Амальрик уже наелся баранины с тушенными овощами и громко отрыгивал. Бертран же больше налегал на вино. Григорий вином не злоупотреблял, а вот местную кухню счел вполне достойной. Из сержантов и оруженосцев получились неплохие повара. Стол был уставлен угощениями. Салаты из овощей, приправленные зеленью и специями, великолепный белый сыр, нарезанный на больших трофейных блюдах из серебра, вкусный суп, выставленный на стол прямо в котелках и напоминающий по вкусу харчо, бараньи ребрышки, зажаренные с баклажанами, фрукты, орехи, виноград и даже трофейные сладости, напоминающие пахлаву. Даже Бертран, который, обычно, пил почти не закусывая, уверял, что никогда еще не ел в Святой земле настолько разнообразно и вкусно.

— Знаете, Бертран, я подумываю отвоевать у сарацин собственный замок, — поделился планами Амальрик.

— Это, наверное, неплохая мысль, но есть ли у вас для этого войско, мессир Амальрик? — поинтересовался Бертран.

— Так вот, к чему я это вам и говорю. Я прямо сейчас решил начать собирать свой отряд. Пойдете ко мне на службу? — спросил толстяк. Он размечтался:

— Вы еще даже не знаете, что там за райское место! Во все стороны вид с холма потрясающий. В ясную погоду, которая у нас в Леванте большую часть года, к востоку виден Иерусалим. Есть и родник с чистейшей водой. Когда я поселюсь в Бельмонте, то сделаюсь настоящим бароном и смогу содержать собственное войско. Там вокруг замечательные оливковые рощи, виноградники и поля. А несколько деревень, расположенных неподалеку, приносят хороший доход.

Вернее, приносили доход моему деду. Впрочем, давно это было. Сам я, представьте, ездил туда лишь один раз, совсем ребенком. Отец брал меня с собой, когда при Фридрихе Втором установилось перемирие, и шли переговоры с сарацинами о возвращении замка. Правда, там уже тогда остались одни руины. Все надо отстраивать заново, если даже удастся вернуть обратно. Впрочем, Иерусалим тогда Фридриху сарацины отдали, а нашей семье замок так никто и не вернул.

Номинальный барон загрустил и опрокинул залпом очередную чарку.

— Мне нравится ваша решимость, мессир. Она достойна очень храброго человека. Только храбрый человек может задумать отбить у таких сильных врагов, как сарацины, замок своего деда, — заметил Бертран.

— Все верно. Я мечтаю попытать счастья. И я не боюсь сражаться и умереть ради фамильных камней. Пусть там и одни развалины. Но, если прогнать оттуда сарацин, то можно же все отремонтировать и отстроить заново недостающее. Только на все нужны деньги. Это да. Не подумайте, мессир, что я этого не понимаю, — сказал Амальрик. И тут же выкрикнул ближайшему виночерпию прямо в ухо:

— Налей нам еще вина!

Не успели они доесть, как в замок примчался гонец, сообщивший, что со стороны Тибериады идет подкрепление к противнику. По слова гонца, их было человек триста. Сотня всадников и пара сотен пехотинцев. Они сопровождали какой-то обоз, посланный сарацинам Халеда в качестве подкрепления. Только те, кто сопровождали повозки, не знали, что подкреплять уже и некого. После битвы все выжившие из войска Халеда оказались в плену. Да и посты вдоль дороги крестоносцы не забыли выставить. Потому и заметили заранее вражеский отряд. Пехота и легкая конница уже готовились встретить врагов.

Получив известие о подходе неприятеля, рыцари в замке тут же закончили трапезу, спешно надели боевое облачение и похватали оружие. Снова слышалось лошадиное ржание и приказы командиров. Затрубили рога, подавая сигналы, и вскоре кони от Тарбурона поскакали навстречу неприятелю. Тамплиеры оказались впереди всех, сохранив боеспособность в полной мере, потому что выпили они за обедом совсем немного, да и в еде проявили умеренность. Они быстро проехали лагерь с пленными сарацинами, сидящими под охраной пехоты.

— Скоро захватим еще и осадные машины, — сказал Григорий Дюрфору на скаку.

— А ты откуда знаешь? — удивился Рене.

— Взгляни. Их уже видно, — произнес Грегор.

Храмовники уже пронеслись мимо водопоя и выехали за поворот дороги, откуда открывался вид между холмов на восток. Было хорошо заметно, как в сторону крепости двигалась целая колонна, в середине которой на нескольких повозках везли детали разобранных катапульт, которые просил прислать накануне шейх Халед, чтобы завершить осаду Тарбурона.

— Предлагаю подпустить их поближе, — предложил Родимцев.

— Уже не получится, — возразил Дюрфор. И добавил:

— Они нас заметили.

И действительно, какая-то суета началась возле повозок. Всадники строились в клин, а пехотинцы ставили обозные телеги полукругом поперек дороги, собираясь обороняться возле них.

— Тогда вперед! Их там немного. Мы сомнем их! — воскликнул Грегор, рванув меч из ножен. Подняв клинок над собой, он прокричал:

— За Господа и Храм! В атаку!

И всадники за спиной подхватили боевой клич, а седой знаменосец развернул знамя. И черно-белый стяг «Босеан» расправился на ветру.

Глава 7

— Вперед, братья! В атаку! — кричал Рене Дюрфор, скачущий рядом с Грегором Рокбюрном впереди объединенного отряда храмовников.

При нем Григорий чувствовал себя заместителем, но не полноценным командиром. Авторитет у Рене среди братьев-рыцарей был, конечно, значительно выше, чем его собственный, и с этим фактом Грише приходилось считаться. Да и по возрасту здесь получалось, что Дюрфор значительно старше. Рене с виду сохранял доброжелательность, но сразу повел себя так, словно бы Грегор просто привел пополнение из Кайфаса, но не являлся полноценным командиром, будучи назначен на эту роль командором только на время следования от замка тамплиеров возле горы Кармель до Тарбурона. Хотя, на самом деле, это не соответствовало действительности. Командор выдал приказ о назначении Рокбюрна командиром отряда без всяких дополнительных условий. Другое дело, что он не определил в этом приказе, кто к кому поступает в распоряжение, и за кем остается командование в случае объединения двух отрядов.

Но Дюрфор, разумеется, продолжал считать главным себя. Он гнал отряд в атаку, и братья-рыцари слишком уж разогнались. Сержанты-оруженосцы на своих менее сильных лошадках отставали от них, едва успевая на скаку передавать длинные копья. Хорошо еще, что щиты рыцари взяли заранее, да и шлемы сразу надели. Авангард тамплиеров врезался во вражеских всадников, когда те еще не успели полностью построиться. Тяжелых кавалеристов с красными лапчатыми крестами было всего лишь шестнадцать, а за ними скакали три десятка сержантов. Но, все равно их казалось слишком мало против сотни витязей и двух сотен пехотинцев. Спасла только внезапность, потому что сарацины не ожидали от крестоносцев столь стремительной атаки сходу.

И враги не выдержали первого натиска. Снова ломались копья, вылетали из седел люди, падали и дико ржали кони, орали раненые и неподвижно застывали в разных нелепых позах в собственной крови убитые. Построение неприятеля распалось под ударом тяжелой кавалерии. Пытаясь сдержать храмовников, сарацины отходили назад к телегам обоза, и бой всадников быстро откатывался ближе к вражеской пехоте, засевшей возле груженных повозок. А сзади, со стороны водопоя, уже накатывала стальная волна светских рыцарей Ибелина и Монфора, многие из них, хоть и выпили за обедом изрядно, как Бертран де Луарк, но все еще представляли собой грозную силу.

Григорий опустил забрало перед атакой, но и сквозь решетку отчетливо увидел, что сарацинские пехотинцы, охраняющие разобранные катапульты, лежащие на телегах, вооружены арбалетами. Но, они пока не стреляли, потому что собственные всадники, смешавшиеся в конной свалке с атакующими тамплиерами, загораживали им сектора обстрела. Но, если сарацинские витязи догадаются расступиться в разные стороны, то отряд храмовников непременно попадет под плотный залп болтов.

— Осторожно! У них арбалетчики возле телег! — прокричал Родимцев.

Но, в шуме сражения никто не услышал его. Пришлось крикнуть несколько раз, попутно отбиваясь от врагов с помощью щита и меча, прежде, чем до братьев-рыцарей начало доходить, в какую смертельную ловушку они попали.