Генерал напомнил мне, что большая часть России лежит в Азии, где проведена большая культурная, и цивилизаторская работа. Однако развитая мною мысль о возможностях евразийской федеративной политики равноправных народов его захватила.

Я видел Лукина еще раз в 1943 году. К этой встрече я вернусь в связи с другим вопросом{3}.

Народная революция и "военно-политические цели" Гитлера

Со времени создания советского государства мировая общественность, втайне или открыто, жила надеждой на переворот в России. Вначале "мировая совесть" была потрясена размерами истребления человеческих жизней. Гражданская война и беспощадное осуществление постулатов марксистско-ленинской доктрины методами государственного террора стоили народам Советского Союза огромных жертв. Уничтожались и духовные и материальные ценности. К началу войны 1941 года в России не было почти ни одной семьи, не пожертвовавшей Молоху большевизма хотя бы одного из своих членов. Уничтожение ведущих слоев народов Советского Союза, коллективизация, чистки в армии и в партии, гонения на Церковь, подавление свободного творческого духа - всё это достигло своей высшей точки при усовершенствованной системе режима насилия у преемника Ленина - Иосифа Джугашвили-Сталина.

Однако, параллельно с развитием узаконенного террора как фундамента советской государственности, постепенно шел и процесс консолидации последней. Советский Союз, по мере его признания как суверенного государства некоммунистическими странами мира, шаг за шагом, на основе международного права, становился равноправным партнером некоммунистических стран. Следствием этого было, хотя и медленное, но всё дальше идущее успокоение "мировой совести". Народы России были изолированы от всего мира и предоставлены гнету как утонченного аппарата психологической индоктринации, так и физического угнетения и запугивания. Дезинформация, страх и развращающий оппортунизм создали в целых поколениях народа беспримерную в истории атмосферу недоверия и безнадежности. Становилось очевидным, что переворот мыслим лишь при толчке извне, который разрядит силу отчаяния широчайших народных масс и вызовет этим подлинную народную революцию, которая была задушена ленинским переворотом в ноябре 1917 года и дальнейшим режимом насилия Ленина и Сталина.

В июне 1941 года этот толчок извне пришел, и подлинная русская революция вспыхнула. Не в Москве и не в городах и сёлах, всё еще находившихся под властью Сталина, а в занятых немецкими войсками областях с населением почти в 70 миллионов человек.

Эти миллионы интересовались не мировоззрением немцев, а их политическими целями; всеми ими руководило одно стремление: с помощью хорошо вооруженных оккупантов сбросить гнет террора, насилия и нужды в России.

Революция шла всюду там, где офицеры и солдаты Красной армии складывали оружие и изъявляли готовность бороться с угнетателями на стороне своих освободителей, кто бы они ни были.

Революция захватила, в первую очередь, лишь в 1940 году закабаленных советской властью латышей, эстонцев и литовцев. Эти народы еще хорошо помнили свою свободу и политическую самостоятельность за 1919-1939 гг. По вступлении советских войск на территорию этих стран они пережили подавление свободы, аресты и депортации. С другой стороны, они еще не знали оборотной стороны национал-социализма, тем более, что Гитлер обещал уважать независимость малых народов. В Ковно, при вступлении германской армии, было создано национальное литовское правительство. Нацисты его вскоре распустили. Латышские и эстонские патриоты, создав партизанские группы, поддерживали немецкие фронтовые части; бойцы латышского Охранного корпуса вместе с немцами регулировали движение, когда первые германские танки входили в Ригу.

Конечно, успехи германского военного командования и фронтовых частей заслуживали признания. Но даже и начальные успехи германской армии были бы невозможны без объективного наличия революционной ситуации в Советском Союзе. Эту революцию распознали лишь немногие.

Отсюда с неизбежностью следовало, что все дальнейшие военные успехи в большой степени будут зависеть от политической концепции германского руководства в отношении судьбы народов Советского Союза. Именно над этим задумывался фельдмаршал фон Бок. Он часто вспоминал слова своего двоюродного брата, бывшего царского морского атташе в Берлине: "Россию руками не возьмешь!"

Мы мало знали о планах Гитлера и ОКВ. Говорилось только, что еще до наступления зимы должны быть заняты промышленные области восточнее Днепра (то есть, примерно, до линии Харьков-Ростов), Кавказ (с его нефтью), Крым, а на севере - территория к востоку от Ленинграда.

"И что дальше?" - спрашивали мы себя.

В задачи Бока не входило, однако, решать политические проблемы. Как одаренный генштабист, он, естественно, видел, что самая первоочередная военная цель - занять Москву. И этой цели необходимо было достичь еще до наступления зимы. Бок думал, что затем можно было бы настаивать на разумном политическом решении; Гитлер не стал бы рисковать потерей столицы советской империи, завоеванной ценой больших жертв.

Само собой разумеется, что Бок мог обосновывать свои предложения лишь с чисто военной точки зрения. Москва - сердце советской мощи. Поэтому Москву необходимо было взять, бросив на это все имеющиеся силы. Таково было основное требование Бока.

Сталин видел столь же ясно, что Москву нужно было защищать всеми имеющимися силами. Бок непрерывно старался добиться признания своей концепции. Но борьба мнений в Ставке фюрера была нескончаемой. А время уходило.

Однажды главный штаб группы армий "Центр" в Борисове посетил особоуполномоченный Розенберга, министр по делам занятых восточных областей. Его сопровождал высокий партийный деятель. Бок пригласил их обоих к обеду. Из разговора при этом, как он рассказывал позже, у него создалось впечатление, что в отношении русской проблемы между Розенбергом, Гиммлером и другими министрами были большие расхождения. В одном лишь пункте они оставались, видимо, одного мнения: завоеванная территория должна быть оккупирована и колонизирована. Правда, еще до похода против СССР Гитлер выступил перед фельдмаршалами и говорил о своем намерении завоевать Россию, коротко упомянув при этом об особых задачах СС на русской территории, но его высказывания не были тогда приняты всерьез. К тому же, не было известно никаких подробностей. Поэтому думалось, что ввиду огромности такой задачи здравый человеческий смысл подскажет правильную политику (да и на плакатах везде стояло: "Гитлер - освободитель!").