Бланшфор снова бросил на них со знаменосцем презрительный взгляд. А за его спиной брат Гаспар недобро ухмыльнулся.
— Так значит вы, храмовники, уже возгордились и возомнили себя победителями нехристей? Но, гордыня является смертным грехом, не так ли? — проговорил Бланшфор. И зло добавил:
— В Сафеде сарацины уже отрезали головы таким гордецам. Вот явится снова Бейбарс с армией, тогда пожалеете, что на свет родились.
Капитан госпитальеров умолк, осознав, что сморозил нечто лишнее. От знаменосца это не укрылось. Ветеран сказал сурово и веско:
— Не вам, брат Арман, бередить наши раны. В Сафеде наше братство потеряло лучших людей. Но, замок был взят лишь с помощью хитрости и предательства, а не в открытом бою. Что, смею надеяться, хорошо вам известно. Что же касается армии Бейбарса, то вы только что высказались о ней так, словно бы сами находитесь на стороне нехристей. Или мне это послышалось?
— Вы неправильно меня поняли, брат Симон. Я высказался в том смысле, что враг слишком коварен и силен. А потому нам всем нужно быть осторожными и не расслабляться даже после славных побед. Я сам недавно потерял возле Библа много отличных бойцов, — пошел на попятную Бланшфор.
— Так не будем же тогда пререкаться, а займемся делами. Вы, если я не ошибаюсь, направлялись к Тарбурону? Так вот и езжайте туда, — сказал знаменосец. Вняв его словам, госпитальеры, прекратив разговоры и развернув коней, поехали в сторону крепости.
Глава 11
Вечером снова состоялся военный совет в Тарбуроне. Послали и за командованием храмовников. Грегор Рокбюрн вместе со знаменосцем Симоном де Буланже выехали в сторону замка, когда солнце уже клонилось к закату. Едва они приблизились к крепости, как обратили внимание, что уже вовсю начались восстановительные работы. Пленные генуэзские саперы, умелые мастера, захваченные в бою вместе с катапультами, начали долбить в склоне холма перед фасадом замка ров, а камни, которые в ходе этих работ доставали, сразу же использовали для наращивания стен.
Барон Монфор, как всегда, восседал во главе стола. Как коннетабль королевства Иерусалимского он командовал армией, отвечал за мобилизацию рыцарей, пехотинцев и наемников, а также обладал властью вершить военный суд. Это была очень важная должность, фактически, министр обороны, второе лицо в государственной иерархии после наместника короля, которым был Генрих Антиохийский. Во время отсутствия Монфора, в Акре командовал его заместитель, маршал королевства Жоффруа де Сержин, храбрый и честный рыцарь, как говорили о нем. Так что Монфор сидел во главе стола военного совета и брал на себя роль главнокомандующего по праву своей должности.
Первая жена Филиппа Монфора Элеонора де Куртене, дочь императора Латинской империи, основанной после захвата крестоносцами Константинополя, умерла еще в 1229-м году, родив Монфору сына Филиппа-младшего и двух дочерей Элеонору и Жанну. Барон был женат и вторым браком на Марии Антиохийской, дочери князя Антиохии Раймона. У них родились четверо детей, двое мальчиков, Жан и Онфруа, и двое девочек, Эльвисиа и Алекс. Но, вторая жена Монфора тоже давно умерла, еще в 1257-м году, а дети выросли. Потому барона ничего не удерживало дома. За последние годы он сделался старым волком войны, одиноким и свирепым.
Граф Жан Ибелин Яффский, который сидел по правую руку Монфора, не занимал какой-либо должности при дворе Иерусалимского королевства в Акре. Да и был он известен больше, как юрист и политик, один из опекунов малолетнего короля Кипра, а не как доблестный рыцарь. Хотя и бездарным военачальником его тоже никто не мог назвать, потому что он тоже участвовал во многих сражениях, заканчивающихся для него удачно, хотя и не блистал какими-то запоминающимися рыцарскими подвигами. Просто Жан Ибелин был достаточно умен и прагматичен, чтобы не рисковать сверх меры.
