— Ю-у-уль! — позвал он, но ответа не получил. Оторвал себя от постели. Поднял с пола своё полотенце, влез в джинсы и вышел из комнаты. Зашёл на кухню и увидел на столе бумажку: «Я в больнице. Скоро буду». Вернул записку на место, налил себе чай в большой бокал…

Юля забежала ещё в парочку магазинов, купила фруктов, молока. Ну, хоть что-то, а то заглянула утром в холодильник, а там мышь повесилась. И дома, как назло ничего не было приличного, полузасохший сыр да докторская колбаса. Она заскочила в подъезд, в лифте столкнулась с соседкой и чуть было машинально не нажала на свой этаж, но потом вспомнила, что ей нужно на шестой.

— Вы, Юлечка, мимо своей квартиры?

— Да, к Светланке, она скоро возвращается из больницы. Нужно прибраться.

— Ох, какая же у вас дружба, между сестёр такое нечасто увидишь… — нахваливала соседка.

— Да, да, спасибо, Антонина Васильевна. Всего хорошего, — сказала Юля и вышла на шестом этаже. Подошла к тридцати второй квартире и нажала на звонок. Звонок Антонина Васильевна услышала тоже. Удивилась.

Филипп открыл дверь, чуть повозившись с замками.

— Привет, — поздоровалась, делая шаг вперёд и, увидев его недовольное лицо, спросила: — Что случилось?

Прошла на кухню, поставила пакеты на стол. Обернулась и уткнулась ему в грудь.

— Тебя не было три с половиной часа, — буркнул он и сгрёб в охапку. — Я тут умираю от голода.

Она рассмеялась в ответ, пытаясь освободиться от его рук и уклониться от поцелуев.

— Ну, так давай я пожарю яичницу…

— Porqué necesito una tortilla? — он взвалил её к себе на плечо и понёс через всю квартиру в спальню…

Её голова лежала у него на плече, рука поперёк его живота. Он водил пальцем туда-сюда по её нежной коже и думал о чём-то своём. Вдруг Юля приподняла голову, прислушиваясь.

— Телефон, по-моему… — встала, открыла Светкин шкаф, достала оттуда какой-то халат, накинула на себя.

— Ходи голой, — подал голос Филипп. Юля обернулась и пропела, застёгивая пуговички:

«Плевать, если я заболею,

Я сам себе поставить банки сумею.

И мне никого, блин, не надо,

Лишь бы ты ходила голая рядом!», да?

— Да, только, что значит «банки поставить»?

Юля рассмеялась:

— Тебе не грозит, — и вышла.

Пропущенный от Олега. Она нажала «Перезвонить». Он почти сразу снял трубку.

— Привет. Как дела? — услышала она голос мужа и сердце как-то неприятно ёкнуло. — Ездила в больницу?

— Да, с утра. Все хорошо. Состояние стабильное. Через пару дней ба выпишут.

— Ключи нашла от квартиры?

— Да, нашла.

— Когда будешь дома?

Она заметила Филиппа в дверях кухни. Он стоял, прислонившись к косяку и внимательно слушал. Юля чуть сдвинула брови, но не отвернулась и, глядя ему прямо в глаза, сказала в трубку:

— Не знаю, Олег. Не могу пока сказать. Светка должна вернуться послезавтра, потом бабушку выписывают. Не злись, пожалуйста.

— Хорошо. Я понял. Пока.

— Пока.

Филипп, улыбнувшись про себя, оттолкнулся от косяка, прошёл на кухню и сел за стол.

— Всё отлично? — спросил он, не сводя с неё глаз.

«Сейчас скажет, что всё отлично», — попытался предугадать. Юля достала сковороду, зажгла газ.

— Нет, не отлично. Но мне меньше всего хочется сейчас об этом говорить. Тем более с тобой.

— Где-то я уже это слышал. И ничего хорошего из этого не получилось.

Она отрезала кусочек сливочного масла и аккуратно положила на разогретую сковороду. Масло тут же зашипело и стало плавиться по поверхности.

— Ты сколько яиц будешь?

— Два.

— С соплями?

— С чем? — удивился он. Юля повернулась к нему с вилкой в руках:

— Ну, это когда белок не весь побелел и сверху он такой ещё прозрачный, как сопли, — Филипп смотрел на неё во все глаза и еле сдерживался, чтобы не заржать. — Что ты так смотришь? Некоторые, я знаю, любят, — уже сама смеясь, продолжила она.

— Мне без соплей, porfavor. Пожалуйста.

