— Не правда, ты милая, — я отворачиваюсь и вытягиваю шею, пытаясь разглядеть высокую фигуру Джека в толпе людей, возвращающихся из бара. Его нигде не видно. — Что неловко, так это то, что я публично убью своего гребаного мужа за его чертово исчезновение. Что, черт возьми, происходит с ним?

— Джека нет в баре?

Я приподнимаюсь на полпути, обшаривая взглядом толпу, чтобы посмотреть, не завязался ли он в разговоре, но нигде его не вижу. Расплавленное ядро гнева вспыхивает искрами жизни глубоко в моей груди.

— Очевидно, нет.

Он не один из немногих посетителей, ожидающих свои напитки в баре. Он не случайно сел за столик к незнакомым людям. Он не стоит у дверей, наблюдая из тени.

Джек ушел.

— Что, черт возьми, за х…

— Спасибо всем за то, что вернулись на свои места, — говорит вышедшая на пенсию ведущая новостей с центральной сцены, окутывая аудиторию своим теплым, насыщенным голосом. — Аукцион закрыт, и выигравшие стваки будут объявлены в конце церемонии. Спасибо всем за щедрые пожертвования.

По украшенному залу для приемов разносятся вежливые аплодисменты, но я слишком занята, набирая короткое сообщение Джеку на телефоне, чтобы хлопать. В нем просто говорится:

ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ ОБРАТНО СЮДА, ИЛИ Я ОТДЕЛЮ ТВОИ КОСТИ ОТ ПЛОТИ И СКОРМЛЮ ИХ КОРНЕТТО.

Со стуком кладу телефон на стол и натянуто улыбаюсь Сидни в ответ на ее вопросительный взгляд.

— И теперь, вручая ежегодную премию «Педагог года», мы признаем вклад одного педагога, который прилагает экстраординарные усилия, чтобы поднять настроение и поощрить учащихся, создавая среду превосходства в обучении.

Я в последний раз оглядываю комнату и проверяю телефон в надежде на ответ. Естественно, ничего. Мои пальцы скручиваются на коленях до хруста, пока я пытаюсь придать лицу нечто, что, надеюсь, выглядит пристойно, а не убийственно.

Ведущая улыбается всей аудитории, когда на экране позади нее появляются фотографии кампуса и меня со студентами.

— В дополнение к своим преподавательским и исследовательским обязанностям, лауреатка этого года неустанно работала над расширением факультета судебной антропологии Университета Альберты, реализуя новую инициативу полевых исследований на ферме тел в Центральном Паркленде, и в течение последних трех лет возглавляла программу наставничества для девочек «Северное сияние», чтобы вдохновить следующее поколение канадских женщин-ученых в науке. Сегодня награду доктору Кайри Рот вручает ее муж, доктор Джек Соренсен.

— Что за хрень, — шиплю я, Сидни хихикает рядом со мной, перекрывая звуки аплодисментов, а я смотрю на высокую фигуру, шагающую по отполированной сцене со всей уверенностью волка, прогуливающегося по полю с ягнятами.

— Твое лицо. Это было здорово.

— Ты знала об этом?

Сидни улыбается, когда я бросаю быстрый взгляд в ее сторону.

— Конечно, знала. Я поклялась хранить тайну.

— Но ты дерьмово хранишь тайны, — шепчу я, с сомнением сверкнув глазами.

— Нет, когда на кону бутылка вина «Moët», — отвечает она, чокаясь своим бокалом с моим. Я бросаю на нее недоверчивый взгляд, она толкает меня локтем и кивает в сторону сцены.

Когда я поднимаю взгляд, стальные глаза Джека прикованы к моим.

— Привет, лепесточек, — говорит Джек, наклоняясь к микрофону. Его хитрая ухмылка уничтожает мой гнев, и я издаю смешок, зрители хихикают. — Я получил твое сообщение, в котором ты спрашиваешь, куда я пропал, но не думаю, что тебе стоит скармливать мои кости собаке. Может, сначала посмотрим, как пройдет награждение, хорошо?

Я смеюсь вместе со зрителями, подпирая лоб рукой, малиновый румянец заливает мои щеки.

Я смотрю на сцену и вижу, что Джек ждет, его пристальный взгляд сливается с моим, остальная часть зала, кажется, тает на перефирии.

