Операционный стол, стихийно сооружённый нами из двух нормальных, мог бы занять особое место в истории хирургии. Каждый из нас сделал всё, что от него зависело, чтобы создать этот шедевр. С первой минуты весь персонал отделения был предельно мобилизован, но всё же конечный результат зависел только-лишь от хирурга. Всем остальным оставалось уповать на господа бога и молиться. Естественно, только тем, кто умеет это делать.
Пока шла операция, мы подготовили для нашей больной отдельную палату. Ей повезло и в том, что здание нашей больницы было построено ещё в девятнадцатом веке. Здесь были очень широкие коридоры и двери. Сняв и отложив в сторону створки дверей, мы обеспечили достаточно удобный вход в палату.
Мы так же соединили с помощью подручных материалов две койки, чтобы создать спальное место, способное выдержать вес этой женщины-горы. Иного выхода у нас просто не было. Ведь её громоздкая кровать не могла бы пройти даже сквозь расширенный проём палаты. С этой кровати мы просто сняли роскошный ортопедический матрац, чудом втащив его в палату. Пока всё это происходило, ветеран нашей больницы дядя Маис не переставал ворчать.
– Не нравится мне эта больная. Несколько раз я сталкивался с этой эмболией. Будь она неладна. При мне всякий раз исход был летальным. Подобные пациенты, как правило, вообще не выдерживают операцию. Тем более, при таком весе.
Когда хирург вышел из операционной, дядя Маис, видимо, щадя самолюбие врача, постеснялся прямо спросить о том, жива ли больная? Только и смог вы дохнуть:
–Ну, как?
– Ну, что тебе сказать? Родилась в рубашке. Эмболия, к счастью, успела захватить только слепую кишку. Удалил её вместе с тромбом. Да, пока не забыл. Надо хотя бы для интереса взвесить всё это.
И тут он указал на сложенные в стороне три больших целлофановых пакета.
–По-моему, я вырезал из её живота не менее тридцати килограммов жира. Лишил бедняжку, как говорится, накопленного запаса на чёрный день. Кстати, было бы неплохо завтра больную показать диетологу и психиатру. Ну, не верю я, чтобы нормальный человек мог бы сам себя довести до подобного состояния.
Хотя операция прошла удачно, но опасность, конечно же, ещё не миновала. По указанию хирурга к больной прикрепили нашу самую опытную медсестру. Врач же ещё несколько раз наведывался в эту палату, и ему докладывали, что женщина вовремя отошла от наркоза и, благодаря болеутоляющим средствам, смогла спокойно заснуть. Но спокойствия не было ни в этой палате, ни в больнице.
На всё здание звучал оглушительный храп этой больной. А храпела она так, как может, наверное, только слон. Убеждён, что от её храпа мог бы воскреснуть даже усопший. До сих пор жалею лишь о том, что я, по неосторожности, стёр из памяти моего нового телефона фантастическую ораторию её храпа. Наш дядя Маис был абсолютно согласен со мной в том, что это настоящий слоновий храп. Мы оба не знали в точности, как они храпят, да и храпят ли они вообще. Но, тем не менее, нам казалось, что только они способны издавать такие трубные звуки.
Я встречал по жизни нескольких серьёзных храпунов, но подобного никогда не слышал. Для описания её храпа нужен был хороший специалист по русскому языку, причём желательно хорошо владеющий ненормативной лексикой. Мы могли лишь констатировать то, что он переходил из высоких регистров в низкие, порой издавал почти органные звуки, но в итоге вновь перемещался из низких в высокие. Но самое главное заключалось в том, что он не умолкал ни на минуту.
Всех ещё удивлял и поражал тот факт, что её родственники, дочери, зятья, все время толпящиеся перед палатой, радостно вслушивались в этот храп и комментировали его. Ведь эти звуки, по их мнению, были самым верным симптомом того, что теперь всё в порядке. Храп вселял в них уверенность, что всё идёт своим путём. Раз она так храпит, значит, теперь больная уж точно находится на пути к выздоровлению. Словом, очередное тринадцатое число завершилось не так уж плохо. Летального исхода всё же не было, хотя мы с дядей Маисом были в нём уверены. А это значит, что женщина-гора и дальше будет по жизни преобразовывать горы различных белков и углеводов в свои стратегические запасы жира, а заодно и руководить процессом приготовления еды в своём ресторане. Справедливости ради надо признать, что готовили там очень вкусно. Мы там иногда с ребятами отмечали какие-то даты, и ни у кого из нас на тарелке ничего не оставалось. Всё съедали подчистую.
