…Это словно был их тайный шифр — особенный, принадлежащий лишь им двоим. Как зачарованная, Тея кивнула и склонилась к его уху, шепча что-то на незнакомом языке. Может, бессмыслицу; может, слова любви… а может, просто сплетни пересказывала, с неё бы сталось. Но с каждым словом, с каждым звуком Корво ощущал, как искра его дара всё сильнее разгорается, обращаясь пожаром — прямо здесь, посреди бескрайних вод.

«Я — никто, — повторил он про себя старую присказку. — Я — лишь зеркало, что отражает чужие таланты».

И — задержал дыхание.

Мир тут же изменился.

Костомару сидел ближе всех, если не считать Теи, и его дар полыхал ровно и ярко, растекался по телу живым пламенем. Казалось, протяни руку — и зачерпнёшь полную горсть бессмертия. Маки-Велли, тревожный и изменчивый, как его собственные способности, находился чуть дальше и напоминал двойную звезду — и не случайно, ибо он мог не только парить в воздухе, сколько душа пожелает, но и менять цвет кожи, становясь почти невидимым на любом фоне. Таланты великих старух, Вердад и Урды-Тапу, выглядели почти одинаково — огромные, расплывчатые пятна света, немного похожие на те облака хищного тумана, которые окружали садовницу Мору-Дис, нынче, увы, давно покойную…

«Время, — напомнил себе Корво. — Этак я задохнусь, если слишком задумаюсь».

Небывалый остров переливался сотнями ярких искр, точно оживший фейерверк, но среди множества огоньков не было нужного. Чуть в отдалении от него несколько отблесков слились воедино — видимо, охранители проплывали вдоль берега на лодке, но от них Корво отмахнулся почти сразу, чтоб не терять драгоценные секунды. Он хорошо помнил дар Айно — собственно, как и любого обитателя Приюта — и теперь потянулся мысленно не вдаль, а вглубь самого себя, всматриваясь в тёмную поверхность воображаемого зеркала. До тех пор, пока перед глазами всё не поплыло от нехватки воздуха; до тех пор, пока не погасли вокруг все огни-таланты… кроме одного.

Искра промелькнула лишь на мгновение, но этого хватило.

Корво хрипло втянул воздух, едва не закашлявшись, и тут же ощутил ободряющее прикосновение к плечу и услышал шёпот: «Молодец, справился». Вслепую, не размышляя, потянулся, обнял Тею — и поцеловал. Хотел в знак благодарности, да не вышло — поцелуй затянулся.

Лодка покачивалась на волнах.

Маки-Велли на дальней лавке успешно притворялся ветошью.

Костомару Бессмертный, главный сердцеед острова, который и не такого навидался за долгую жизнь, старательно разглядывал собственные ногти, делая вид, что больше его не интересует решительно ничего…

— Десять дней, — мрачно произнесла Вердад, когда поцелуй наконец закончился. — Но больше не проси, ей-ей, не вывезу.

«Какие десять дней?» — хотел спросить Корво, но тут вспомнил про отпуск, хитростью выманенный, и не нашёлся, что ответить. А Тея, смущённо зардевшись, уткнулась ему в плечо.

— Э-эгрхм… — протянул он, прочищая горло. Голос слегка хрипел, как всегда бывает после того, как слишком надолго задержишь дыхание. — Ну, хорошая новость: Айно пока жив. А что до направления… Дотянуться до его дара я сумел лишь на секунду, поэтому показать могу только примерно: вон там, — и он махнул рукой.

Вопреки ожиданиям, никто не возрадовался. Напротив, тишина сделалась какой-то обречённой, гнетущей. Корво недоумённо огляделся — и осознал наконец, куда указывал его собственный палец.

«Граница Ада, — пронеслось в голове. — Ну конечно, куда ещё может сбежать ребёнок, чтобы доставить всем побольше беспокойства?»

Небывалый остров, как правило, дрейфовал в той части океана, куда алонкеи не заплывали. Во-первых, из-за полосы штормов и мощных ветров; во-вторых, из-за коварных рифов; в-третьих, из-за ядовитых туманов, испускаемых двумя подводными вулканами; в-четвёртых, из-за множества чудовищ, обитающих здесь — в том числе кракенов, одного из которых приручила в своё время Нотта… И, наконец, в-пятых — благодаря бдительным охранителям, которые берегли корабли Альбатросов от зорких глаз и загребущих рук младших учеников. К счастью, немногие стремились попасть в здешние места из-за страха перед Границей Ада, которая и была источником всех — или почти всех — бед. До неё, впрочем, оставался почти день пути — достаточно далеко, чтобы избежать большей части опасностей, и всё равно в каждом новом поколении воспитанников находились непоседы, которые устремлялись именно туда.

