Нестомчивость (неутомимость) — качество, необходимое борзой, с которой охотятся. А приобретается оно постоянной работой, тренировкой. И нет его у борзой со слабой, неразвитой мускулатурой, нет и не может быть, так как слабая борзая не выдержит надлежащей тренировки и перестанет скакать, отстав от лошади или велосипеда, на которых охотник ездит со своей собакой или собаками на тренировки. Может и сильная, хорошо выращенная и натренированная борзая стать стомчивой. Это произойдет, если она долгое время проведет на лежке без охоты, без тренировки по болезни или по небрежности ли хозяина.
Настойчивость — необходимое качество хорошей борзой. Настойчивость — это упорство в преследовании зверя, сколько бы зверь не увертывался на угонках, как бы ни старался он отделаться от борзой, становясь невидимым в густых и довольно высоких бурьянах, в неубранном свекольнике или иной растительности.
Рыск — манера собаки держаться возле охотника. Для этого термина понятного заменителя нет в разговорном языке. Одни борзые вовремя езды с ними верхом на лошади или рядом с охотником (у стремени). Такой рыск называется передним. При таком поведении борзая всегда готова к действию, т. е. к скачке за зверем, так как собаке, бегущей или идущей под рукой, всегда легко указать поднявшегося зверя. Подлинно в переднем рыску, т. е. впереди охотника, борзые могут быть без своры. Но если таких собак приходится брать на свору, они никогда не потянутся назад, а всегда будут проситься вперед и при необходимости быстро передвигаться, например, наперерез замеченному зверю. Они не помешают охотнику сделать маневр, даже если он поскачет галопом. Они никогда не свяжут его, упираясь всеми четырьмя ногами, так как понимают, что зверь где-то впереди. Такие так называемые «рыскучие» борзые, если им не удалось поймать зверя, и он скрылся в кустах балки или в лесу, немедленно возвращаются к охотнику во все ноги и, таким образом, не оставляют его в неопределенном положении, ведь из-под него может побудиться новый зверь. Это очень важно, особенно если охотник едет (идет) местами, где рассчитывает травить не одну лисицу. Да ведь досадно упустить без травли и русака.
Злоба — это смелость и готовность к борьбе с хищным зверем. В прежние времена от псовой борзой требовалась очень сильная и грозная злоба для работы по волку. Современная злоба псовой борзой значительно скромнее, и запросы охотников очень умеренны. Теперь злоба считается достаточной, если борзая (любой российской породы) хорошо берет лисицу. Работа по волку если и бывает, то это случайность.
Вежливость — это спокойное отношение борзой к скоту и домашней птице. Стремление гоняться за всякой живностью свойственно щенкам всех охотничьих пород.
В понятие вежливости входит и еще поведение борзой с пойманным зверем. Она не только не должна рвать или хотя бы мять пойманного зайца или лисицу, но обязана лечь около задушенного ею зверя и ждать охотника.
Мастерство или сметливость необходимы для хорошей борзой.
Чутье используют при погоне за зверем среднеазиатские борзые — тазы и тайганы. На территории Казахстана и Киргизии грунт, растительность, да и все условия совсем не те, что на русских полях; не тот, конечно, и зверь. А особенно нужно чутье тазе или тайгану, когда они сотрудничают с беркутом. Тогда их дело прежде всего разыскать зверя по следу, заставить его вскочить и тем самым подставить под удар беркута.
Охота с борзой
О развитии псовой охоты приходится догадываться по тому, например, что при Великом князе Василии III псовая охота его была поставлено широко, были заведены огромные псарни. Его охота обставлялась очень пышно, в ней участвовали до трехсот охотников.
Возможно, что охота у Василия III была отражением многолюдных и роскошных охот, широко распространенных среди знати стран Западной Европы, а может быть, вкусы русской знати развивались независимо, но в сходном направлении. Находились князья и бояре, содержащие огромные псарни, огромные охоты с множеством борзятников, выжлятников, с доезжими и ловчими, руководившие всей охотничьей прислугой и по существу организаторами всех псовых охот и самой главной — на волчьи выводки. Истребление волков самым непосредственным образом касалось всех господ, людей высшего общества, так как все они владели землями, поместьями и как люди, связанные с сельским хозяйством, в том числе и со скотоводством, волка считали своим лютым врагом.
