Красно-фиолетовый, пурпурно-синий, золотисто-белый дракон рассекал звёздное небо неся на спинах маленьких деток в детский сад для изучения арифметики. Все были, как один, – крохотные. Казалось, не дети вовсе, а самые настоящие блохи поселившиеся на гриве дракона, кусают и пакостят. Только ему, дракону, нравилось иметь блох, наблюдать, как те растут, резвятся и смеются, дракону нравилось расти детей и наблюдать, как они со временем становятся умнее, разумнее и мудрее. Дети делали множество ошибок, но не унывали, не злились и не проклинали всех вокруг за свои ошибки, а звонко смеялись и относились к проблеме, как к какой-то игре и забаве, в отличии от повзрослевших деток. Будто у тех взрослых ребятишек, крохотный мозг перестраивался, разлетался на миллион крохотных частей и собирался обратно, но уже как-то неправильно и не волшебственно, забывая детскую радость, а вместо неё приобретая способность быть недовольными жизнью, грустными, пустыми, замкнутыми и подавленными, к тому же ещё очень вредными и капризными.

А пока, дракон, лишь наблюдал, как растут дети, – потому что он возил только их, а большие забывали о нём и даже не видели, к сожалению, – дети ставшие взрослыми переставали верить в чудеса и магию начитавшись книжек, которые не подходят по их возрасту. Так, с ранних лет жизни им в голову вбивали то, что законы физики нельзя изменить, и, что чудес, как фей рассекающий лес с волшебной палочкой на волшебном Пегасе, или Санта Клауса на упряжках с оленями, и Лепрекона, что прячет свои золотые мешки в землю от злых пиратов, – их, просто навсего не существует, и это выдумка писателей употребляющие алкоголь и наркотики и видящие чертей бегающих под столом, собирающих крупинки сахара, чтобы подсластить холодный и безвкусный чай в аду.

Дракон заглядывал за спину едва ли не каждые десять секунд, чтобы точно быть уверенным в том, что никто не выпал из его тёплых, пушистых локонов. Они были и неспроста такими, – пушистыми. Холодный ветер, а особенно ночной и утренний, разряженный морозом и влажностью, накануне выпавшие росы на траву, заставляли крохотные тельца человечков дрожать от холода. Потому, дети прятались в гриву, укутывались им, как одеялом, а тепло тела дракона согревало их, защищая от ветра, дождя и любой другой непогоды.

Впрочем, не все дети любили прятаться. Такое случается с детьми, что считают себя другими, – изгоями. Так, один мальчик со взъерошенными волосами всё время сидел в самом конце тельца дракона и смотрел на узоры на спине; о чём-то глубоко и таинственно думал, обнимал свои колени, надувал губки и грустил. Потому ли, что он был, как взрослые, – скучным, серьёзным, умным, расчётливым, дети не подходили к нему и не разговаривали, не просили поиграть, не предлагали сладости и не рассказывали сказок. Ребятишки, даже когда поднимались на драконий автобус, не здоровались с ним, потому что знали, что мальчик не обратит на них внимания и не помашет рукой и не скажет «привет» в ответ. Казалось, мальчик и вовсе был глуп и глух, да притом, и нем.

Мальчик смотрел на спину уходящих детей, опускал взгляд и вздыхал. Затем, что-то шептал и смотрел на небо и улыбался, словно видел там то, чего не видел никто другой. Дракон замечал многих, как одни играли в салки, рассказывали легенды о моржах, рисовали, а другие спали до назначенного пути, а грустный мальчик всё время смотрел на звёзды и улыбался, а потому, казалось, что звёзды отражались от его глаз, и в них можно было увидеть весь космос, – космос с их большой луной, звёздами, галактиками и астероидами оставляющие огромные хвосты по вселенной, что протягивались на сотни световых лет. Словно кто-то разлил тонкую полоску нефти на воду. Каждый раз, из-за ветра ли, или из-за влажности воздуха, на глазах мальчика образовывались слёзы и катились по щекам вниз, через подбородок на пиджак, с пиджака на брюки, затем те высыхали, мальчик вытирал рукавом глаза, и снова смотрел на узоры на спине дракона и шептал самому себе удивительные заклинания, что известны были только ему.

