— Я так понимаю, что металлический пушечный ствол изготовить не так уж и трудно? Но, если я не ошибаюсь, то особенно важен именно порох? — проговорил знаменосец.
Григорий кивнул:
— Да, так и есть. Без пороха ни одна пушка не выстрелит, оставшись лишь бесполезным куском металла. Поэтому мы и должны сделать все возможное, чтобы тайна пороховой смеси не вышла дальше нашего круга.
— Это очень важное открытие для всего нашего братства. Но, мы пока не представляем, что такое эта взрывная смесь и из чего она делается? А потому я бы попросил просветить нас. Ведь, если только один человек знает тайну, то есть вероятность, что эта тайна может в любой момент умереть вместе с ним. А от нескольких посвященных избавиться гораздо труднее. Потому, брат Грегор, я советую поделиться секретом с нами. И пусть с этой минуты нас свяжет это знание. Мы же станем тем внутренним кругом, на поддержку которого вы всегда сможете рассчитывать, — сказал капеллан Годфруа.
Григорий согласился с такими доводами и рассказал про порох, его компоненты и технологию изготовления. Не забыл он сказать и о том, что Монфор и командир госпитальеров уже угрожали ему. На что Годфруа успокоил:
— Я занимаю достаточно высокое положение в Тайном капитуле нашего братства. И буду противодействовать всем интригам этих двоих, будьте уверены. Имею я и связи в канцелярии Великого магистра. Я немедленно напишу ему письмо об этом чудесном изобретении, сделанном вами, молодой человек. Так что беспокоиться нет причин.
— У меня тоже есть кое-какое влияние среди ветеранов нашего братства, — сказал знаменосец.
— А у меня налажены контакты с высокопоставленными представителями католической церкви, — поддержал второй капеллан.
Так они и создали внутри ордена тамплиеров тайное Братство Пороха, решив, что, если кому и раскроют секрет, так только графу Ибелину. И то лишь в обмен на спонсирование порохового производства. Письмо, посланное графу, возымело действие. И уже к вечеру он прислал Грегору Рокбюрну целую делегацию, куда входили мастер-литейщик и мастер-алхимик. А главное, оруженосцем графа Григорию из рук в руки был передан увесистый мешочек с золотыми монетами на предстоящие производственные расходы. Что сразу же поспособствовало началу бурной деятельности.
Весь следующий день прошел в суете. Благо, осада продолжалась в прежней поре. Кроме обстрела городских стен катапультами, ничего не происходило, что и давало возможность как Родимцеву, так и всем остальным из нового порохового братства заниматься делами. Если в качестве предприятия по выпуску оружия подошла уже имеющаяся кузница на городской окраине, где была изготовлена первая пушка, то производство пороха надлежало организовать в гораздо более уединенном месте. И тут помогло то обстоятельство, что к югу от города, там, где из озера вытекала речка Иордан, находилось большое скотоводческое хозяйство, где сарацинские крестьяне выращивали коров. По праву завоевателей, они могли просто вырезать хозяев и забрать себе собственность, но вместо этого злодейства Григорий просто выкупил ферму у хозяина за несколько золотых монет. Там и решили сделать первую селитряницу, а также построить пороховой заводик.
Кроме того, Родимцев на деньги графа организовал службу ассенизаторов, оснащенную бочками на телегах, которая занялась осмотром всех выгребных ям, конюшен и скотных дворов на предмет наличия селитры и с целью ее сбора. Мастеру-алхимику было дано задание осваивать получение селитры путем выпаривания, а также заняться добычей серы и изготовлением угля из ивы. Только для литейщика работы пока не имелось, потому что сначала требовалось доставить металл для последующей плавки и заливки в формы. Сами же формы для литья пушек Григорий изобразил на чертежах со всеми подробностями. В заботах остаток дня быстро прошел.
А уже ближе к ночи, после вечерней трапезы, когда все бойцы, свободные от караульной службы, уже укладывались спать, произошло еще одно событие. Когда стемнело, в расположении тамплиеров появился Мансур, да не один, а с двумя пленниками. Причем, никто не понял, откуда он взялся. Оказалось, что парень даже не вышел из той самой потайной дверцы, которая находилась возле южной башни на другой стороне рва, как это предполагал Родимцев, а сделал еще лучше, разведав подземный ход, который вел из основания башни прямо в подвал постоялого двора, где располагался штаб тамплиеров.
