Я поворачиваюсь к Корнетто, он бьет хвостом по одеялу на гостевой кровати.

— Пожелай мне удачи, Корн-Дог.

Напоследок погладив и поцеловав в макушку, я оставляю Корнетто охранять дом в одиночестве.

Я еду по боковым улочкам обратно к своему дому, зная, что по этому маршруту нет камер. Когда прихожу домой, я паркуюсь в гараже на заднем дворе, затем направляюсь через двор к дверям во внутренний дворик. Дом тих и неподвижен, его детали сейчас одновременно приветливы и чужды мне. Там, где дом Джека кажется монохромным, мой изобилует цветами и узорами. Яркие картины и макрофотографии дикой природы сочетаются с сувенирами, которые я приобрела во время летних полевых исследований. Но почему-то сейчас я чувствую себя как в музее. Даже несколько дней другой жизни превратили одинокие дни, проведенные здесь, в воспоминание.

— Лучше заново привыкать, — говорю я себе.

Я останавливаюсь перед фотографией в гостиной. Это один из фрагментов программы «пометить и отпустить», над которой я работала, поддерживая исследование профессора о поведении рыси. Мы усыпили кошек и надели на них радиоошейники, чтобы составить карту их территорий и взаимодействий. На фотографии я улыбаюсь в камеру, моя рука покоится на шерсти спящего самца. Ошейник должен оторваться через пять лет. Где-то, если самец все еще жив, то сейчас свободен от нас, охотится, сражается и живет без нашего бдительного присмотра.

Если я добьюсь успеха, то же самое будет и с Джеком. Он сможет идти, куда захочет, без угрозы от Хейза или горы моих улик, которые помешают ему осуществить свои планы. И на этот раз я не буду преследовать его по пятам.

Я смотрю на часы, пока выполняю следующие шаги. Достаю пистолет из оружейного сейфа. Отправляю сообщение Джеку. Отправляю сообщение Хейзу.

Я уже собираюсь свернуть в подвал, когда что-то ударяет меня в спину.

В ошеломлении падаю на пол. Такое чувство, будто осы ползают у меня под кожей, жаля мозг. Мои зубы стискиваются, а тело сотрясает дрожь. Боль прекращается так же внезапно, как и началась, но я слишком потрясена, чтобы пошевелиться.

Даже если бы я могла, уже слишком поздно.

Мокрая тряпка зажимает мне нос и рот. Я пытаюсь задержать дыхание и бороться, но это неизбежно. Один вдох сладкого аромата цитрусовых и ацетона, и у меня кружится голова.

— Все будет хорошо, Изабель, — говорит мужской голос, перекрывая мой слабый протестующий стон. — Просто поспи.

Глава 21

Судно

ДЖЕК

В домике тихо. Окружающий лес что-то приглушенно шепчет. Щебет лесных дроздов, которые опаздывают на миграцию. Шорох белок в густом подлеске. Я убираю стрелы и составной лук в футляр, отдавая должное вкусу Кайри в оружии.

Когда смотрю на начало тропы, во мне просыпается настойчивое желание последовать за ней, образ того, как она уходит, оставляет свежее впечатление, и я бросаю взгляд на мертвое тело у своих ног.

Это первый случай, когда утилизация тела стала неудобством.

Я кладу планшет на безжизненную грудь Колби и проверяю время на своем телефоне, устанавливая будильник, который предупредит меня через двадцать минут — время, необходимое Кайри, чтобы добраться до университета на свою встречу.

Убирая телефон в карман, я оглядываю лесистый пейзаж и понимаю, почему ей здесь так нравится. Одиночество, уединенная жизнь. Дикая природа для изучения. Сентиментальная привязанность к семейной хижине.

Ей будет трудно отказаться от этого.

После того, как обвязываю веревку вокруг лодыжек Колби и закрепляю узел, я кладу чехол для лука рядом с планшетом у него на груди и тащу его туда, где перетаскивать отрубленные части тела будет менее утомительно.

Как только я перенесу его всего в подвал, то смогу начать процесс снятия кожи. Я признаю, что прошло слишком много времени, и моя кровь бурлит в жилах в предвкушении.

