навести некоторые справки.

Весь вечер Добрушин просидел перед камином, тупо глядя на огонь. К своим могилам он боялся подходить, все, на что он решился, так это сжечь в камине оставшуюся черную пленку. В комнате стоял невыносимый запах, несмотря на открытые окна. Никто и никак не сможет связать его с Ириной Боярской. Она снимала квартиру в чужом доме, где ее никто не знал. Но она как–то обмолвилась, будто хотела купить квартиру, но ей не понравились посредники, и было названо имя Нодия. Тогда он не обратил на это внимания. А теперь в его руки попадает странная монета, найденная в машине безликого парня.

Добрушин достал черный кругляшок и долго разглядывал его. Имя нацарапано не от безделья. Кто–то старался и выводил буквы. Но для чего? Этот парень? Если он работает на Отара, то за кем он следил? За ним или за Ириной?

Майор раздражался. Он не любил загадок, которых не мог разрешить. В десять вечера он быстро собрался и уехал в Москву.

4

Она не испугалась, а просто смотрела на него с удивлением. Может быть, потому, что воспринимала его как друга, а не как мужчину. Но где–то в глубине души ей хотелось, чтобы однажды он обнял ее, но только не сейчас. Его предложение, грубое и бесцеремонное, могло отбить любое желание и разрушить едва ожившие ростки давно забытых трепетных желаний.