— Я должен сказать несколько слов благодарности комитету по присуждению наград за то, что он позволил мне вручить это признание моей жене, но, честно говоря, я не оставлял им особого выбора, — Джек опускает взгляд на черно-золотую табличку в своих руках. Наступает долгая и задумчивая пауза, когда его слабая улыбка исчезает, прежде чем он возвращает свое внимание ко мне. — Чуть больше трех лет назад я должен был вручить Кайри филантропическую премию Аллистера Брентвуда, но опоздал на церемонию. Хотя это положило начало цепи событий, которые в конечном итоге связали нас воедино, я, тем не менее, не смог оценить достижения Кайри в тот вечер, который так много значил для нее. И благодарен за возможность сделать это сейчас должным образом.

Мое сердце болит так, будто оно стало слишком большим для груди. Я не отрываю взгляда от Джека, пока он оглядывает аудиторию.

— Те, кто хорошо знаком с Кайри, знают, что жизнь хорошенько ее испытала. Но с каждым разом она не только выживала. Она находила способ процветать на своих условиях. Она привносит свои с трудом заработанные качества в каждый аспект своей работы. Как педагог, Кайри является примером лидерства, сопереживания и целеустремленности. Но она также свирепа, грозна и бесстрашна. И, имея честь знать ее лучше, чем кто-либо другой, я могу с уверенностью сказать, что ее самым главным качеством, присущим всему, что она делает, является ее жизнестойкость. Мне посчастливилось работать со своей женой в течение шести лет. Первые три были… не самыми яркими моментами для меня. По крайней мере, когда дело касалось ее. Но Кайри заманила меня в свои сети, несмотря на все мои усилия оставаться подальше. Даже когда она заявила, что готова отказаться от меня, она этого не сделала. Она выстояла. И постепенно я начал видеть жизнь ее глазами. Это все равно, что смотреть в замочную скважину. Чем больше я наблюдал, тем больше она открывала для меня тайный мир. Иногда я вижу там насилие и потери. Иногда красоту и радость. Иногда я вижу печаль, иногда — восторг. Несмотря на все это, Кайри Рот словно стоит в эпицентре бури, стойкая и незапятнанная, как отполированный драгоценный камень. И разве это не то, что делают наши лучшие учителя? Они приоткрывают скрытые миры, иногда те, которые были прямо перед нашими невидящими глазами. Они разжигают наше любопытство. Они заставляют нас задаваться вопросом, что еще ждет нас впереди, если только мы решим найти в себе смелость.

Джек снова смотрит на меня, и я вижу в его глазах то, что принадлежит только мне. То, что он никогда никому другому не показывает.

— Я не знал, какой может быть жизнь, пока ты не осветила своим светом темноту. Ты неукротима, как солнце. Такая же неотъемлемая часть меня, как структура костного мозга в моих костях. И я люблю тебя, Лилль Мейер.

Я встаю со своего места и пробираюсь между столиками еще до того, как Джек приглашает меня выйти на сцену, путь к нему заволакивает водянистая пленка.

Но я всегда найду свой путь к Джеку.

Аплодисменты подобны дождю за завесой. Сердце Джека ровно бьется у меня под ухом, когда я сжимаю его в объятиях, и это единственный звук, который я хочу слышать.

— Ты должна взять эту штуку, — шепчет Джек мне на ухо, тыча уголком таблички мне в руку, другой рукой он крепко обнимает мою обнаженную спину. Я киваю, но ему приходится отстраниться, ведь я не отпускаю его. Тыльной стороной ладони я касаюсь влажных ресниц, когда Джек поворачивает меня за плечи лицом к аудитории.

— Я… эм… не буду скармливать его кости собаке, — говорю я дрожащим голосом, пока зрители смеются. — Это было здорово, Джек. Наверстал упущенное в Брентвуде. На самом деле я не сожалею о последовавшем наказании, но, возможно, это история для другого раза.

Аудитория снова смеется, и я набираю обороты, полагаясь на детали, которые запомнила перед сегодняшним вечером. Я благодарю профессорско-преподавательский состав за номинацию. Я благодарю своих друзей и коллег, моих студентов. Возможно, мои родители остались в прошлом, но я тоже благодарна им за то, что они дали мне инструменты, позволяющие проложить свой собственный путь.

И, наконец, я бросаю взгляд на Джека.