И это давало прекрасные шансы на внезапный штурм города. До этого весь день со стороны лагеря Монфора грохотали катапульты, кидающие в стены Тибериады увесистые булыжники. Но, успехами осаждающие едва ли могли назвать те несколько каменных зубцов, которые удалось сбить с верхней части крепостной стены за целый день обстрела. Мансур же за эти дни провел подробную разведку, благодаря которой не только узнал расположение сил противника внутри городских стен, но и обнаружил потайной ход. Оказалось, что парню удалось втереться в доверие к начальнику караула южного участка обороны, а тот приказал Мансуру взять двоих солдат и возглавить расчистку подвала южной башни от разного хлама, скопившегося там за долгие годы, именно ради того, чтобы найти там старый подземный ход, по которому сарацины намеревались просочиться за городские стены для того, чтобы внезапно напасть на осаждающих и снять осаду.
Мансур вместе с сарацинскими солдатами заброшенный ход нашел. И сразу же приказал идти по нему, а потом, когда они, пройдя под землей ниже уровня городского рва, вылезли через подвал постоялого двора прямо в расположение тамплиеров, он тут же оглушил обоих бойцов. Ход проходил на достаточной глубине и был построен так искусно, что воды из озера не затапливала его. По-видимому, этот проход был построен в незапамятные времена. Ведь башня много раз перестраивалась. Теперь же это важное открытие Мансура позволяло произвести незаметное перемещение войск внутрь города. И, конечно, первыми ворваться в Тибериаду должны были храмовники. Григорий понимал, что такая атака, если ее осуществить, сильно поднимет престиж отряда. Причем, действовать нужно было быстро, пока тот самый начальник караула южного участка стены не хватился Мансура. И Родимцев принял решение атаковать.
По приказу Грегора Рокбюрна весь лагерь в постоялом дворе пришел в движение. Братья-рыцари и сержанты, только что улегшиеся спать, снова вскакивали по тревоге, заново облачались и хватали оружие. Они приготовили и факелы. В полной темноте, как сказал Мансур, предстояло пройти шагов триста. Конечно, Григорий отдавал себе отчет, что его поспешное решение могло показаться опрометчивым. Все-таки Мансур был перебежчиком, который вполне мог заманить храмовников в ловушку. Но, Родимцев почему-то не сомневался в парне. Интуиция подсказывала, что ему вполне можно верить. А Григорий своему чутью доверял. Да и понимал он, что боевых действий без риска и не бывает. Потому, взяв на себя эту ответственность, он пошел за Мансуром впереди своего отряда, приказав остальным следовать поодаль. Он надеялся, что, если они идут в ловушку, то успеет подать сигнал и задержать атакующих для того, чтобы остальные успели отступить обратно по подземному ходу.
Грегор Рокбюрн повел за собой на это опасное дело лишь десять самых лучших бойцов. Следом за Мансуром они прошли сквозь подвал постоялого двора, где в дальнем конце оказались припрятанными за перегородкой, возле которой громоздилась старая сломанная мебель, большие бочки с вином, хотя, вроде бы, сарацины вино не пили. А за последней бочкой в углу имелась маленькая дверца. Такая низкая, что приходилось нагибаться, чтобы протиснуться в проем.
За порогом во тьму спускались ступеньки узкой каменной лестницы. Неверный трепещущий свет факела выхватывал из темноты низкий свод арочного потолка. Судя по тому, что камни были обработаны очень тщательно, строился этот тайный ход, наверное, еще при царе Ироде. Причем, им, похоже, продолжали пользоваться. Во всяком случае, никакой вековой паутины нигде не виднелось. Наверняка, хозяин постоялого двора про этот ход знал, да и передвигался по нему, как по кратчайшему пути к центру города, но не выдал его тайну тамплиерам. Как, впрочем, ничего не сказал и о своих запасах вина. Да и с чего бы стал говорить? Его же никто не приказывал пытать. А с помощью человеколюбия и вежливого обращения чужие секреты не выведаешь. На войне мягкость проявлять не следует даже в мелочах.