Пока многие дети смеялись, мальчик думал. Пока все они игрались, мальчик сидел и о чём-то размышлял. Пока дети бежали в детский сад, чтобы научиться арифметике, и поесть вкусную манную кашу со сливочным маслом, мальчик шёл медленно сзади и думал, думал о том, сколько звёзд на небе. Так он научился считать больше, чем все его сверстники.

– Сто сорок девять тысяч двести тридцать один, – отвечал мальчик, когда дети поддразнивали его.

– Ты что, самый умный? – кричал один, – А ну-ка умножь мне…

– Двести один миллион триста семьдесят три, – шептал мальчик.

– Ого! – восхищались маленькие девочки, которые едва ли знали, как досчитать до пятидесяти.

– Да он всё выдумал, нет таких цифр на свете! – и, они уходили, – Скучный он какой-то… пойдёмте.

«А вот и есть!» – хотел сказать мальчик, но сжимал губы и молчал. Погано становилось ему от слов малышей.

В один из вечеров, развозя детей по домам, дракон рассекал воздух вниз и вверх, игрался над озером, поднимался высоко к звёздам, долетал до города, и оставлял детей в их домах. Взрослые смотревшие в это время из окон домов, видели, как в воротам подъезжал обыкновенный красный автобус, оттуда вылезали дети и уходили по домам – так взрослые видели дракона, потому что не верили магии. Утром они садили своих детей на тот же автобус, сами уезжали по работе. Дети были и рады такому. По приходу домой, вечером, рассказывали, как летали по небу, видели орлов, корабли и самолёты, и плавали с драконом в море, а взрослые кивали и улыбались, зная, какая у детей бурная фантазия, не веря им.

Последним в списке был мальчик, который жил за городом, в старом домике у озера – здесь особенно было красиво в отличии от затуманенного газами города; звёзды на миллионы миль, большая луна, закат над озером окрашивающий её в разноцветную радугу. Подлетев к озеру, где стояла лодка привязанная к причалу, мальчик вздохнул и встал.

– Чего же ты так грустишь, Леонард? – спросил дракон.

– Глупые все вокруг, – отвечал мальчик, – Мне чуждо быть среди них. Они не видят всего того, что вижу я, и всё время норовят обидеть меня, потому что я не вписываюсь в их рамки. Все дети глупые.

– Они всего лишь дети.

– Как и я.

– Все люди рождаются разными, потому и интересны они, чтобы познать их. Дети и дружат потому, что в других есть тайна, которую хочется разгадать.

– Все люди одинаковые, взрослые они или нет. Они дружат с теми, с кем выгодно, с теми, кто их поддержит и рассмешит. Труднее всего им говорить про машины, космос, науку и археологию, (откуда только мальчик знает о таких вещах?), потому что они глупы. В обществе детей, я чувствую себя одиноким… Скажи мне дракон, тебе не бывает одиноко?

– Никогда. У меня есть работа, и, те, кто в меня верит. Когда кто-то верит в тебя и жить легче и теплее.

– Повезло тебе…

Леонард вышел на тропу ведущую к дому. На причале стояли две лодки. Мать смотрела через шторы на кухне, что-то готовя и мотаясь туда-сюда, ожидая сына из детского сада. В лодке сидел седой старик с белыми, как снег усами и бородой. Через морщины на лице едва ли можно было различить две бусинки. Лишь очертания луны в его взгляде давали понять, что всё-таки старик не спит. И увериться в том, что это точно не пугало по мотающимся из стороны в сторону голове.

– Лео, Лео! Сынок, ужин остынет, заходи побыстрее, поешь пока горячо! – выбежала мать и с крыльца размахивала полотенцем, сжимая в другой прихватку, – Отец скоро вернётся! Не стой там, простудишься, сегодня ветер сильный! – лодка раскачалась, поднялись волны и ударились об берег, к корешку дерева прибило стеклянную пустую бутылку, с дерева упал лист, и кружась прилип к ней, – Заходи, заходи! – и скрылась в доме, снова бегая то взад, то вперёд, перебирая грязную посуду на раковине, и ставя тарелки и сковородки на стол.