– Обязательно куплю, – пообещал Волков. – И проса, и бобов, и гороха, и муки. Так они готовы в случае надобности взяться за дело?

– Так а что же им еще делать? Не всем нравится глину копать да кирпичи с черепицей жечь.

– Не далее как два дня тому назад люди спрашивали меня, нет ли где поблизости какой войны, – вставил Бертье. – Думаю, что они не отказались бы от пары монет.

– Но разбегаться не думают, – добавил Рене.

– Нет, разбегаться не думают, – согласился его товарищ. – Просто деньги нужны, а так им тут очень нравится.

Волков замолчал и больше не разговаривал за вечер. Пил вино, но был трезв, слушал шутки и почти не смеялся. Он вдруг подумал, что просьба епископа не так уж и важна. Может, не так уж и важна! Может, лучше остаться тут, в этой убогой земле, в этом бедном доме, с этой красивой женщиной, которая когда-то была блудной девкой. Наплевать на архиепископа, на грабежи и деньги, на желание иметь замок. Авось мужики и Ёган его прокормят.

Он вдруг растерялся. Может, и вправду стоит остаться тут жить, жить тихонько. Ведь что ни говори, тут неплохо, и люди все эти, что сидят за его столом, не так плохи. Роха выглядел приличным человеком, говорил с женщинами вежливо и даже галантно, хотя пил за двоих.

Что теперь делать? Отправить Хилли и Вилли в Ланн вместе со всеми набранными людьми? На эти вопросы кавалер ответов не имел.

Он вышел проводить гостей до ворот, все разошлись, в темноте с фонарем стояли только Сыч и Роха.

– Вижу, что ты им ничего еще не говорил, – заметил Игнасио.

– О чем? – спросил у него Волков.

– О деле, что ты задумал.

Роха хоть и выпил много, а говорил как трезвый.

– О деле? О каком еще деле? – Кавалер начинал немного раздражаться. Ему не нравилось, что Роха спрашивает о том, о чем он сам еще не принял решения.

– Для которого ты нас сюда привел, – говорил Скарафаджо, – я же слышал, как ты спрашивал ротмистров о готовности их людей. Не просто так спрашивал.

– Я просто спросил, – отрезал Волков.

– Ты никогда и ничего не делал просто, – усмехнулся Роха. – Дури вон этих простаков ротмистров, а я-то тебя десять лет уже знаю. Еще с южных кампаний.

Все это он говорил еще и при Сыче, который слышал весь разговор.

– Прикусил бы ты язык, Скарафаджо, – зло бросил кавалер. – Болтаешь как баба.

– Я нем как могила. Только хотел бы знать, что мне делать?

– Я тебе все сказал. Завтра займись постройкой бараков.

– Как прикажешь, Яро, как прикажешь.

– Господин мой! – В свете дверного проема стояла Брунхильда. – Господин мой, идите уже домой.

– Чего тебе неймется, Яро? Чего ты все ищешь, ведь у тебя все есть для счастья. И холопы, и баба, и деньги. А ты опять что-то затеваешь. Я бы на твоем месте…

– На моем месте?.. Займись бараками, дурак! – зло ответил Волков, повернулся и пошел на свет открытой двери.

Он поздно лег да еще и долго любил Брунхильду, все никак не мог насладиться ею. А она сама еще вставала из кровати и голой ходила за водой, да все при свечах, как тут остановиться? В общем, встал Волков, когда пришел Ёган, сел у очага и стал говорить с Брунхильдой, которая поднялась еще с петухами. Встал, когда услышал, как Ёган жалуется:

– Корову задрали волки. За нее деньги плачены, мужик плачет, без молока детей волк оставил.

– Дай поспать господину! – шипит на него красавица. – Чего уж теперь плакать, чего господина будить, корову-то волк не вернет.

– У кого волк задрал корову? – заинтересовался Волков.

– Ну, разбудил, дурень, – злилась Брунхильда.

– Господин, у мужика вашего, Михеля, – принялся объяснять ситуацию Ёган, – вчера заблудилась корова, убежала от пастуха, сегодня мужики пошли искать – нашли в овраге погрызенную.

– За Бертье посылал? – поморщился Волков, он пришел и сел за стол босой, только в нижней одежде.

– Нет, сначала вам решил доложить.

– Вот и дурень, шел бы к Бертье, чего господина всякой ерундой беспокоить, – буркнула Брунхильда, ставя на стол перед кавалером таз с теплой водой.

– Скажи Максимилиану, чтобы к Бертье ехал, – велел Волков. – Пусть тот сюда приедет, нужно это дело с волками закончить.