— Si, синьор, — и чуть присела в реверансе.

Достала из пакета два помидора, положила перед ним доску и дала нож.

— Порежь, пожалуйста, на кубики. Только быстрее, а то масло уже горит.

Закинула порезанные помидоры, помешала, затем разбила три яйца, посолила и накрыла крышкой. Села напротив него, подперев щёку рукой.

— Кстати, всё хотела спросить — почему музей Пушкина?

Он положил руки на стол и чуть наклонился вперёд:

— Слышала про метод дедукции? Подумай.

— Ой, про метод дедукции как раз… Это правда, что ты был Шерлоком Уатсоном?

— Тебе и это рассказали? — Филипп рассмеялся. — Было дело.

— И что, это ни у кого не вызвало подозрений? Вот если бы я знала, там, в Крыму, что фамилия у тебя Гайдаров. Да, что ты Тимур Гайдаров, то мы бы тут сейчас рядом не сидели…

Он откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, снисходительно улыбнулся:

— Ты и так нас раскусила…

— Вот именно. Нефть они добывали… Ха! Так что с дедукцией у меня всё в порядке! — сказала, раскладывая еду по тарелкам. Потом нарезала хлеб, протянула вилку Филиппу.

— Ну, так что там с музеем? — спросил он, жуя поджаренную до хрустящей корочки яичницу. Ему было интересно.

— "Это элементарно, друг мой", — сказала Юля и уставилась на него, ожидая реакции, но Филипп спокойно смотрел, не реагируя на её слова. — Ты что не видел "Собаку Баскервилей"?

— Ну, видел… и что?

— Да наш, русский фильм?

— А-а-а, нет, не видел.

Юля закатила глаза к потолку:

— С кем я связалась, прости Господи. Село неасфальтированное. Итак, первое. Мама твоя мозг тебе проела каким-то Пушкиным и ты решил сделать пару фоток на фоне раритетов и отослать ей, чтобы она порадовалась, какой сын у неё воспитанный, образованный молодой человек, а главное, любящий.

— Принимается, — кивнул он, — была такая идея, но не успел. Попал в жуткую пробку. Дальше ты знаешь.

— Вторая. Тогда в Кролике, ты слегка, как мне показалось, растерялся оттого, что я бывала там раньше. У меня мелькнула мысль, что ты бы не хотел, чтобы нас кто-то видел вместе, особенно из моих знакомых. И ты предположил, что по музеям я с мужем вряд ли хожу и что здесь уж точно нам не грозит встретить кого-либо из знакомых.

— Ну-у-у, с натяжечкой, — подтвердил он, — ещё есть варианты?

— А, ну и ещё в музее вряд ли бы меня узнал кто-то из моих подписчиков…

Он рассмеялся:

— Если бы только группа туристов с Камаза приехала на экскурсию в Москву, что маловероятно… Кстати, почему ты ушла? И закрыла канал? Он так захотел?

— А Монах — это ты? — ответила вопросом на вопрос, отламывая кусочек хлеба.

Филипп сунул в рот здоровенный кусок яичницы.

— Ты ни разу меня не лайкнула! Обидно. Я ей — сердце разбитое, крик души, понимаешь ли, а ты — игнор полный…

— Ну, извини, — она протянула руку и погладила его по голому плечу.

— Я тебя тут полайкаю, — утешила она, продолжая гладить.

— Не тут лайкаешь, — и, схватив руку, потянул её вниз. Она растерялась, но потом сквозь смех спросила:

— Знаешь, что такое: два удара — восемь дырок?

— Звучит угрожающе…

Сунула ему под нос вилку:

— Так что лучше отпусти…

Юля встала и поставила чайник.

— Ты что будешь: чай или кофе?

— Не знаю, давай чай…

Он положил вилку на пустую тарелку. Доел оставшийся маленький кусочек батона и посмотрел на часы на стене.

— Всё хотел спросить, а что Светлана делает в больнице?

Юля, споласкивая тарелку, ответила, что Артёмка где-то подхватил ротавирус и их забрали в больницу на две недели. Как раз послезавтра их выписывают.

— Получается, у нас есть ещё сутки?

— Боюсь, что нет. Мне нужно быть дома.

— Ты же сказала, что ещё не можешь вернуться…

— Я передумала. Это неправильно. Я не могу так поступать с Олегом. Он мой муж всё-таки.

Филипп встал.

— Тебе не кажется, что уже поздно из себя строить Татьяну Ларину?

— Что ты имеешь в виду?