Утром, сдавая дежурство, я увидел, что несколько медсестёр, передвигаясь почти на цыпочках и не издавая ни единого звука, заглядывали в приоткрытую дверь палаты. Они еле-еле сдерживали свой смех. Оказывается, наша больная диктовала старшей дочери, что необходимо ей принести поесть. Поневоле мне вспомнились роскошные пиршества из романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».
В своё время этот шедевр Рабле прекрасно перевёл на азербайджанский язык поэт Ахмед Джавад. Читая, трудно даже поверить в то, что это не оригинальный текст. Перевод настолько «вкусный», что отдельные отрывки из него я могу воспроизвести даже наизусть. Теперь мне начало казаться, что эта больная ещё не раз заставит меня вспомнить героев этой книги.
Я уже хотел покинуть больницу и отправиться на занятия, как меня тормознул очередной вопль нашей пациентки.
– Дайте мне поесть! Я подыхаю от голода! Я же умру без еды. Сейчас же дайте!
Оказывается, что доктор во время обхода предупредил больную, что ближайшие три дня её рацион будет состоять только из глюкозы и лекарств. Наивная душа. Он и представить себе не мог, что больная, накануне едва не испустившая дух, может быть столь настойчивой в своём желании поесть. Так у меня по явился новый отличный слоган:
– Ем – значит существую.
Я продолжал улыбаться своей мысли о том, что афоризм Декарта: «Мыслю – значит существую» просто отдыхает на фоне оптимистичного принципа жизни нашей больной. Я ехал на занятия, размышляя о том, что самый большой враг и самый большой друг человека – это он сам. На свете, конечно же, немало обжор. Но думаю, что с таким уникальным экземпляром, как наша пациентка, можно столкнуться не столь уж часто. Видимо, она и не подозревает, что чревоугодие является одним из семи смертных грехов.
В больницу я попал только через два дня. Таков уж был мой график дежурств. Увидел, что снова лестничная площадка третьего этажа опять полна родственников этой обжоры. Хорошо, хоть двери палаты уже были возвращены на своё место. На первый взгляд казалось, что всё в порядке.
– Добрый вечер. Что нового?
Ответ дяди Маиса удивил меня. Я уже не знал, верить этому или нет. Он утверждал, что будто встретившись с нашим психиатром, больная превратилась в самое милое существо на свете и больше не поднимает скандалов из-за еды. Ну просто сущий ягнёнок.
– Наверное, говоря о ягнёнке, ты имеешь в виду породу овец, выращиваемых в селении Гала. Но там только взрослая овца нагуливает вес до двухсот килограммов. Ягнёнок же должен весить гораздо меньше, чем наша больная.
– Злоязычие многих погубило. Ты можешь стать одним из них. Какая разница? Не придирайся к словам. Старайся быть ко всему терпимей. В том числе и к этой несчастной женщине.
– С чего ты взял, что она несчастная? По-моему, она очень даже счастлива. Её наркотиком является еда. А она сама является самым главным начальником над горами пищи. Ну, это примерно такая же ситуация, если бы наркоман владел бы складами с наркотой. А ещё, наверное, она по жизни представляет собой весьма любопытное зрелище для зрителей всех возрастов.
– Какое зрелище?
– Ну, интересно же наблюдать за тем, как горы еды перетекают в желудок женщины-горы. Для многих людей это может представлять нехилый перфоманс. Думаю, что можно продавать билеты на такой необычный спектакль.
Приглядевшись, я увидел, что у самых дверей палаты нашей больной на столе лежат пригласительные билеты. Перехватив мой недоуменный взгляд, дядя Маис сообщил, что ещё вчера муж пациентки порезал жертвенного барана и раздал его мясо. А теперь он, по поручению своей жены, угощает персонал клиники, приглашая всех нас на ужин в свой ресторан. Вся их семья безмерно радовалась тому, что столь огромная беда обошла их стороной. Теперь их надежды на будущее были связаны с тем лечением, которое должен прописать психиатр. Про себя я ещё не раз пожалел человека, которому придётся лечить больную голову нашей пациентки.