Ёган ушел, а Брунхильда подошла к кавалеру сзади, обняла сильными руками, зашептала в ухо:

– Чуть не убили вы меня вчера, едва жива осталась. Так меня трясли, что у меня дух перехватывало. Думала, задохнусь.

Она поцеловала его в щеку, а он поцеловал ей руку.

Пока мылся и завтракал, приехал Бертье, позвал двух своих людей из солдат, что были всегда с ним на охотах, стали готовить собак. Лай стоял на весь двор, собаки взволновались, чуяли дело. Как кавалер закончил, так и поехали.

– Господи, хоть отдохнули бы, – говорила Брунхильда, стоя на пороге.

Но он ей только улыбался в ответ, даже не прикоснулся. На людях не нужно этого.

Волков, Бертье, Максимилиан и Ёган верхом, псари пешие, Бертье и Максимилиан с арбалетами.

Ехали недолго, за Эшбахтом, на запад и вверх, потянулся длинный овраг, так вдоль него и направились. И получаса не прошло, как Ёган указал рукой на густые заросли барбариса под холмом:

– Кажись, там.

Так и было, там два мужика рубили топором то, что волки не догрызли, складывали мясо в мешки. Бертье с псарями сразу взялись за дело. Псари с собаками полезли в кусты да в овраги, Бертье заехал на ближайший холм осмотреться.

Мужики, завидев господина, бросили свое дело, кланялись.

– Чья? – коротко спросил кавалер.

– Моя, господин, – сказал тот, что был постарше.

– Я тебе корову дал, чтобы ты молоком детей своих подкормил, а ты прозевал ее. Угробил.

– Господин, – мужик перепугался, даже протянул руку к Ёгану, – никак не я, вот и управляющий соврать не даст, я вчерась весь день канаву на болоте капал. Барщину тянул.

– Да не он это, – подтвердил Ёган. – Это пастух-олух корову потерял.

– Ты мне… – Волков обратился к мужику, пальцем на него указывая, – вырезку мне домой принеси, если волки ее не сгрызли.

– Не сгрызли, господин, вымя да требуху поели, мясо не трогали, – говорил мужик, кивая, – принесу вам, принесу.

– Ёган!

– Да, господин.

– Коли мужик невиновен, дай ему денег, пусть новую корову себе купит.

– Ох, спасибо, господин, ох, спасибо! – Оба мужика стали кланяться.

– В долг ему дай, – произнес кавалер с ухмылкой. – То, что на дармовщину дается, не берегут.

– Господин, так разве то мы? – сразу скисли мужики.

Волков не слушал их, он говорил Ёгану:

– Сычу скажи, пусть пастуху плетей даст.

– Я и сам ему всыплю с удовольствием, – пообещал Ёган. – Не спущу дураку ущерба.

– Только не злобствуй, десяти плетей хватит.

– Ну, не злобствовать так не злобствовать, хотя я бы больше ему дал. Уж больно нерасторопны они тут, больно ленивы, спустя рукава все делают, без боязни.

– Не злобствуй, говорю, чтобы не свалился он потом в горячке.

– Как пожелаете.

– Кавалер! – крикнул один из псарей, тот, что залез в самую гущу кустов. – Собачки, кажись, след берут.

– Так берут или тебе кажется? – в ответ кричал ему Бертье.

– Берут, берут, – отвечал псарь.

– Ну, пускай.

– Пускаю.

Собаки пошли резво, с задорным лаем, так что псари едва за ними поспевали, да и Волков, Бертье и Максимилиан тоже, хотя были верхом. Псы кидались и в овраги, и в кусты, а люди должны были обходить и объезжать препятствия. От такой езды – то в овраг, то из него, когда все время приходилось вставать в стременах – у кавалера заныла нога. Но что делать, просить собак бежать помедленнее? Или просить псарей придерживать. Нет, позориться перед более молодым Бертье и совсем юным Максимилианом кавалер не желал, злился и на псарей, и на дурных собак, но терпел и ехал.

А собаки след держали крепко, кое-где петляли, конечно, но не оттого, что теряли след, а оттого, что волки бродили кругами.

И вели собаки на запад, шли южнее большого поля, которое кавалер отдал под пашни солдатам Бертье и Рене, отчего теперь это поле называли солдатским. Они проехали белые мазанки, в которых селились солдаты, и направлялись все дальше на запад. Тут пошли совсем крутые холмы и овраги: в такой заедешь – так не выедешь. Еще тяжелее стало Волкову. Уже второй час такой езды пошел, кавалер был чернее тучи. Он был уже готов остановиться, до границ его владений оставалось всего ничего, как вдруг собаки престали лаять. Волков остановил коня и дух перевел, обрадовался, что, наконец, нагнали волков, а Бертье и говорит расстроенно: