Помимо обслуживания самих русских, обе газеты выполняли и другую важную задачу всюду, где немцам приходилось иметь дело с русскими людьми. Гроте пришла блестящая мысль прилагать к газетам сокращенный пересказ содержания на немецком языке - "для информации немецкого кадрового состава". Краткий немецкий текст читали немецкие офицеры и солдаты, как на фронте, так и в лагерях военнопленных. И те из них, кто до сих пор этого еще не знал, узнавали, что русский - никакой не "унтерменш", а такой же человек. "Хорошему немцу" говорила это теперь не только его совесть, но и само верховное командование, да еще "по служебной линии". Без сомнения, эти приложения помогли облегчить участь многих тысяч советских людей.

Со стороны национал-социалистических властей - поскольку и Восточное министерство, и Министерство пропаганды, и даже СД пытались добиться влияния на русские газеты - от времени до времени высказывалось осуждение тому, что газеты совершенно не пропагандируют антисемитизма или даже (как говорилось в одном из протестов) "не ведут антисемитской воспитательной работы". Бернеру Борману всё труднее было отбиваться от этих обвинений.

И опять-таки Зыков нашел выход из положения:

- Хорошо, - сказал он мне, - мы включим антисемитские материалы в "Доброволец" и в "Зарю". Мы будем брать их из немецких газет, например, под заголовком: "Фёлкишер беобахтер" пишет - двоеточие. Наши читатели сразу поймут, что эта заметка идет в нагрузку. Советский человек научен читать между строк!

Зыков нашел патентованное решение, и оно себя оправдало.

Но работа в Дабендорфе велась с большим успехом не только в области прессы.

Русским руководителем учебной части Власов назначил сперва пожилого, с несколько сангвиническим темпераментом, генерала Ивана Алексеевича Благовещенского. Вскоре его заменил умный, осмотрительный и энергичный генерал Федор Иванович Трухин. Трухин был русским и европейцем. Он был корректным человеком и способным генштабистом.

Власов, Малышкин и Трухин подбирали инструкторов и учителей, будущих дивизионных и полковых командиров и других старших офицеров. Одновременно был подобран административный персонал. Таким образом, создавался резерв, из которого можно было бы черпать руководителей, когда и если понадобится.

Первоочередной задачей было наладить обучение инспекторов для лагерей военнопленных и находящихся на фронте добровольцев. Всё это, как я уже говорил, было чисто русским делом, в которое мы, по соглашению с Власовым и Малышкиным, не хотели вмешиваться. Но всё в целом должно ведь было функционировать как бы в немецком обрамлении. И тут возникли трудности. Деллингсхаузен должен был постоянно иметь дело с немецкими властями, так как его обязанностью была координация всех мероприятий русского руководства и немецких учреждений. Я сам, как и прежде, был часто в разъездах между ОКВ в Берлине и ОКХ в Мауэрвальде. Приходилось решать политические задачи и координировать действия. Гелен, Рённе и Штауфенберг, как и его преемник Кламмрот, постоянно посильно помогали нам. Между тем, пришлось учитывать мнение еще одной, новой контрольной инстанции - бюро "генерала восточных войск".

Когда была разработана русская учебная программа и доклады лежали перед нами в готовом виде, мы столкнулись с серьезными трудностями. Мы, оказывается, снова опередили события.

Темы и тезисы курсовой программы не вызвали возражений, но содержание материалов, а главное тон изложения обнаруживали большие расхождения во взглядах русских и представителей министерства Розенберга, а также генерала восточных войск.

Немецкий руководитель учебной части барон фон дер Ропп уже имел подобный опыт по лагерю в Вульхайде. Мне было ясно, что мы ни в коем случае не должны сейчас обострять отношений ни с Восточным министерством, ни с Министерством пропаганды, тем более, что генерал Ведель (ОКВ) отказался взять на себя ответственность. Ведель лишь "рекомендовал" привлечь оба указанных министерства к утверждению учебных программ.

Быстро решившись, я поехал в ОКХ. Рённе поручил дело "клубу", и в течение десяти дней представленные русскими учебные программы были утверждены. Так дело обошлось без запроса обоих министерств. А что излагали русские лекторы своим слушателям в ходе учебных занятий - все равно было статьей особой. Русские хотели и могли толковать свои проблемы лишь из свой собственный лад. Это было дело Федора Ивановича Трухина и ответственного за политическую часть нашей программы Александра Николаевича Зайцева. Кстати, с Трухиным и Зайцевым в Дабендорф прибыли и другие представители активной русской эмигрантской организации НТС, членский состав которой пополнился за счёт притока бывших советских граждан. Эта организация оказывала большое влияние на идейное направление в борьбе против Сталина. Как я уже говорил, начальство меня предостерегало от НТС, но Гроте и я видели впереди большую цель, и оба мы познакомились с прекрасными людьми из НТС. Так как и Власов дал свое благословение, мы, на свою ответственность, игнорировали предупреждение. Мы ни разу не пожалели об этом.

НТС следовал политическому курсу среднему между либерализмом и умеренным дирижизмом. Руководство НТС, мировоззренчески принимая взгляды русских философов Бердяева, Лосского и Франка и опираясь также на разработанный Генрихом Пешем (он исходил из католического социального учения) солидаризм, искало новых форм организации общественного и экономического порядка, отвечавших политическим требованиям новой, свободной России.

Хотя с нашей точки зрения, НТС и был организацией старых эмигрантов, но члены его, с ясным пониманием реальной обстановки, сразу же начали совместную работу с людьми из Советского Союза. Именно это Роппу, Гроте и мне казалось решающим. Далее, важно было и то, что НТС, по собственной инициативе, уже начал свою деятельность в занятых областях, в лагерях восточных рабочих и в различных центрах русской жизни, следовательно там, куда мы еще не могли проникнуть. Эта деятельность, по дошедшим до нас сведениям, была свободна от какой-либо связанности иерархическим подчинением, самоотверженной и жертвенной. Далее, то, что такие люди, как Трухин и доцент Зайцев, с одной стороны, и Зыков (антисталинец, но марксист) - с другой, несмотря на ряд противоречий во взглядах, бок о бок работали для осуществления общей огромной задачи, было признаком политической мудрости и терпимости{22}. Пражский манифест 1944 года носят явный отпечаток этой совместной работы.