В прошлый раз переполох устроил именно Маки-Велли, хитростью и уговорами сколотив команду из тринадцатилетних искателей приключений, и заслужил таким образом своё прозвище, «Прохиндей». Именно потому-то сейчас он и переживал больше других — знал, чем может обернуться такая вылазка. Двенадцать лет назад спасать их отправилась Нотта-Кракен с пятью помощниками, а вернулись тогда только трое — остальные пали жертвами чудовищного вихря, налетевшего с Границы Ада. Весь тот час, пока лодка не трогалась с места — Корво какое-то время мутило от малейших передвижений из-за злоупотребления собственным даром — Маки-Велли то ёрзал на лавке, то воспарял над нею, словом, места себе не находил. В какой-то момент ему померещилось, что по волнам плывёт окровавленная детская сандалия, но, к счастью, это оказались всего лишь водоросли.

«Пусть помучается, — лениво размышлял про себя Корво, косясь на него. Из раскуренной трубки поднимался терпкий дымок и стелился над водой, точно клочья тумана. — Из таких вот бывших проказников лучшие наставники выходят».

— Я понял,— произнёс вдруг Маки-Велли, точно откликаясь на его мысли. — Взрослые на самом деле не глупее детей и тоже могут выдумывать хитрые каверзы. Только они понимают лучше, к чему это может привести!

— Опа, — удивлённо вскинул брови Костомару, отвлекаясь от созерцания ночного океана. — Неужто дошло?

А Корво в кои-то веки не нашёлся, что съязвить, и молча похлопал бывшего ученика по плечу.

***

Тих и безмятежен вечер у Границы Ада.

Прошивают завесу мглы на горизонте живописные синеватые зарницы, уютно клубятся грозные косматые тучи, танцуют багровые вихри, скитаются в океанских глубинах кошмарные чудовища, опасливо избегая встречи с диковинной оранжевой лодкой, бодро скачущей по волнам…

Яркий окрас, как известно — знак опасности, а детские голоса — вдвойне.

Ведь других детей тут не встретишь, кроме как с Небывалого острова — а какому чудовищу охота связываться с одарёнными детишками, следом за которыми вдобавок наверняка приплывёт Очень Сердитый Кракен?

Нет, конечно, чем ближе к Границе Ада, тем выше шанс встретить создания более кошмарные, чем разумные, из тех, что сначала хватают, топят и жрут, а потом уже задумываются, отчего у них вдруг несварение случилось — но до них ещё добраться надо!

А пока лодка неслась вперёд, взяв курс прямиком к той самой Границе Ада и давно оставив позади Небывалый остров — а с ним и всякие сомнения, и так-то не особо свойственные воспитанникам Приюта; и обиженную Тику с её диковинным фонарём, собранным из деталей того древнего механизма; и зыбкую иллюзию самой себя, как ни в чём не бывало покачивающейся на волнах у причала.

— Надеюсь, госпожа Тея не сунется проверять свою лодку, — озабоченно пробормотал Нино, первым высказав витающее в воздухе опасение.

Ему пришлось взять на себя роль движущей силы — иных способов сдвинуть лодку с места они не нашли, а Тика, раздосадованная, что её не берут, помогать отказалась наотрез, хотя поначалу, разглядывая лодку, и бормотала интригующе «Интере-есненько…»

— Ай, да она о ней вообще не вспоминает, — только отмахнулась Нуна. — Тем более Кио расстарался… Правда, Кио?

Названный Кио — тот самый смуглый паренёк с соломенными вихрами, которого Нино с Нуной выдернули в обеденном зале — осторожно пожал плечами:

— Ну если не заштормит, и полог не развеется… Или если ветер с Границы Ада не налетит, или кракен не разыграется, или…

— Эй-эй, уймись! Просто скажи, что ты постарался, а то для чего мы тебя вообще потащили?

— Полагаю, — всё так же осторожно отозвался Кио, смутившись от пристального взгляда Нуны, — полог у причала пару часов продержится, но…