Личная жизнь у графа сложилась не слишком счастливо. Жена, Мария Армянская, сестра царя Армении Хетума I, родила ему девять детей: четверых мальчиков и пятерых девочек. Но, отношения в семье сделались очень плохими, а фактически супруги разошлись и разъехались, когда Мария узнала о романе своего супруга с Плезанцей Антиохийской, матерью малолетнего короля Гуго II Лузиньяна. Взбешенная Мария написала жалобу на прелюбодеяния мужа римскому папе, забрала младших детей и уехала к своим родственникам в Армению, где заболела и умерла. Любовница Ибелина Плезанция тоже скончалась.
Оставшись одиноким, граф решил засесть за труды, начал писать пространный юридический трактат. Жан Ибелин хотел отразить в своей книге правовую структуру Иерусалимского королевства. В результате получился большой сборник ассизов, в котором рассматривались вопросы, как феодальной, так и церковной власти, а также работа Верховного совета сеньоров королевства. Граф написал бы еще, но его уединению и мирному занятию помешала война.
Тамплиеров на этот раз посадили рядом с Ибелином, а по левую руку Монфора теперь сидели госпитальеры. Целых три человека: капитан Арман де Бланшфор, брат Гаспар и незнакомый пожилой брат-рыцарь. Присутствовали также барон Амальрик де Бельмонт и еще несколько знатных рыцарей, имен которых Грегор Рокбюрн не знал. Один из госпитальеров, который не был знаком Григорию, докладывал:
— Лазутчики, которые есть у нашего братства в Тибериаде, сообщили, что возле города Бейбарс оставил отряд примерно в три тысячи воинов. После сегодняшнего боя между холмов у них осталось не больше тысячи всадников. Причем, больше половины кавалерии составляют наемники, легкие лучники. А костяк отряда состоит из боевых рабов султана — мамелюков. Их всего триста или четыреста. Все остальные — это пехотинцы с копьями и алебардами. Среди пехоты есть сотня перебежчиков, бывших христиан, вооруженных мечами. Они используются для прикрытия копейщиков.
— Есть ли сведения, кто командует ими? — поинтересовался Жан Ибелин.
— Да, мессир. После гибели наместника Бейбарса в Галилеи, единого командования нет. Есть только несколько командиров отрядов. Но, власть в Тибериаде у эмира Мусы Китаба. Это мамлюк, возвысившийся из близкого окружения Бейбарса.
— А что говорят ваши разведчики о наличии припасов в городских кладовых? У горожан будет, чем питаться, если мы перережем дороги? — спросил барон Монфор.
— Кладовые полны. К тому же, у них имеется озерный флот, который сможет снабжать город и сарацинское войско через озеро, — ответил госпитальер.
— А это значит, что осада Тибериады не приведет к успеху, — вставил граф Ибелин.
— Тогда нам остается только штурмовать, — сказал Монфор.
— Это большой риск. Город хорошо укреплен, — возразил граф.
— Без риска и крови не обойтись, понятное дело, — вставил свое слово командир госпитальеров.
— Сам город укреплен, но не укреплен сарацинский военный лагерь, разбитый возле его стен. Возможно, что стоит напасть сначала на них, — высказал свое мнение Симон де Буланже.
— Мы можем разгромить их лагерь, если даже и не возьмем сам город. Но, все это рискованно, — высказался граф.
— Риски на войне есть всегда, мессир. Хуже то, что не получится напасть внезапно. Думаю, что сарацины уже послали лодку через озеро, чтобы сообщить Бейбарсу о нашем присутствии тут, — сказал Монфор. Потом добавил:
— Я предлагаю рыцарскую атаку, чтобы смять их. Уничтожим сарацинский лагерь возле Тибериады, а потом соберем катапульты и начнем бить по стенам, после чего оставшиеся в городе сами запросят пощады. Возможно, что сдадут город, и нам не придется даже заставлять своих пехотинцев лезть на стены.
Григорий слушал и размышлял. Войско крестоносцев казалось ему недостаточно большим для осады или штурма города. Даже после победы в утреннем сражении и прибытия подкрепления в виде отряда госпитальеров, решающего преимущества над противником в численности живой силы достигнуто не было. А атакующей стороне оно просто необходимо, потому что потери атакующих, по правилам военной науки, всегда больше, чем у тех, кто обороняется на подготовленных и хорошо укрепленных позициях, которыми являются крепостные стены.