В XVI веке при Великом князе Василии III и при Иване Грозном псовая охота, несомненно, была распространена. Если уж государи Руси занимались ею с немалым пристрастием, то про царя Алексея Михайловича и говорить нечего. Он был охоч до всякой охоты, от псовой до голубиной. Поэтому была в немалом уважении псовая охота и среди бояр, знати и людей, близких к знати. Не случайно и фон Лессинг написал для царя «Регул» о псовой охоте. И Петр Великий, и последовавшие за ним на престоле императрицы тоже держали большие псарные дворы, и устраивали псовые охоты.
Если царская охота содержалась при некоторых царях не только потому, что они сами были любителями травли, а и ради полноты дворцовой пышности, то вельможи не считали псовую охоту обязательным атрибутом своего высокого положения. Зато те из высшей знати, кто обладал страстью к борзым и травле ими зверя, с не менее великой щедростью вкладывали свои богатства в охоту, создавали огромные псарни со множеством псарей всех рангов от ловчего до корытничего и устраивали огромные и роскошные «съезжие» охоты с участием соседей.
О такой охоте свидетельствует рассказ Р. Л. Маркова «Волчиный князь» (рассказ старого псаря), помещенный в литературных приложениях журнала «Нива» за 1896 год. Выдержки из этого произведения приведены ниже.
Старый псарь, а точнее, борзятник, в 1829 году попал со своим барином на «съезжую охоту» в Польше у пана Тышкевича: «Пребогатющий был пан, вроде царька… А еще подошли именины его. Съезд… был необыкновенный. Он объявил по всей округе, что охота будет в Пуще. Ведь вы и сами изволите знать (обращается псарь Семеныч к слушателю, барину-охотнику), туда с нашей охотою нечего и соваться… Вот и стали сходиться абы какие. Это еще не совсем большая охота, коли приходило двадцать свор борзых, да сорок смычков сочейных (гончие). А у самого-то у Тышкевича и сметы не было собакам да народу при них: доезжачим, выжлятникам, подгонщикам, ловчим да псарям. К тому же и помимо больших охот к нему собралися и одинокие шляхтичи мелкотравчатые… Кто три, кто четыре своры привел с собою, а один между ними пан Стоцкий приехал один, как перст, да и на своре у него было всего два кобеля: сероухий длинный, да муругий Грубиян, здоровенный кобель широкозадый. И лошадка под паном Стоцким была не мудреная, и сам-то он из себя непоказной.
Глядя на его скудность, псари-то панские взялись смеяться над ним, а он прямо и запустил большим козырьком и по псарям, и по всем охотам, да и самого Тышкевича прихватил туда же.
„Эх вы, — кричит, — такие-сякие, тоже хвалятся… а того не знаете, что если все ваши охоты продавать, да вас туда же на придачу, — так и то не хватит купить одного моего кобеля, хоть бы вот этого Грубияна! Жив, — кричит, — не хочу быть, ежели изо всех ваших охот одни ноги поравняются с моим кобелем!“
А на тот грех вышел к нам панский дворецкий да и услыхал эту похвальбу. Он и поставь себе в обиду, что над его паном мелкий шляхтич насмехается. Теми же пятками побежал он во дворец. „Так и так: шляхтич Стоцкий осрамил“. А все господа (за обедом) были уже в переборе. Даже в лице переменился Тышкевич, ударил золотой кубок об пол, закричал во всю голову (Паны повскакивали, стали было и шаблюги свои вытаскивать, немного не дошло до ножей): „Веди сюда Стоцкого и кобеля его тащи во дворец!“
В одну секунду их поставили перед (Тышкевича) очи. И точно, кобель сильно хорош был, словно из чугуна вылит. Однако господа стали спорить. Кто кричит: „Моя сука лучше!“, кто свою свору выставляет. Один говорит, что у Глубияна голова велика; другие кричат, что у него задние ноги коровьи, а иные, прихмелевши, и невесть что кричат.