Сейчас я направляюсь туда, чтобы найти ножовку, и обязательно беру с собой планшет. Не то чтобы я не доверяю своей прекрасной маленькой жрице, но всегда нужно быть готовым к сюрпризу в подвале. Особенно учитывая, что моя лисица, как известно, оставляет мне на обед случайные части тел.

Когда я открываю дверь, мой взгляд падает на стеклянную перегородку, занимающую половину пространства.

Как, черт возьми, она притащила сюда стеклянную клетку?

Сама изобретательность этого сооружения поразительна, от его ужаса захватывает дух.

И я понимаю, что это комната убийств Кайри.

Морозильная камера в углу привлекает мое внимание, и я прохожу мимо многочисленных блестящих инструментов вдоль стены, направляясь к ней, а также к письму, написанному от руки, которое замечаю на крышке устройства. Я беру письмо в руки, узнавая свою почтовую марку.

Дорогой Джек,

Все, что здесь есть, — это благодаря тебе.

Я думала, что будет больно отдавать эти вещи. С того момента, как мы впервые встретились в моем доме, я цеплялась за каждую частичку тебя, которую могла найти. Я знаю, ты думаешь, что не спас меня в тот день. Может быть, ты и прав, но не в том смысле, в каком ты считаешь. Ты дал мне шанс спастись. Знал ты это или нет, Джек, но ты стал фундаментом, на котором я перестроила свою жизнь.

Может, именно поэтому мне не больно возвращать эти частички себя обратно. Потому что теперь я могу постоять за себя. Поднимаясь со дна, я наслаждалась, строя свою жизнь заново. Возможно, эта жизнь не для каждого, но она моя, и я такая, какой хочу быть. И я хочу разделить с тобой свою жизнь. С настоящим тобой, а не тем мужчиной, которого, как мне казалось, я знала по тем кусочкам, которые ты оставил позади, и моментам, которые я выслеживала.

Итак, я дарю тебе эти вещи с легкостью на сердце. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто ты не возьмешь их и не исчезнешь. Я знаю, что ты намерен покинуть Уэст-Пейн, Джек. Обещаю, что на этот раз не последую за тобой. Я могу только надеяться, что произошедшее между нами было для тебя таким же реальным, как и для меня.

Я создала образ ангела мщения, который ворвался в мою жизнь вместе с холодным ветром в мой самый мрачный час. Я хотела уничтожить человека, которого встретила после долгих лет наблюдения из тени. И я люблю мужчину, которого узнала в процессе попыток сжечь его дотла.

Я люблю тебя, Джек Соренсен. Ты единственный мужчина, которого я когда-либо любила. Единственный мужчина, который у меня когда-либо будет.

Навеки твоя,

Лилль Мейер

Я складываю письмо медленно и обдуманно, выравнивая углы так, чтобы они точно сходились, прежде чем рассеянно провести пальцем по сгибу. Внизу живота возникает жжение, когда мой взгляд скользит по вещам, которые она разложила рядом с морозилкой.

Я открываю папку из плотной бумаги. Внутри — вырванные страницы из журнальных статей. Фотокопии изображений из журнальных публикаций, автором которых я был. Прилагается несколько пресс-релизов, но есть и маленькие сувениры, такие как квитанции, стикеры для заметок, даже ручка — я смутно узнаю ее, когда беру в руки знакомый мягкий на ощупь корпус.

Среди предметов — одна из моих учебных программ, которую я вёл во время защиты докторской диссертации в Университете Ревери Холл в Эшгроуве.

Но одинокий клочок бумаги привлекает мое внимание. Сохраненный в первозданном виде и заламинированный чек из ресторана-бара Arley's Campus. Университет Ревери-Холл. Оплачено наличными. Пеллегрино. Салат «Цезарь» с курицей. Капучино.

Датировано тем днем, когда я убил Уинтерса.

Я упираюсь ладонями в край морозилки и бормочу проклятие.

Моя маленькая сталкерша.

Кайри следовала за мной годами, наблюдала, собирая сувениры. И все это без моего ведома.

Сгорая от любопытства, я поднимаю крышку морозилки и обнаруживаю половину тела. Несмотря на то, что он запечатан в пластиковую пленку, я знаю, что это вторая половина Мейсона Дюмонта. Как одно из тех дружеских сердец, разбитых надвое, наше сердце — мертвое тело, и она отдает мне свою отрезанную половину.